Темный Шквал

Тартас неодобрительно покачал головой и отошел на несколько шагов.

— Самомнение погубило многих, Киаран, — произнес он.

— Не нагнетай, — Дон подошел к Тартасу и похлопал его по плечу. — Лично меня радует перспектива отдохнуть на Луите и насладиться подобием мирной жизни в центре культурной столицы Альянса, — засмеялся он.

— В том-то и проблема, Дон, — Тартас взглянул на него, — что нет там никакой мирной жизни. И никто из вас, похоже, этого не понимает.

Тартас бросил приборы, что держал в руках, на стол и покинул столовую.

— Впервые вижу его таким психованным, — заметила Жасмин, присаживаясь напротив Киарана.

— Я тоже, — задумчиво произнес Киаран и начал есть. * * *

Двое суток в регенерационном бассейне напомнили Аудроне о нежелании Лала Ли проводить остаток жизни в зависимости от этой процедуры. Она и раньше понимала чувства матери, но, когда угодила в бассейн вновь, воспоминания стали ярче, а осознание глубже. Беспомощность и зависимость — не лучшие спутники душевного спокойствия. И если в этой зависимости и беспомощности проводишь сорок восемь луитанских часов — от спокойствия ничего не остается.

В голове бурлили размышления, детали плана перебирались и сопоставлялись вновь, как элементы головоломки, которую можно собрать несколькими способами. Щелчки пальцев и трансгрессии быстро утомляли раненое тело, грозя продлить пренеприятную процедуру еще на сутки. Аудроне и рада была бы забыться во сне от препаратов, но ей их давали мало, и она быстро просыпалась, возвращаясь к реальности, в которой застряла до конца своих дней.

Когда врач спросил ее, не хочет ли она увидеть Киарана, который обивает порог медблока каждые три часа, Аудроне отрицательно покачала головой.

Когда ее достали из регенерационного бассейна, привели в порядок и уложили на койку в отдельной палате, врач снова задал ей вопрос, не хочет ли она увидеть Киарана. И Аудроне опять отрицательно покачала головой.

В третий раз врач уже не спрашивал, а настоятельно рекомендовал ей увидеться с женихом, но Аудроне была непреклонна.

— Завтра меня выпишут, тогда я с ним и увижусь, — отрезала она.

— Мне так ему и передать? — не понял врач.

— Вы же, вроде, умный человек, доктор Брос, — ответила она. — А несете какую-то чушь.

— Хорошо, я скажу, что визиты к вам запрещены до момента выписки, — обронил врач перед уходом.

— Уже лучше, — в спину бросила ему Аудроне.

Если бы сейчас в палату вошел психолог и начал беседовать с Аудроне о причинах ее странного поведения, она бы даже не смогла ничего толком объяснить. «Почему вы не хотите его видеть?» — прозвучал бы вопрос. «Потому что он…» — она бы не закончила фразу и отвернулась.

«Жертва, — подсказал внутренний голос. — А ты манипулятор, которая искусно провела огромную работу, чтобы в конце концов его обмануть».

Пожалуй, двое суток в регенерационном бассейне позволили ей не только хорошенько подумать, но и усугубили то, что началось еще до крушения «Эскомборда». Что бы она ни сделала, выиграла или, наоборот, проиграла, наградой за все станет смерть. И чем ближе ожидаемый конец, тем отчетливей становится ясно, насколько глубоко ложь и вранье пустили корни во все, что ее окружает.

Вернулся врач — личный «мамин» доносчик.

— Тартас Онью хочет вас видеть, — произнес он.

— Тартас, — задумчиво протянула Аудроне. — Пустите его.

Когда Тартас вошел в палату, Аудроне на мгновение задержала дыхание. Друг смотрел на нее не так, как всегда. В абсолютно черном равнерийском взгляде появилось то самое пресловутое устрашение. Или, возможно, ей это только показалось?

— Ты мне не сказала… — произнес Тартас, вместо приветствия.

— О чем? — тут же насторожилась Аудроне.

