Вечный день

37

Когда они выехали из Ноттинг-Хилла на старую эстакаду, перед ними предстал весь западный Лондон — целые километры безликого пригорода. Небо на западе затянули иссиня-черные тучи. Прогноз не обманул: надвигался дождь.

Дороги пустовали. От дальних поездок на личных автомобилях большинство водителей отказалось еще несколько лет назад. А те машины, что пылились в гаражах, со временем приходили в негодность.

Всякий раз, видя непроницаемые лица за стеклами других автомобилей, Хоппер задавалась вопросом, какая нужда, какая критическая ситуация или тайная надежда позвали людей в дорогу. Сегодня — как и всегда, впрочем, — на лицах водителей сложно было что-нибудь прочесть. Они обогнали плетущуюся по крайней полосе военную колонну — шесть грузовиков с полуоткрытыми кузовами, в тени тентов виднелись юноши и девушки с загорелыми лицами.

Через полчаса они достигли пределов Лондона. На блокпосте проблем не возникло, полицейские лишь бегло просмотрели документы Дэвида. Он оказался прав: на въезд в город выстроилась длиннющая очередь, а с их стороны практически никого не было.

Когда город остался позади, он заговорил:

— Чувствуешь запах?

— Какой запах?

— Залондонья.

Дэвид верно подметил: гудроновая вонь больше не щекотала ноздри. Хоппер опустила окошко и слегка высунулась наружу, чтобы глотнуть чистого воздуха.

Когда она снова устроилась на сиденье, Дэвид поинтересовался:

— Как мы найдем ректора?

— Она будет там. Я уверена.

Хоппер знала, что Кэролайн Хиткот все еще занимает свою должность — во всяком случае, так было два месяца назад. Она видела статью в газете «Таймс», которую регулярно привозили в войсковую лавку на платформе. Долголетие на таком высоком посту не слишком удивляло: особого напряжения работа не требовала. К тому же Элен ни минуты не сомневалась в дипломатических способностях миссис Хиткот, позволяющих той не беспокоиться за свое кресло. Удивляло другое: то, что госпожа ректор вообще рискнула своей репутацией, пригласив Торна на преподавательскую должность. Наверное, когда-то они и вправду были близки.

Хоппер помнила ректора своего колледжа тучной дамой, хваткой, умной и колкой, неизменно склонявшей голову набок, чтобы получше слышать гостей, сидящих с ней во главе обеденного стола. Как и большинство женщин ее возраста, после мобилизации и столкновений в период Остановки она осталась полуглухой.

— А если ректор откажется встретиться с нами?

— Не думаю, — Элен с ухмылкой постучала по бардачку. — Как-никак, я вооружена и опасна.

Впереди показалась Чилтерн-Гэп — разрывающая гряду холмов широкая долина, по которой проложили шоссе. Для Хоппер это означало, что на смену Лондону пришел Оксфорд. Очарованные красотой пейзажа, они с Дэвидом притихли. Тут властвовали настоящие джунгли, и меловые склоны практически не различались под тенью толстых темных листьев. Прямо перед машиной внезапно заколыхались ветви, и над дорогой друг за другом пролетели два попугайчика. Единственным напоминанием о человеке служила проржавевшая пустая будка сторожа.

А затем перед ними открылся Оксфордшир, гигантское лоскутное одеяло зеленых, коричневых и желтых цветов с исчезающей вдали светло-серой артерией шоссе. Этот момент Хоппер всегда любила, и на этот раз изменений она почти не заметила — во всяком случае, издалека, — так что ей ничто не помешало вновь насладиться красотой графства.

Дорога пошла под уклон. Они проехали еще несколько километров, неторопливо спускаясь в широкую Темз-Вэлли, минуя утратившие актуальность десятилетия назад дорожные знаки, которые Хоппер помнила еще с того раза, когда ехала на вступительные экзамены. На одном значилось: «Автомобильный эвакуатор Каллахана. Звоните», и ниже приводился телефон давно не существующей сети. Несли они в себе какое-то утешение, эти знаки, слабые намеки, что однажды мир все-таки возродится.

