История Мадлен

Глава 69

Желание императрицы сперва посмотреть, что я действительно могу, было вполне понятно. Она выделила несколько девушек-швей и вышивальщиц. Михаил позволил мне занять две большие светлые комнаты в доме, я достала из сундуков все заготовки, что привезла из Парижа и мы, дружной командой, начали подгонять их по фигуре государыни, добавлять отделку и менять некоторые детали.

Работы предстояло много — в реальности государыня была чуть полнее, что ранее вполне искусно скрывала при помощи одежды. Раз в неделю она приглашала меня на чаепитие, с большим любопытством расспрашивала об устройстве быта и дома в Париже, интересовалась различиями в характерах и обычаях людей.

Первое время меня эти расспросы удивляли, мне казалось, что у государыни достаточное количество осведомителей, дипломатов и служащих, побывавших во Франции и все это она должна знать сама. К чему же тогда эти пространные беседы? Я набралась храбрости и задала вопрос. Присутствующие при чаепитие фрейлины заулыбались. Все они были уже в возрасте около сорока, или слегка больше, давно служили при государыне и гораздо лучше меня понимали, о чем именно спрашивает Екатерина.

— Милая графиня, в силу вашей юности и неопытности вы просто не понимаете сути вопроса, — с разрешающего кивка государыни заговорила Анна Протасова.

Я присматривалась к ней с любопытством, она присутствовала на встрече первый раз. Некрасивая — это первое впечатление. Кажется, она была не только креатурой Григория Орлова, но и его племянницей. Ходили слухи, что к ближайшему дню ангела она получит звание камер-фрейлины, очень почетное и выгодное.

Дама была чуть моложе своей правительницы, темноволоса, с грубоватыми чертами лица, широковатым ртом и большими умными глазами, темно-карими, яркими и прекрасными. Анна не была уродиной в полном смысле этого слова, но в ней напрочь отсутствовала кукольная красота, столь ценимая в это время. Безусловно — умная и жесткая женщина, другая просто не достигла бы такого уровня власти.

— Разумеется, у государыни есть сведения о всех необходимых ей изменениях в политике Франции. Но узнать о том, как живут французы не со слов критически смотрящего на них дипломата, понять, как ведется хозяйство и каковы обычаи — очень интересно. — Анна Степановна улыбнулась государыне и прямо посмотрела мне в глаза.

Я улыбнулась в ответ, хотя, внутренне, и заметалась. Она намекает на что-то?! Они собрали сведения о моей жизни и в чем-то подозревают? А потом я вдруг успокоилась и поняла — знают они что-то или нет — лучше рассказать самой, до того, как меня припрут к стенке и начнут допытываться, как я оказалась владелицей мастерских и компаньонкой Розы Бертен.

— Ваше императорское величество, я боюсь, что история слишком длинная, а чаепитие подходит к концу… Не утомит ли вас мой рассказ?

Государыня ласково кивнула мне и добродушно сказала:

— Ах, графиня, у меня так редко появляются минуты досуга, что уверена, ваш рассказ поможет нам развеяться.— Легкий акцент по прежнему чувствовался в её речи.

И я рассказала. И о травме, полученной от падения, об утере памяти и чтении завещания, о том, как меня невзлюбила сестра , о том, что не знала, как выжить и начала рисовать, как Роза поверила в мой талант и ссудила меня деньгами…

Императрица поощряла мой рассказ небольшими вопросами, иногда он прерывался оживленным обсуждением. Например, дамы заспорили — смогла бы русская девушка при таких исходных данных встать на ноги сама.

Та часть рассказа, что касалась притязаний маркиза на мою руку вызвала большое оживление и дружный смех. Домой, к волнующемуся мужу, я попала в этот день уже в сумерках. И привезла подарок императрицы — дивную брошь-букет.

Цветочные мотивы и вообще были популярны в это время, хотя большая часть тканей была гладкой, без рисунка. Но одежду часто украшали кружевом, вышитыми цветочными гирляндами и атласными розетками. А одной из самых популярных тем в ювелирных украшениях были так называемые букеты.

