По прихоти Малфоя

Глава 19. Возвращение

Она смотрела в его глаза и не могла сказать ни слова. Каждый раз то, что происходило между ней и Люциусом, казалось невозможным и нереальным. И каждый раз Гермиона убеждалась, что всё возможно и всё реально. Только с ним рядом реальность была более ощутимой.

Она не знала, что сказать, когда увидела в его самодовольных глазах веселье и заботу. Люциус закрыл зелье пробуждения, и только теперь до неё дошло, что она потеряла сознание на пике удовольствия. Читая о таком, она думала, что всё это — не более, чем фантастические выдумки женских романов, а оказалось — это реальность.

Люциус прилёг рядом с ней, привлекая в свои тёплые объятия. Гермиона подтянула одеяло с желанием укрыть себя и Люциуса под нежной пеленой тепла.

Она знала, что ей нужно идти, уходить в Хогвартс к друзьям. Но ей так хотелось провести последние минуты в объятиях близкого человека.

— Нам нужно отдохнуть, — он словно читал её мысли. — По крайней мере, у нас есть эта ночь.

И, повинуясь словам Люциуса, Гермиона окунулась в сон, напоследок судорожно дёрнув руками.

Люциус ещё долго не мог уснуть — он гладил нежную кожу Гермионы, вдыхал запах волос и улыбался в темноту. Он впитывал в себя её всю, раздумывая над тем, как уберечь не только её, но и своего сына, который, к пребольшому сожалению, отправился в школу. Волдеморт посчитал, что в школе от Драко будет больше пользы, чем при наступлении. Возможно, сумасшедший маг был прав, хотя конкретных указаний к действиям Драко Малфою не давал.

Люциус терпеть не мог неизвестность, особенно ту, в которую он не мог вмешаться. Он всерьёз подумывал не отпускать Гермиону. Запереть её, оставить в мэноре, пока всё не решится. А может, стереть память, чтобы она не помнила ни Поттера, ни Уизли?

Пускай мальчик-который-выжил и его наставники сами решают, каким будет исход войны, а Люциус подождёт в стороне. Он и так чувствовал беспомощность от того, что Драко отказался остаться в мэноре. Как только Люциус ни просил сына — тот не соглашался. Малфой-младший твёрдо настаивал, что никто, кроме него, не будет выглядеть в Хогвартсе более реально. Люциусу пришлось отступить лишь тогда, когда Драко, не закончив разговор, забежал в камин и исчез в зелёном пламени.

Он отпустил в логово врагов своего единственного сына.

«Ну не дурак ли?»

Люциус был уверен в благородстве Ордена Феникса, но не был уверен в том, что Драко не спровоцирует их на радикальные действия. Ведь Люциус так и не понял, какой стороны его сын решил придерживаться.

Мысли, которые крутились в голове Люциуса, нагоняли адреналин, отчего совсем не хотелось спать. Вместе с адреналином в его кровь просочилось волнение, которое заставляло сердце биться в бешеном ритме.

Наверное, впервые за много лет Люциус Малфой не знал, как правильно поступить.

Гермиона повернулась во сне, отвлекая его от мыслей. Он приобнял её, позволяя устроиться на своей груди. Тепло её тела успокаивало, запах волос дарил надежду; по крайней мере, для его сына и для Гермионы должна быть надежда на будущее. Люциус поклялся себе, что сделает всё возможное, чтобы уберечь их там, в Хогвартсе, в тех событиях, которые им предстоит пережить.

От одной этой мысли он сжал челюсть так, что от зубов раздался раздражительный скрежет. Он чувствовал, как пульсирует венка на виске от переизбытка эмоций. Сегодня Люциус подписал приговор и себе, и Гермионе. Хотя, возможно, он сделал это ещё тогда, когда начал присматриваться к ней в подземельях.

* * *

Утро выдалось суетливым и волнительным.

Гермиона бегала по комнате, перебирая платья в шкафу и пытаясь выбрать более удобное для перемещения в Хогвартс. Хотя вряд ли в платье ей будет удобно пребывать в школе. Всё же джинсы и кофта куда более удобные во всех отношениях, по крайней мере, для Гермионы.