Тартас подошел к ее кровати и наклонился к лицу Аудроне.

— Что Вильям умрет.

— Я не допущу этого, — прошептала она и протянула руку, чтобы погладить Тартаса по щеке, но он резко отклонился назад и выпрямился.

— Меня поражает твоя самоуверенность, — прохрипел его голос. — Думаешь, ты умнее всех? Гениальная проныра с иллюзией выбора вместо цели? Все началось с тебя. С твоей проклятой теории. Зачем ты ее создала? — Тартас снова наклонился к ее лицу, бросая обвинение в лоб. — А если и возникла она в твоей голове, зачем ты рассказала про нее остальным?

— Я верила, что смогу помочь миру сделать правильный выбор, — Аудроне сжала пальцами край одеяла.

Сейчас Тартас ее пугал. Татуировки на его лице деформировались, углубляясь в межбровные и носогубные складки, которые от гримасы злости и недовольства стали более выраженными. Милого друга, который скрывался за разукрашенным символами лицом, внезапно не стало. Его место занял равнериец, рычащий на нее, словно зверь перед нападением.

— Помогла миру? — спросил Тартас. — Почему тогда результата ноль? Только жертвы и террор. Гордыня — один из смертных грехов, Аудроне. И ты согрешила. Твое открытие — это приговор для человечества. Они же никогда не остановятся. Будут продолжать проводить эксперименты с сингулярностью, чтобы по твоим расчетам вычислить все новые и новые контрольные точки. Ты обречена быть заложником, Аудроне. И все, кто сменят тебя, тоже. Твой черный ящик называется «вечная зависимость». И ты его открыла. Добро пожаловать в мир, где от предназначения не уйти, — Тартас резко разогнулся и отвернулся.

— Я не позволю Вильяму погибнуть, — прошептала она в ответ.

— Говоришь так уверенно, будто сама веришь в это. Ты и себя-то защитить не в состоянии, — он указал на провода приборов, подключенные к ее телу. — Любое из твоих предсказаний, всегда будет только прогнозом, с которым ты можешь просчитаться. А после появления в твоей жизни Киарана ошибаешься ты слишком часто.

— Почему ты только сейчас на меня разозлился? Из-за Вильяма?

— Ты играешь чужими жизнями и не рассказываешь о реальных рисках. Мы с тобой через многое прошли, но никогда ты не была такой жестокой, как сейчас.

— Ты проходишь свой путь, Тартас. Вильям — свой. А я шагаю тропой погибшей Аудроне Мэль. Эта реальность уникальна, а я не пророк. Думаешь, мне не страшно? Каждый из нас может сгинуть в любой момент, и Вселенной будет на это наплевать. Я сказала, что спасу Вильяма. И приложу все силы, чтобы сдержать обещание. А ты возьми себя в руки и постарайся не натворить глупостей. Помни, что поставлено на карту.

Тартас сжал губы в прямую линию и ничего не ответил. Он покинул палату так же быстро, как и вошел в нее.

Аудроне повернулась в кровати и прижалась лицом к подушке. «Одиночество — удел многих гениев», — сказал когда-то Инаг. Никогда Аудроне не рассматривала эту цитату с точки зрения одиночества мысли, когда знание, страшное и опасное, становится проклятием слишком пытливого ума. Неужели именно это и имел в виду Инаг, произнося ту фразу?

— О, дорогая, только не говори, что ты плачешь! — голос Сюзанны заставил Аудроне вздрогнуть.

Она обернулась и увидела «родительницу» в дверях.

— Встретила Тартаса, — «мать» указала рукой куда-то за спину и вошла в палату. — Мне показалось, ты его чем-то расстроила.

Голос «матери» сочился издевкой, и Аудроне мысленно приготовилась к очередной словесной схватке.

— Тебе показалось, — ответила она, поправляя подушку.

— Как чувствуешь себя? — Сюзанна присела на край кровати и пригладила одеяло в ногах Аудроне.

— Сносно. Доктор Брос сказал, что завтра меня выпишет.

