Предел Спасения

X. ЩИТЫ

Спайка на секунду уставился на свои относительные данные. Его плазменные двигатели сильно горели, и он мог чувствовать гравитационный момент, растягивающий корабль по швам, когда он нырнул в тяжелый разворот.

Они бы никогда не сделали это. Они бы никогда не повернулись вовремя. Они, определенно, не смогли бы убраться с дороги боеголовок, несущихся к ним. Он приказал открыть заградительный огонь, чтобы попытаться отследить и уничтожить несколько приближающихся торпед, но даже с системами обнаружения, это было, словно пытаться попасть в песчинку из лука во время урагана. Еще несколько мгновений, и вражеские боеголовки будут на достаточном расстоянии, чтобы зафиксироваться на цели и начать активно охотиться на них.

Разошедшиеся так широко боеголовки могут уничтожить незащищенный корпус, как яичную скорлупу.

У Спайки был один выбор. По правде, у него было два, но одним из них было «умереть», так что обсуждать было нечего. Оминатор, визжа свое имя гротескными импульсами шума сквозь пустоту, как раненое животное в ловушке, приближался к ним. Агрессор Либертус мчался от Имперской линии огня, чтобы оказать помощь, но он был в шести или семи минутах от какой-либо пользы.

Спайка скорректировал значения курса и добавил девятнадцать секунд к времени прожига.

Главный рулевой бросил на него взгляд.

— Выполнять! — крикнул Спайка.

По ту сторону стекла, темнота.

— Я ничего не вижу, — сказал Феликс.

— Встаньте позади меня, — прошипела Маддалена Дэрбилавд.

Феликс бросил на нее взгляд.

— Ты смешна. Просто смешна, — сказал он. — Это не уличная потасовка, это пустотная битва. Как то, что я встану позади тебя, меня защитит?

Он снова повернулся к иллюминатору. Они нашли участок коридора возле корпуса на внешней жилой палубе, где ставни не закрылись должным образом. Здесь был ограниченный обзор внешней темноты. Феликс близко наклонялся к утолщенному бронестеклу, чтобы посмотреть наружу, но он не видел практически ничего, кроме своего отражения.

— Я ничего не вижу, — прошептал он. Снаружи не было ничего видимого, только темнота. Не было даже звезд. При всей суматохе, происходящей внутри Армадюка, снаружи не было ничего, чтобы ее оправдать.

Далин наблюдал за Феликсом и его телохранителем. С транспортных палуб позади них шел ужасный шум, осязаемое паническое напряжение. Далин был встревожен, и очень напряжен из-за мощных шумовых импульсов от двигателей, и быстрых изменений в гравитации. Он ощущал себя так, как будто был на лодке в бурном море.

— Мы должны идти к бункерам, — сказал он.

— Кое-кто говорит дело, — сказала Маддалена.

— Нахождение на бункерной палубе не слишком поможет, если в нас попадут, — резко бросил Феликс. — Если корабль взорвется, негде будет прятаться.

— Нахождение на бункерной палубе предоставит лучшие шансы на выживание, чем стояние рядом с небронированным окном, которое может в любое мгновение вылететь в пустоту, — сказала Маддалена. — Не заставляйте меня взять вас и унести.

Тревога по всему кораблю все еще звучала, и персонал пробегал мимо них. Запах дыма оставался сильным, но он был частично замаскирован увеличивающейся вонью тепла. Двигатели были горячими. Топки были на грани.

— Мой первый пустотный бой, и это все, чему я очевидец, — пожаловался Феликс, снова уставившись наружу, наклоняя голову из стороны в сторону, чтобы попытаться посмотреть под различными углами. — Я думаю, что все слишком далеко, чтобы мы могли увидеть.

— Серьезно? — спросил Далин. Он был искренне удивлен. Он никогда, на самом деле, не думал о масштабе в таких терминах. Он понимал, что пустота была большой, но никогда не представлял себе ситуацию, в которой корабли размером с тот, на борту которого они были, могли вступать в бой даже не будучи в состоянии видеть друг друга.

