История Мадлен

Глава 13

Сидя вечером у слабо тлеющего камина, я размышляла.

Конечно, мне совсем не хочется вляпываться в Великую Французскую революцию. Но что я знаю о времени? Насколько уже нарушены исторические линии развития? Хватит ли просто смены модных тенденций на то, чтобы изменить вероятное будущее?

Может стоит делать это несколько активнее? Например… А вот что, если я начну чаще видеть «вещие» сны? Конечно, я не историк, но, в целом, примерно помню даты и основные вехи предреволюционных лет. В 1772 году, в моем мире, произойдет знакомство Розы Бертен и будущей королевы, а сейчас – дофины, Марии-Атуанетты. И сотрудничать они станут до самой смерти королевы на плахе. Как бы подтолкнуть историю? Что я еще помню?

Ну, вроде бы у короля и королевы очень долго не было детей. Первая дочь родилась аж в 1781 году. У короля – фимоз. Если не ошибаюсь, там пришлось вмешиваться и скандалить всей родне, чтобы их королевское Величество решилось на достаточно легкую операцию. А до того у детишек было что-то вроде белого брака.

Итак, я, теоретически, могу прослыть серьезной «пророчицей», если придумаю, как это красиво подать. Допустим, вот я увидела вещий сон. И что дальше? Ну, французы очень уважительно относятся к деве Марии. Так что во сне мне явится дева Мария и даст совет. Последует ли королева этому совету или нет – неизвестно. Но, с другой стороны, она, хотя бы, услышит «пророчество», осознает его правильность и, в следующий раз, прислушается к моим словам уже гораздо легче.

Значит, нужно начинать «видеть вещие сны» прямо сейчас! Вечер я просидела за листом бумаги, так и сяк переставляя слова. Результат был не ах, прямо скажем, но ведь и я – не поэт! Главным для меня было — помнить, что сейчас муж Марии-Антуанетты, обожающий её, еще не король! Он только дофин. А пророчество получилось достаточно отчетливым:

Да не прервется род великий,

Когда потомок королей

Услышит голос поднебесный:

«Из корня кровь свою пролей»

Тогда взойдет его невеста,

С ним на престол его женой.

Их дети встанут рядом с троном

Стеной.

Осталось донести моё творение до адресата, чем я и занялась на следующий день.

— Мадмуазель Мадлен, я не пойму, что с вами? Вы, часом, не заболели, дорогая моя?

Роза смотрела на меня с искренним сочувствием. Ну, еще бы… Я с самого утра сидела расстроенная, все время отвлекалась от работы, «путала» эскизы и отвечала невпопад…

— Мадам Бертен, мне так неловко, простите меня. Я очень-очень постараюсь сосредоточится.

— Мадмуазель Мадлен, может быть, вы поделитесь со мной своей проблемой? Если я не смогу помочь, то, возможно, смогу дать хороший совет?

О! В десятку! Я потупилась, чтобы скрыть ликование…

— Мадам Бертен, я видела сон… Очень странный, очень тревожный! И теперь не знаю, стоит ли его кому-то рассказывать… Мне, дорогая мадам, просто страшно!

Ну, и какая женщина в такой ситуации сдержит свое любопытство?!

— Расскажите мне, мадмуазель… Может быть, все не так печально? – мадам Роза лукаво улыбнулась.—Я помню, что вы напророчили мне место портнихи самой дофины! Что же приснилось вам в этот раз?

— Мне приснилась женщина. Молодая, прекрасная и добрая женщина, которая смотрела на меня и плакала. А вокруг головы у нее был тонкий-тонкий нимб! На ней было дорогое, но старинное платье. Ну, на мой взгляд, — очень старинное. Она сильно жалела… Нет, мадам, не меня жалела… Она плакала о Франции.

— О Франции? Какой удивительный сон! И что же дальше? Чем её огорчает Франция?!

— Мадам Бертен, когда я проснулась, я записала то, что звучало у меня в голове. Я не знаю, что с этим делать и… Я просто не знаю…

— Мадмуазель Мадлен, вы не могли бы показать мне, что именно вы записали? Это, согласитесь, довольно необычный сон!

Да с удовольствием, дорогая Роза! У вас, мадам, в клиентках принцесса Конте ходит, а у меня во дворце нет даже судомойки знакомой. Так что заранее заготовленный лист со своей «поэзой» я отдала Розе.

Читала она, надо сказать внимательно. И, судя по времени – не один раз. Нахмурилась… Ну, безусловно, обслуживая таких родовитых клиенток, мадам в курсе всех последних сплетен Версаля. И наверняка знает, что не смотря на свадьбу, брак дофина и Марии-Антуанетты не консумирован!

— Мадмуазель Мадлен, вы не против, если я покажу эти стихи… одной очень мудрой даме?

— Конечно нет, мадам Роза… Я только не понимаю, что мне теперь нужно делать? Может быть просто выкинуть эту бумагу и постараться все забыть? Меня, мадам Роза, ужасно пугают вот эти слова про королевскую кровь. Не означает ли это, что готовится покушение на короля, мадам?!

— Нет-нет, дорогая! Не волнуйтесь! Я думаю, что это говорит о чем-то другом… Очень советую вам сегодня не работать. Вернитесь домой, заварите себе успокаивающий сбор, отдохните денек-другой… Вы просто утомились, мадмуазель Мадлен.