Дэвид хранил молчание. Элен хотела было заговорить с ним, но поняла, что он занят своими мыслями. Ее вдруг охватила нежность к бывшему мужу, желание хоть ненадолго защитить его от ужасов умирающего мира.

На нужной развязке они съехали с шоссе на одну из дорог местного значения. Через какое-то время впереди обнаружилась очередь из машин. Чуть в отдалении Хоппер разглядела постройку из рифленого железа с английским флагом и опускающийся красно-черный шлагбаум. Контрольно-пропускной пункт. Она чертыхнулась сквозь зубы.

— Можешь съехать? Или развернуться?

— Нет.

Дорога проходила по высокой насыпи, в незапамятные времена обсаженной понизу деревьями — сейчас могучими и высокими. Наверняка именно потому здесь и поставили блокпост. Сзади уже приближались другие машины, блокируя путь к отступлению.

Им пришлось остановиться автомобилей за шесть до пропускного пункта. Проверку проводили двое, в военной, а не в полицейской форме: один сидел в придорожной будке, другой стоял возле первой в очереди машины.

У Элен засосало под ложечкой.

— Что же делать?

— Возьми на панели документы Пам. Они без фотографии, так что можно прикинуться, будто это старые, а новые еще идут почтой. Думаешь, тебя уже объявили в розыск и разослали описание?

— Может, и нет.

— Точно?

— Не знаю.

Был почти час дня. Дверь в свою спальню она закрыла. Вполне вероятно, брат ушел на работу, а Лаура к ней ломиться не станет. Но что, если Марк обнаружил ее исчезновение и сообщил об этом в полицию или в службу безопасности? Или все-таки дал ей несколько часов форы?

Прохаживающийся возле будки толстый военный имел хмурый вид. Взмахом руки он отпустил досмотренный автомобиль, и Дэвид, проехав вперед, в свою очередь остановился перед постройкой и опустил стекло. Часовой подошел к ним.

Кожа у него была красной, а затылок и ладони даже с тыльной стороны покрывали серьезные ожоги. Его лицо блестело от пота, и когда он прислонился рукой к стеклу машины, от пальцев остались жирные отпечатки. Казалось, он только вчера вышел на улицу. Некоторые так и не приспособились к палящему солнцу. Хоппер порой гадала, сколько еще пройдет времени, прежде чем такие окончательно вымрут.

— Цель посещения?

— Навестить родственников, — ответил Дэвид.

— Где?

— В Оксфорде.

Военный неуклюже нагнулся и заглянул в салон. Окинул взглядом Хоппер и хмыкнул.

— Документы?

— Да, конечно.

Они протянули ему документы, Дэвид при этом несколько замешкался. Он вообще легко терялся. Несмотря на растущую панику, Элен вдруг ощутила укол ностальгии по тем временам, когда она находила эту черту милой.

— Простите, — произнесла она, — мои уже недействительны, но с получением новых возникли проблемы.

Часовой выпрямился и стоял, просматривая бумаги, так что Элен и Хопперу пришлось любоваться его огромным животом с черными волосками, пробившимися из-под рубашки.

— Подождите здесь, — он повернулся и вразвалку двинулся к будке. Когда дверь за ним захлопнулась, Хоппер посмотрела на Дэвида:

— А вдруг нас арестуют?

— Наверно, тебе стоит попытаться выскочить со своей стороны и дать деру. Если я быстро открою дверцу и хорошенько врежу, может, получится его задержать на какое-то время… — он смолк.

Им обоим было ясно, что они не смогут остановить даже жирного скучающего часового, вооруженного ржавеющим пистолетом.

И все равно, стоило двери в будку снова распахнуться, ноги у Элен сами собой дернулись. Она плавно взялась за ручку двери, а другой рукой отстегнула ремень безопасности.