Корабль был размером с город! Как нелепо было сражаться с чем-то, настолько далеким, что ты даже не можешь видеть это? Гвардеец должен был оценивать своего врага, или, по крайней мере, вражескую позицию, чтобы сражаться. И какое же оружие могло—

Кто-то к ним подбежал, задыхаясь. Далин повернулся, и внезапно напрягся. Маддалена тоже резко с удивлением повернулась.

— Что, во имя Бога-Императора, вы здесь делаете? — спросил Гаунт.

Феликс отвернулся от иллюминатора при звуке голоса Гаунта.

— Какого черта ты делаешь? — проворчал Гаунт. Далин заморгал. В действиях Гаунта было что-то, смятение, которого он никогда раньше не видел. — Идите к бункерам. Ну же!

— Я... — начал Феликс.

— Заткнись и шевелись, — рявкнул Гаунт. Он посмотрел на Маддалену. — Вот, какой ты телохранитель! Делай свою чертову работу! Отведи его в убежище! Есть постоянные приказы на такой случай. Я бы должен поместить вас всех под арест!

Он посмотрел на Далина.

— Я разочарован в тебе, рядовой. Я думал, что тебе можно доверить держать этих людей в курсе.

Далин встал по стойке смирно.

— Никаких оправданий, сэр.

Гаунт снова посмотрел на Феликса и его телохранителя.

— Никаких оправданий, но они, возможно, не сотрудничают, так ведь? Ты говорил им идти к бункерным палубам?

— Да, сэр.

Гаунт пристально посмотрел на Маддалену.

— Делай свою работу.

— Что происходит? — спросил Феликс.

Гаунт бросил на него взгляд.

— Мы в бою.

— Я ничего не могу увидеть.

— Конечно, не можешь! — резко сказал Гаунт.

— Сколько кораблей? Мы побеждаем? — спросил Феликс.

— Иди в бункер, сейчас же!

— Что ты собираешься делать? — спросил Феликс. — Разве ты не должен быть в каком-то важном месте?

Гаунт замешкался.

— Иди в бункер, — проворчал он.

— Святой Трон! — выпалил Далин.

Снаружи можно было что-то разглядеть. В то время, как они до этого разговаривали, что-то медленно увеличивалось, заполняя иллюминаторы. Они, в самом деле, неправильно поняли масштаб, только с другой стороны. Чернота, на которую они смотрели, была неосвещенным бортом другого корабля. Теперь это изменилось, пока они летели мимо него. Они видели, где суровый свет охватывал верхнюю часть корпуса и орудийные башни, видели светящиеся линии расплавленных мест, где были вырваны обширные секции палубы. Облака обломков, как блестки, заполнили пустоту. Безжалостные ленты истекающей энергии вырывались из поврежденных силовых установок в обнаженных внутренностях корабля. Куски бронированного корпуса проплывали мимо, медленно и лениво вращаясь. Они были прямо рядом с другим кораблем, но были в его тени и слишком близко, чтобы увидеть его раньше.

Другой корабль был подбит и почти мертв. Он выглядел, как горящий улей, увиденный с воздуха.

— Я провожу их к бункеру прямо сейчас, сэр, — сказал Далин.

Они все повернулись, когда услышали звук. Резкий, отрывистый хлопок, который шел со стороны транспортных палуб, трескучий щебет, который для всех миров Империума звучал, как оружейный огонь.

— Вот теперь, встаньте позади меня, — сказала Маддалена.

Плазменные двигатели выходили за допустимые рабочие пределы. Безмерно старые, и отремонтированные больше раз, чем Спайка мог себе представить, они просто не могли больше развиваться максимальную тягу от холодного состояния или состояния низкой энергии в короткие сроки.