Проснувшись, она наспех приняла душ, не потрудившись разбудить Люциуса. Гермиона хотела, чтобы тот отдохнул, а точнее — она остерегалась его утренней реакции на себя, предпочитая не уделять значительного внимания тому, что произошло этой ночью. И не думать о том, что может происходить утром между двумя людьми, проснувшимися в одной постели.

Вот почему Грейнджер так спешила отдалиться от Люциуса — на этот раз она опасалась реакции своего тела на этого мужчину.

Она отдала предпочтение тёмно-зелёному платью с красивой вышивкой на корсете. Это, по её мнению, был самый простой и практичный вариант.

— Как ты себя чувствуешь? — Люциус, одетый в штаны и рубашку, подошёл к Гермионе в попытке уловить её взгляд.

От Гермионы не укрылось его любопытство — он будто смотрел на неё по-новому, пытаясь увидеть или распознать какие-то изменения. Но скорее всего, Люциус просто убеждался, что с Гермионой всё в порядке после их бурной ночи.

Прощальной ночи.

Она сглотнула тяжёлый ком в горле.

— Я — хорошо. А ты… как?

— Насколько это возможно, при таких условиях.

Гермиона посмотрела на него и увидела тень волнения в глазах. Люциус волновался, и это делало его таким человечным, почти нереальным.

— Я… — она замялась, решая, стоит ли говорить дальше. — Я благодарна тебе за… за всё.

Малфой усмехнулся, очертания его глаз украсили гусиные лапки маленьких морщинок, от чего Гермиона только теперь осознала, какой же он естественный и живой.

— Прибереги благодарность на потом.

Улыбнувшись уголками губ, Люциус прошёл к полке, на которой стоял серебряный кубок.

Он взял сосуд в руку и замер, рассматривая его. Прошло несколько минут, прежде чем маг повернулся к Гермионе.

Ей показалось, что это время Люциус сомневался — он словно не хотел отпускать её. Но Гермиона предпочла не думать об этом, дабы не проращивать в себе надежду на любовь.

Последние несколько дней Гермиона убеждала себя в том, что у неё с Люциусом сложились исключительно взаимовыгодные отношения. Да и сам он ни разу не говорил что-то конкретное по поводу их отношений — а значит, это просто взаимная помощь, чтобы не сойти с ума от невыносимо тяжёлого эмоционального напряжения.

Так было выгодно.

Люциус заручился её поддержкой; взамен она получила информацию, какими способами можно уничтожить крестражи. И вместе они получили нечто большее, на что ни один из них не рассчитывал в начале их встречи.

Он подошёл к Гермионе, доставая из кармана штанов небольшой пузырёк с синей жидкостью.

— Прежде чем мы начнём, тебе нужно выпить это.

— Что это такое? — дрожащими руками Гермиона взяла флакончик у Люциуса. Она не могла не поинтересоваться, что это за снадобье, ведь раньше ей не приходилось видеть зелья такого цвета.

— Это разжижающее зелье, симбиоз нескольких сложных отваров, немного усовершенствованный мною, — Люциус видел, что Гермиона совершенно не понимает, для чего ей нужно пить его. — Зелье поможет разжижить твою кровь и впоследствии соединиться с моей кровью, принимая облик более сильной стороны, то бишь мужской. Всего несколько минут твоя кровь будет магически чистой, а энергия — исключительно сильной, этого будет достаточно для качественного перемещения между тайными комнатами.

— Хорошо. Я поняла, — она кивнула в знак согласия, всё ещё рассматривая маленький флакончик. — Ты варишь зелья сам?

— Иногда, когда хочется чего-то исключительного. — Люциус снова улыбнулся, осматривая Гермиону с головы до ног.

— Это… это и правда необычное зелье. Видимо, ты часто хочешь чего-то… эдакого, — она улыбнулась, понимая Люциуса в его стремлении к лучшему.