Не сказать, чтобы меня так уж обрадовал этот внезапный выходной, но нужно было поддерживать легенду о моих переживаниях и впечатлительности. Пусть у Розы будет время посоветоваться со своими родовитыми клиентками. А посидеть над рисунками я могу и дома.

— Знаете, мадмуазель Мадлен… Я подумала и решила, что пока вам лучше поработать дома. Я буду присылать к вам слугу за новыми эскизами. Вам, безусловно, нужен отдых и покой!

Дома я проработала, вполне продуктивно, почти неделю. Роза прислала деньги за предыдущие эскизы и работу, так что я поняла – смерть от голода мне совершенно не грозит.

Вставала рано утром, умывалась и шла по лавочкам за едой. Приходила домой после прогулки, пила кофе с круассанами, немного шила и, пока светло, садилась за работу. Ближе к вечеру, когда глаза уже уставали и опускались сумерки – готовила ужин.

Весна во всю вступала в свои права, пришлось заняться моим «приусадебным» участком. За небольшие деньги двое работяг вскопали мне всю землю.

Я наведалась на рынок и закупила ростки различных цветов. Ничего сложного в уходе брать не хотела. Обычные маргаритки, немного луковиц гиацинтов и фрезии – для запаха. Ну и так, по мелочи, что под руку подвернулось.

Пришлось разориться на грубые кожаные перчатки. Нельзя же баронессе ходить с ободранными руками и черными ногтями. Но мой теперешний доход позволял мне сохранить все, что осталось, да еще и откладывать понемногу. И даже не отказывать себе в некоторых приятных мелочах.

За эту неделю, кроме продуктивной работы над новой коллекцией, я дошила себе совершенно очаровательный туалет. Безусловно, заказывать одежду в ателье-магазине мадам Розы смогу еще очень не скоро. Но, так-то и сама не безрукая, потому прелестное гродетуровое платье будет только первым в моем гардеробе. Скоро лето, значит нужно будет еще несколько легких туалетов для солнечных дней.

Карету без опознавательных знаков за мной прислали поздним утром, на седьмой или восьмой день. Слуга мадам Бертен заявил, что меня срочно вызывает хозяйка.

У дверей магазина стояла роскошная карета запряженная четверкой белоснежных коней, карета с золочеными гербами, форейтором, охраной на вороных… Сердечко у меня ёкнуло… Одно дело – придумывать план, совсем другое – встретиться лицом к лицу с теми, кто должен его исполнять. Не стоит забывать, что я по сравнению с такими людьми – как муравей рядом со слоном.

В мастерской Розы царил какой-то нервный переполох. Её ближайшая помощница, мадам Гросс, крупная практичная и деловитая немка, приказала одной из девушек:

— Элиз, приготовь чаю гостям и возьми парадный сервиз. Я подам сама!

Значит, все же, сработало!

Провели меня не в рабочий кабинет Розы, а в святая-святых – примерочную, ключи от которой мадам Бертен не доверяли никому. Там она принимала те самые сливки общества. Я еще не видела комнат ни разу и была просто поражена царской роскошью. Одни венецианские зеркала чего стоили!

На обитой бархатом банкетке элегантно расположилась тоненькая, хрупкая девочка, изящная и милая. Пусть не столь нежная, как выписывали её придворные живописцы, но, безусловно – очаровательная своей молодостью и улыбкой. Сейчас, в 1771 году, ей всего шестнадцать лет. За её спиной стояли мадам Роза и еще одна дама, очевидно – фрейлина.

Мадам Роза заговорила первая:

— Ваше высочество, позвольте мне представить вам баронессу Мадлену де Вивьер.

Я поклонилась совершенно машинально, все же память тела, мышечная память – великая вещь. Иначе я бы выглядела нелепо. Таким поклонам учат с детства. Девочка рассматривала меня с любопытством, пусть я и была почти её ровесницей, но чем-то непонятным и неизвестным ей лично – некой обедневшей дворянкой.

— Скажите, мадмуазель Вивьер, а что еще говорила вам женщина во сне?

Стоп! Нужно прикинуться дурой и не отсвечивать! Никаких оценок сна, никаких намеков на то, что я знаю продолжение!Просто сообщение, которое я передала – не более! Я просто почтовый голубь, а не вершитель судеб.

— Больше ничего, Ваше Высочество. Я, признаться, не слишком поняла смысл сна. Даже боялась, не о покушении ли на его королевское величество идет речь.

— Но эта женщина, что вам приснилась… Чего она хотела?

— Я думаю, она хотела, чтобы свершилось то, что предсказано. Поэтому я и перестала думать о покушении. Не может же святая желать смерти королю?!

Девочка наморщила лобик – думала. Надеюсь, рядом с ней окажутся достаточно опытные женщины, которые подскажут, как именно может дофин «пролить из корня» свою королевскую кровь. Эта операция не так уж и сложна. А если у них родятся дети раньше, думаю, и вся история мира пойдет чуть по-другому. Кто знает, к худу или к добру я заварила кашу…

Девочка перевела взгляд на манекен в новом, только что сшитом легком туалете с нежными кружевами, и воскликнула:

— О, мадам Бертен! Я хочу купить вот это платье – оно просто очаровательно!

Боже, спаси Францию!

_____________________________________________

Фимоз — это заболевание, которое характеризуется затрудненным обнажением головки члена из-за суженного крайней плоти, что нередко сопровождается болезненными ощущениями.

Гродетур — плотная гладкокрашеная шелковая ткань темных цветов, немнущаяся и ноская; шла на дамские платья, рясы духовенства.