История Мадлен

Глава 27

Четырехлетие моего нахождения здесь я решила отметить. Все же, я явно заслужила это. Если не считать первых пару месяцев, когда я отходила от травмы, ремонтировала дом и, иногда, плакала по ночам от растерянности, я могла смело сказать себе:

— Мадлен, ты – молодец!

Вспоминая историю с Козеттой, которая стоила мне пары бессонных месяцев и кучи нервов, я тоже могла сказать себе – молодец! И вообще, кто не падал – тот не поднимался! Эта история с воровкой многому научила меня, так что, как говорится – «Спасибо господи, что деньгами взял.» Ну, в моем случае – бессонными ночами и нервами, но это и не важно.

Пять месяцев назад я выплатила Розе Бертен последние деньги. И хотя в финансовых вопросах мадам Бертен была значительно практичнее и прижимистее меня, но дела она всегда вела честно. На данном этапе я являлась владелицей уникальной мастерской по производству всего на свете. Ну, разумеется, не совсем всего, а того, что могло потребоваться красивой женщине.

Владела я ей на паях с Розой, но моя часть – больше её. Надо сказать, мадам Бертен никогда и не лезла в управление мастерскими, довольствуясь, в данном случае, просто удачной инвестицией. Хотя финансовые отчеты всегда проверяла лично.

У меня работали лучшие обувщики и мастера-гобеленщики, вышивальщицы и кожаных дел умельцы. У меня производили сумки любых фасонов и из любых материалов, тонкие и широкие дамские ремни с вышивками, стразами, аппликацией, обувь, лучшие перчатки и искусственные цветы. Я давным-давно выкупила и землю, где стоят мастерские и соседние здания, где и разместился цех цветочниц.

По договоренности с Розой, цветочные мастерские – только мои. Букеты по моим эскизам украшали зимой гостиные всего Парижа. Лучшие гостиные, разумеется. Даже в покоях королевы, прекрасной Марии-Антуанетты, каминные полки и напольные вазы были украшены изделиями из моей мастерской.

Пока еще я не могу позволить себе, например, золотой унитаз, но… Я рассмеялась, глядя в большое зеркало примерочной.

Я стояла в той самой примерочной, которую Роза сделала отдельно, для самых высокопоставленных клиентов. В той самой, которую, иногда, из какого-то странного каприза, продолжала посещать королева. Чаще, конечно, мадам Бертен ездила с кучей образцов во дворец. Но иногда королева приезжала сама и о чем-то беседовала с мадам. Никто не знал, что именно их связывает. Пожалуй, только я да еще одна из фрейлин королевы, Мария де Ламбаль, догадывались, что дело в том самом «пророчестве».

Отношения короля к жене, подарившей ему детей, ставшей нежной и заботливой матерью, было просто изумительным. Конечно, я не могу сказать, что это все моих рук дело. Но думаю, что припугнув вовремя Марию-Антуанетту, я бросила на весы истории песчинку, которая повлекла лавину изменений. Одно то, что первый ребенок королевской четы родился на много лет раньше, чем в моем времени, говорит о том, что возможно, ужасы Французской революции все же минуют страну. Тем более, что юного дофина парижане обожали.

Впрочем, обожание толпы — это такая забавная вещь! Достаточно вспомнить хотя бы модный в том сезоне цвет, который назвали «Сюрприз дофина». Да-да, именно от испачканной дофином пеленки и произошла мода на светлый, рыжевато-коричневый оттенок. Сперва она охватила придворных модников, чем доставила мадам Бертен некоторые неприятности. Этот цвет был к лицу далеко не всем. Тогда мы додумались спасти положение большими цветными воротниками. Находясь у самого лица, воротник нужного цвета подчеркивал достоинства, а уж какого оттенка платье в данном случае было не так важно.

Но даже сейчас, по прошествии трех лет от рождения маленького принца, этот цвет все еще с восторгом носился простонародьем. Да и так разобрать – практичный, не слишком марки оттено! Но почти каждый раз, когда я видела на людях одежду такого цвета, она, невольно, вызывала у меня улыбку. Королева, кстати, снова ждала ребенка, и парижане с удовольствием говорили о том, что она прекрасная мать.