— Так и есть, — он подошёл к Гермионе вплотную и, наклонившись к уху, заговорщически произнёс: — Я ведь тоже был лучшим учеником.

От этих слов Гермиона почему-то почувствовала жар на своих щеках. Казалось, эта фраза — нечто большее, чем простая широко известная информация.

Когда она, будучи на четвёртом курсе, просматривала в библиотеке список лучших учеников за всю историю Хогвартса, она не могла не заметить беглым взглядом фамилию Малфой. Люциус Малфой был признан самым лучшим учеником столетия в 1970 году.

Гермиона знала, что он не хвастлив, что он просто принимает себя и свои достижения такими, какие они есть. И, по правде сказать, оценивает заслуженно, не скромничая перед кем-либо.

Но её взволновало совсем одно слово — «тоже».

«Я ведь тоже был лучшим учеником» — это значило для неё лишь одно, что Люциус Малфой признаёт её как равную, как умную и достойную ведьму.

Гермиона улыбнулась.

— Думаю, мне пора, — она несмело посмотрела на Люциуса. — А где Драко?

Ей стоило узнать ответ на этот вопрос — что, если Малфой-младший будет участвовать в нападении на Хогвартс? Гермиона видела, что тот был более сдержан, он словно вырос за эти месяцы, но она не была уверена, будет ли он придерживаться стороны отца. Она была уверена, что Драко в мэноре, и Люциус обязательно убережёт его от войны. Но всё же ей хотелось знать наверняка.

— Драко в Хогвартсе, так велел Тёмный Лорд.

— Мерлин! Но это же… — она не могла найти слов. — Ты мог бы… — она посмотрела Люциусу в глаза в надежде, что он понимает, о чём она хочет сказать.

— Мог, — коротко ответил Люциус. — Но как я уже говорил, мой сын меня разочаровывает. Он отказался от затеи с оборотным и поспешил уйти от разговора, воспользовавшись каминной сетью.

Гермиона внимательно слушала Люциуса, и ей определённо понравился Драко-бунтарь — всё же больше, чем в роли папенькиного сынка. Даже несмотря на предстоящую опасность, Драко поступил по-своему, а не так, как кому-то было угодно. Хотя, выходило так, что он послушался Волдеморта.

Она прищурила глаза и, задумавшись, посмотрела в окно.

— Думаю, все мы рано или поздно разочаровываем родителей, особенно тогда, когда перестаём быть управляемыми и поступаем по-своему…

— В любом случае, это неприятно.

Люциус наколдовал высокий столик на кованой ножке, похожий на те, которые стоят у кофеен. На столике лежала волшебная палочка Гермионы, отчего та с придыханием охнула.

«Как она могла забыть про палочку?»

Гермиона поспешила открыть флакон и одним глотком выпила зелье, чтобы не оттягивать момент. Она ожидала, что снадобье будет противным на вкус, но зелье имело приятные нотки перечной мяты, отчего сложилось впечатление, словно она только что жевала жвачку.

Жидкость разлилась по внутренним органам, разнося необычный холод на своём пути. Вначале её желудок почувствовал морозный прилив, а потом холодок начал постепенно охватывать всё тело, пока прохлада не коснулась кончиков пальцев на руках и ногах. Она взглянула на Люциуса, который вытянул руку над сосудом, готовясь пустить кровь, и сделала решительный шаг к нему, точно намереваясь поцеловать. Гермиона положила холодные ладошки на его лицо, поглаживая уголки губ большими пальцами. Её взгляд был сконцентрирован на его губах — ровных, красивых и ласковых. Она прильнула к нему, чувствуя, как Люциус обнимает её и отвечает на поцелуй. Он не брал инициативу в свои руки, позволяя ей руководить и делать то, что вздумается. Гермиона нежно разорвала поцелуй, напоследок ещё раз невесомо коснувшись губ Люциуса.

Она не хотела смотреть в его глаза, боясь, что просто не выдержит и расплачется. Один шаг назад — и его руки соскользнули с её талии, оставив за собой пустоту и холод, словно её только что раздели, отняли одежду, которая была самой дорогой и милой сердцу.