Пока военный лениво направлялся к ним, водитель одной из машин позади отважился пару раз нажать на клаксон. С соседних деревьев взметнулись испуганные птицы, часовой наградил нарушителя тишины взглядом, не обещающим ничего хорошего. Затем снова нагнулся к окошку и секунду пристально рассматривал Хоппер. И когда она уже была готова сорваться с места и броситься к деревьям у дороги, он произнес:

— Счастливого пути!

Затем бросил документы Дэвиду на колени и стал поджидать следующее авто. Красно-черный шлагбаум поднялся.

Дэвид резко отпустил сцепление, и машина дернулась вперед, едва не заглохнув. Оба молчали, пока контрольно-пропускной пункт не исчез за поворотом, и тогда Дэвид кивнул на дорогу впереди и произнес:

— Хорошо, что просто не снесли шлагбаум.

На обочине стоял открытый бронетранспортер, в кузове которого сидели трое военных, один из них за пулеметом.

Они снова помчались по шоссе.

— Не хочешь остановиться где-нибудь, пока не приехали? — спросил Дэвид.

— Нет, — машинально отозвалась Хоппер. У нее тряслась рука, и она сунула ее себе под бедро. Ей отчаянно не хватало воздуха. — Сколько еще ехать?

— Будем на месте до двух.

Километра через полтора живая изгородь резко ушла в сторону. Показался знак с ограничением скорости, а затем и указатель населенного пункта: название деревни Бриклхэмптон располагалось под изображением гоняющихся друг за другом по кругу зайца и лисицы, эдакого идеализированного сельского уробороса. Картинка навеяла Хоппер какое-то воспоминание, однако прежде, чем она успела ухватить его, ощущение унеслось прочь вместе с видом за окном.

Бриклхэмптон выглядел почти заброшенным. Дэвид сбросил скорость, однако, судя по виду деревушки — поросшие сорняками дворы, покрытое мхом здание общинного центра, — особой надобности в этом и не было.

На подъезде к запущенному центру селения им повстречались местные жители — всё еще держащиеся на воде жертвы кораблекрушения. Возле проржавевшей автобусной остановки стояли две молодые женщины: одна качала коляску, другая курила. Чуть поодаль двое детей пинали о стенку мяч. Обе пары проводили взглядом машину Дэвида и Элен. Метров через сто за окнами замелькал центр Бриклхэмптона — дома в несколько этажей, пивная с обшивкой из темного дерева, вереница магазинчиков, первые этажи которых чаще были заделаны фанерой, нежели демонстрировали пошарпанные вывески.

— Мы здесь были раньше.

Дэвид не ошибся. Некое дежавю посетило Хоппер еще при виде дорожного указателя, но теперь, когда истина открылась, очарование момента померкло. Это действительно оказалось воспоминание. Они останавливались здесь на ночь.

Через несколько месяцев после свадьбы они отправились в путешествие. Идея принадлежала Элен: она приобрела машину — древний, но любовно подлатанный «форд», — и ей хотелось похвастаться, так что на протяжении двух недель они колесили по стране, ночуя в маленьких гостиницах.

Они были счастливы. Дэвиду предоставили продолжительный отпуск, а ей предстояло выйти на свою первую работу только через месяц, вот они и отправились в поездку. Дэвид называл ее «Великим патриотическим туром», в насмешку над проводившейся в тот период какой-то пропагандистской кампанией.

Дешевые гостиницы, в которых они останавливались, представляли собой обычные частные дома, чьи владельцы пытались хоть как-то подзаработать, и большинство из них были стариками, помнившими жизнь до Остановки и всячески старавшимися ее воскресить. Одна старушка в Уилтшире ради создания впечатления «вечернего солнца», как она объяснила, завесила участок сада простынями. А другой, офицер-отставник, поначалу казавшийся совершенно нормальным, показал им подземелье, выкопанное под фундаментом своего уже разрушающегося дома. Замедление свело этих людей с ума, каждого по-своему.