Удача в подарок, неприятности в комплекте

- Алексей Михайлович? – нежный голос Елизаветы Андреевны оказался чудодейственным бальзамом для моего истерзанного сердца, лучом света в бездне отчаяния, путеводной звездой. – Алексей Михайлович, что с Вами, Вам плохо?

Знала бы ты, девочка, КАК мне было плохо без тебя. Я подошёл к барышне, выглядывающей из той самой комнаты, куда я направлялся, решительно втолкнул Елизавету Андреевну внутрь, плавно закрыл за собой дверь, самым краешком сознания помня о том, что сейчас ночь, и шуметь не стоит, после чего притянул опешившую девушку к себе и жадно впился ей в губы поцелуем, страстным словно лава вулкана, внезапно пробудившегося у меня в душе. Госпожа Соколова дёрнулась, пытаясь отстраниться, но я лишь крепче прижал её к себе, с наслаждением запустив пальцы в мягкие и пушистые завитки волос на затылке. Господи, какая же она сладкая, словно нектар, которым питались боги Олимпа, словно родниковая вода! Я наслаждался поцелуем и никак не мог утолить жажду, чем больше целовал, тем сильнее разгоралось пламя страсти. Я забыл обо всём на свете, весь мир для меня растворился в этих блестящих зелёных глазах, подобных колдовским омутам, единственным звуком на земле остался лишь грохот сердца в ушах да хриплое, прерывистое дыхание, со стоном вылетающее из груди.

Отчаянно-короткий, полный боли и ужаса вскрик хлестнул словно плетью по натянутым до предела нервам. Я готов был поклясться, что видел, как мелкими золотистыми искрами разлетелось опутывающее нас с Лизой заклинание. Барышня смущённо охнула и отпрянула, вырвалась из моих рук, судорожно подхватывая одежду и прижимая её к груди, я, дабы не смущать Елизавету Андреевну, поспешно отвернулся. По совести, стоило бы вообще выйти из комнаты, только у меня от перенапряжения дрожали колени, в ушах гудело, а перед глазами всё плыло. Я и пары шагов самостоятельно не сделаю, рухну непременно, а у госпожи Соколовой силёнок не хватит меня ни оттащить подальше, ни к себе обратно втянуть, чтобы себя не компрометировать. Плохо, что голова опять заболела, в висках словно кузня открылась со столярной мастерской в придачу, а самое мерзкое, что я понятия не имел, как теперь себя вести с Елизаветой Андреевной, которую я чуть не соблазнил, и при мысли о коей в моей крови опять начинают танцевать языки пламени. Три тысячи чертей, она же невеста другого, а обручение в начале двадцатого века дело столь же серьёзное, как и венчание! Дьявол раздери эту проклятую чародейку Алесю и все её мерзопакостные изобретения! Голову готов дать на отсечение, что это её проделки! Я осторожно выдохнул, мысленно встряхнул себя за шиворот и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Хватит позорить и пугать девушку, она теперь, наверное, даже от жениха своего шарахаться будет. Завтра утром всенепременно извинюсь перед Елизаветой Андреевной, скажу, что… Мысленно пытаясь представить завтрашнюю сцену, я отчётливо увидел перед собой госпожу Соколову, её зелёные, словно свежая листва, глаза, её нежные губки и до крови прикусил губу, чтобы сдержать стон желания. Проклятие, да что со мной, я же не мальчишка?! Нет, пожалуй, пока мне с Елизаветой Андреевной лучше не встречаться, а то не удержусь, я же не железный, хотя ещё две недели назад наивно думал, что все прелести жизни похоронены навеки.