Корпус тоже не был готов к этому. Высочество Сир Армадюк никогда не был элегантным или грациозным кораблем, даже в свою юность, тысячелетием раньше. Он был упрямым и крепким, не проворным.

Корпус, изогнутый экстремальными перегрузками маневра, который Спайка пытался выполнить, кричал от боли. Члены экипажа, особенно подключенные проводами сервиторы и сервы, кричали, когда волны техно-эмпатической боли охватывали их. Некоторые упали замертво. Череп из стали и пластека высокофункционального сервитора на соседнем посту взорвался в брызгах искр, хлопок давления сдвинул металлические пластины на нижней части черепа, открыв кости и следы органики Имперца, который лишился права на собственную жизнь и был приговорен на аугметическую службу во Флоте множество стандартных жизней назад. Почерневшие заклепки и желтые зубы рассыпались по полу. Ассистент техника с фарфоровым лицом лежал рядом с увеличительной консолью, как будто спал. Он рухнул в позу эмбриона и умер, не открыв свою оптику. Массивный сервитор, грузчик в верхнем переднем артиллерийском складе правого борта, испытал какой-то цереброваскулярный криз, и разбил свою укрепленную голову о стену снарядного бункера. Огромное напряжение запустило судорожный припадок в прецизионном дроне, обслуживающем стратегиум, и его тонкие сенсорные конечности начали трястись так быстро, что стали похожи на жужжащую пташку.

Спайка игнорировал потери. Он не обращал внимания на рвущиеся швы внешней брони, на соединения внутреннего каркаса, на отсеки корпуса. Он не обращал внимания на атмосферные сбои в четырех отсеках, частичное или полное отключение света, утечку энергии, когда доступные ресурсы были перенаправлены к материальным двигателям или на починку щитов. Он не обратил никакого внимания на ряд иллюминаторов, которые вылетели наружу вдоль изгибающегося хребта корпуса и открыли подпалубу 118 жесткому вакууму. Он игнорировал критические предупреждения, которые моргали в верхней части двигательной консоли, предупреждения о том, что неистовые, раскрасневшиеся плазменные двигатели были близки к отказу и отключению.

Именем Золотого Трона Терры, он никогда не видел, чтобы на капитанской консоли горело так много тревожных огоньков одновременно. Он понимал, что у него была полоса выживания, которую можно было измерить миллисекундами.

Армадюк не мог опередить торпеды, несущиеся от Оминатора. Он мог только надеяться, что боеголовки сначала найдут что-то еще.

— Да простит меня Бог-Император, — сказал Спайка.

Раскаленные добела двигатели Армадюка повернули корабль позади накренившейся громады подбитого Бенедикамус Домино. Разбитый корпус раненого фрегата заслонил корабль Спайки.

Спайка понимал, что на Домино оставались, весьма вероятно, десять или пятнадцать тысяч все еще живых членов экипажа. Но Домино было поздно спасать. Армадюк был все еще жив.

Тридцать боеголовок хлынули дождем на правый борт переворачивающегося корабля, который был повернут боком на пути врага первым ударом. Оставались только клочки щита. Две торпеды сдетонировали, когда влетели в плотное, блестящее поле обломков, которое заполнило вакуум рядом с Домино, как кровавое пятно рядом с плывущим телом. Еще одна сработала, когда ударилась о твердый, спрессованный выброс газов, струей вырывающихся из разорванного корпуса Домино.

Все три взрыва, миниатюрные взрывы звезд, слишком яркие, чтобы смотреть на них, исчезли в тот момент, когда остальные двадцать семь боеголовок столкнулись с корпусом. Концентрические кольца ударных волн и избыточного давления пересекались и искривляли материал корпуса, как капли дождя, колышущие спокойную поверхность пруда. Свет расцвел, сверхновой, свирепым белым с красным оттенком, который прогнал прочь черноту пустоты подобно восходу и превратил Бенедикамус Домино в резко очерченный черный силуэт.