— Верно, — кивнула она. — А еще он сказал, что ты отказываешься от встречи с капитаном Рурком. Опасаешься, что, увидев тебя в потрепанном состоянии, он испугается и сбежит к папуле?

Аудроне щелкнула пальцами и широко улыбнулась «матери». Конечно же, «Анвайзер» совершал прыжок в гиперпространстве, следовательно, Сюзанна могла позволить себе говорить, не виляя.

— Хотел бы — давно убежал.

— Никогда не задумывалась, почему он остался с Альянсом, даже когда его выпустили из-под стражи? — спросила «мама».

— Потому что винит отца в смерти матери и в своем пленении, — не мешкая, ответила Аудроне. — Отец переметнулся на сторону Армии Освобождения, значит они — такие же плохие, как и Орландо Уолш.

— Хочешь правду расскажу?

— Какую? — Аудроне прищурилась, ожидая услышать очередной гадкий секрет.

— Угадай, кто предал и сдал Орландо Альянсу накануне восстания на Дженерии?

Аудроне молча смотрела на «мать».

— Ну же, дорогая! Ты же уже догадалась! — засмеялась Сюзанна. — Все были так шокированы этой историей, что возвели Дакоту Рурк — мать Киарана — в статус жертвы! А ведь именно Дакота сдала своего мужа и его грандиозный план.

— Наверняка у нее были причины так поступить, — предположила Аудроне.

— Конечно, — Сюзанна наклонилась к Аудроне, — она хотела спасти сына от гибели. За семьями наместников Императора всегда наблюдали пристальней, чем за всеми остальными. Агенты Альянса заподозрили какие-то темные делишки Орландо с Армией Освобождения и быстро взяли в оборот слабое звено этой семьи — Дакоту Рурк. Когда перед матерью поставили нелегкий выбор: жизнь мужа или жизнь сына, она выбрала сына. Если бы Дакота нашла в себе силы промолчать и сделать вид, что она ничего не знает, все могло бы сложиться иначе. Прямых доказательств предательства Орландо не было. Но Дакота струхнула и открыла рот, совершив фатальную ошибку. Знаешь, что сделал Альянс, когда восстание началось?

— Сдал Армии Освобождения Дакоту Рурк? — Аудроне поморщилась, произнося это.

— Именно, — кивнула Сюзанна. — И Армия Освобождения посчитала, что жену лидера восстания на Дженерии лучше заткнуть раз и навсегда. Они направили группу зачистки в дом Орландо, пока сам предводитель восстания на Дженерии делал всю грязную работу для Армии Освобождения. Конечно, трубить о том, что жена лидера — предатель, они не собирались. Хотели сработать чисто: убить жену и сына, который стал бы свидетелем этой зачистки. И обыграть все так, будто это сделал Альянс. Не учли, что Альянсу было выгодно взять Дакоту и ее сына в заложники, чтобы получить рычаг давления на Орландо Уолша в случае, если восстание на Дженерии удастся. В доме Уолша два отряда и встретились. Завязалась бойня. И один из эфонцев выстрелил в голову Дакоты Рурк, а Киаран стал тому свидетелем. Продолжение истории ты знаешь. Дженериец угодил в руки Альянса. И убеждать его, что отец настоящий предатель, а мать погибла по вине эфонцев не пришлось.

— Но Альянс не рассказал ему, почему эфонцы решили прикончить его и мать, — Аудроне покачала головой и отвернулась.

— Конечно нет! — Сюзанна встала и расправила складки на рукаве мундира. — Провал спасательной операции Армии Освобождения — вот, как они это обозначили.

— Чтобы сохранить остатки лояльности сына к отцу, — понимающе закивала Аудроне, — и не сеять в Киаране зерно абсолютной ненависти к человеку, на которого собирались влиять. Альянс столько лет ждал контакта и хотел быть уверен: если встреча отца и сына случится, Киаран не прикончит папашу раньше, чем Альянс использует обоих.

— Этим и отличается настоящая стратегия влияния от прямого конфликта, который быстро разгорается, но также быстро и гаснет, — пояснила Сюзанна.