В форме букетов делали броши и аграфы, кольца, серьги и эгреты — украшение для причесок или шляпок — ими крепили перья. В таких изделиях причудливо переплетались золотые и серебряные листья, травы и колосья, множество драгоценных камней разной степени чистоты, различных огранок и, очень часто, по моде — на серебряной подложке — тонкий листок фольги под прозрачным камнем делал его блеск ярче и цвет сочнее.

— Такой подарок — большая честь, Мадлен — сказал Михаил. — Только прощу тебя, постарайся больше так не задерживаться! Я волновался за тебя, мое сердце.

От нежного тепла в его словах я только вздохнула — все же, мне удивительно повезло с мужем. Я прекрасно понимала, что для своего времени Михаил на редкость прогрессивен во взглядах. Далеко не каждый муж позволил бы супруге иметь такое странное увлечение — модельный бизнес.

Через месяц первые мундирные платья были готовы и я повезла их на примерку государыне.

Мода, хоть и диктовала однотонные ткани, но в дневных, а паче того — в вечерних и бальных нарядах эта ткань просто терялась за волнами кружева, блеском драгоценностей и различных бантов, воланов и рюшей.

Мундирное платье отличалось и строгостью кроя, и гораздо меньшей шириной юбки — под нее даже пришлось заказывать специальные маленькие фижмы, а не те огромные “крылья”, что носили каждый день. Выполненное в цветах полков, платья отличались строгим “мужским” кроем, уставной отделкой — форменное шитье и форменные же пуговицы. Для этого мне специально пришлось просить Михаила показать мне различные мундиры.

Императрица была в восторге. Не секрет, что раньше она частенько носила мужские костюмы-мундиры, но увы, с возрастом начала немного полнеть. И хотя фигура оставалась статной, а манера держать себя — представительной, все же в платье она смотрелась величественнее, чем в брюках.

— Это прекрасно, дитя моё! — государыня поворачивалась у огромного зеркала, стараясь рассмотреть себя сбоку. Потом потребовал у горничной накинуть сверху форменный плащ подбитый мехом, и снова начала рассматривать себя. Проходилась пальцем по отделке витым шнуром, пробовала сидеть и вставать.

Думаю, ей все было удобно. Платье представляло из себя довольно простую конструкцию — распашное платье, под которое одевали еще одно, нижнее. Помня о русских морозных зимах такое утепление было совсем не лишним. Кроме того, вертикальные линии отделки показывали фигуру императрицы в выгодном свете — она казалась стройнее и выше ростом.

Фрейлина Нарышкина, присутствующая при примерке, так же одобрительно кивнула головой.

— Да, государыня — вы выглядите изумительно! Думаю, военные оценят тот почет, что вы им оказываете!

Императрица резко развернулась ко мне, чуть испытующе глянула мне в глаза и сказала:

— Подыскивайте себе дом, графиня. Пусть это будет роскошный особняк на лучшей улице — казна оплатит этот расход! Русские дамы не меньше француженок достойны красивой одежды. Завтра я пришлю вам женщину, вашу будущую помощницу. Надеюсь, вы поладите.

Я присела перед русской царицей в почтительном низком реверансе. У меня был еще один сюрприз для правительницы. Впервые в этом мире обувь сшили не одинаковую на обе ноги, а, как положено — левый и правый сапожок.

Теперь, когда государыня одобрила одежду, можно было предложить ей примерять и обувь. Сперва, заметив что с ней что-то не так, она слегка нахмурилась, рассматривая поданные горничной сапожки. Села на бархатную козетку и велела:

— Надевай, Ольга.

Красивая, степенная, строгая и молчаливая Ольга встала на колени и натянула сапожки на полные ноги царицы. Екатерина несколько неуверенно встала, прошлась по длинной комнате туда-сюда, потопала ногами:

— Ишь ты, затейники-французы, что выдумали! Однако, графиня, я боюсь, что казне не хватит денег на ваши заведения — рассмеялась она. Потом, став серьезной, добавила: Выбирайте сразу и место под сапожную мастерскую. Я дозволяю вам, графиня Апраксина, писать на вывеске “Поставщик двора её Величества”.

Думаю, это был час моего триумфа! Только осознание того, сколько впереди работы просто по обустройству мастерских, немного настораживало. Я, все же, еще слабо себе представляла Российские масштабы.