А я собиралась сшить себе в мастерской мадам Бертен платье. Настоящее бальное платье. Мне уже двадцать один год, пора понять, что кроме работы существуют и другие вещи. Например – выходные. Те самые выходные, которые молодая девушка вполне может посвятить визитам в дома знакомых, приемом некоторого количества гостей и прочим приятным вещам.

За четыре года работы с мадам я обзавелась некоторым количеством вполне пристойных знакомств. Безусловно, практически все – женщины. Но это и не важно. Важно то, что я могу позволить себе отдых, новые платья и новые встречи, новый дом, в который я въехала всего шесть дней назад – до той поры у меня шел ремонт.

Дом – самая окраина Парижа, он невелик, зато есть своя конюшня и небольшой сад. Буквально вчера я отправила записку Бернардет, что я освободила от своего присутствия её собственность. Пусть радуется. Если честно, переехать мне нужно было уже давно – я основательно захламила свою сторожку рисунками, эскизами, картинами. Да-да, последнее время я так расслабилась, что могла позволить себе даже писать картины. Пока – только натюрморты. Но даже они чем-то напоминали мне мои старые работы, сделанные еще в том мире. Сочными оттенками, солнцем, любовью к жизни…

Я прекрасно знакома с сословным снобизмом. Далеко не каждая дама готова принимать у себя девушку, которая сама зарабатывает себе на жизнь. Но теперь, когда все долги розданы, когда у меня на полном ходу работает еще и цветочная мастерская, я могу позволить себе не только работу, но и развлечения. А те из женщин, что не сочтут возможным принимать меня у себя, рискуют остаться без модных тряпок. В отличии от меня, для которой титул баронессы мало что значит, мадам Бертен весьма трепетно отнеслась к моему урожденному дворянству. И когда жена баронета, мадам де Моро позволила себе оборвать меня и назвать «милочкой», как простую швею, Роза только нахмурила бровь. Заказ мадам был выполнен как всегда отлично и в срок, но больше мадам не смогла разместить у нас ни одного заказа, не взирая на изрядное богатство своего мужа. Для нее у нас всегда была готова дежурная фраза:

— Приношу извинения, мадам де Моро, но у нас срочный заказ от герцогини… графини… принцессы… И так далее…

Более того, мадам Бертен лично наябедничала графине де Розен, о которой было известно, что она состоит в дальних родственных отношениях с семьей баронета де Моро.

— И вы представляете, ваше сиятельство, она так и обратилась к ней – «милочка»! К урожденной баронессе! Куда катится мир!

Так что и поступок мадам де Моро и его последствия несколько дней обсуждался в салонах средней руки. И многие сделали правильные выводы.

За все это я так же была бесконечно благодарна мадам Бертен. Мало кто смог бы так изящно провернуть маленькую воспитательную интригу. Кроме того, какие бы дружеские отношения не связывали меня с рабочими моих мастерских и цехов, все они были люди славные, но увы, не слишком образованные. А мне, иногда, все же хотелось и приятной беседы и просто – почувствовать себя девушкой, а не рабочей лошадью.

Так что я стояла в примерочной для привилегированных клиентов, а лучшая портниха мадам Бертен, мадам Пуль, выговаривала мне:

— Надо больше кушать, мадмуазель Мадлен! Конечно, талия у вас такая, что можно и корсет не носить, но вот здесь – она с негодованием потыкала на мои бедра – у девушки должно быть немного больше… изящества, мадмуазель! Плавных линий и крутых изгибов! А у вас здесь… – она расстроено покачала головой.

Меня не сердила столь строгая отповедь от мадам Пуль. Мы давно и много работали вместе и обе с большим уважением относились к мастерству друг друга. Я понимала, что такое ворчание для нее – это как знак – я тебя уважаю, ценю и волнуюсь за тебя, девочка!