Великое восстановление наук, Новый Органон

L

На двадцать шестое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры широкого применения. Это те примеры, которые относятся к разнообразным вещам и часто встречаются и поэтому немало сберегают трудов и новых испытаний. Об орудиях и изобретениях уместнее говорить, когда мы будем рассматривать дедукцию к практике и способы эксперимента. Даже то, что уже известно и применяется ныне, будет описано в частных историях отдельных искусств. Сейчас же мы дадим некоторые общие указания лишь в качестве примеров широкого применения.

Итак, человек воздействует на естественные тела главным образом семью способами (исключая простое придвигание и отодвигание тел), а именно: или посредством исключения того, что мешает и препятствует; или посредством сжатия, растяжения, приведения в движение и тому подобного; или посредством тепла и холода; или посредством удержания в благоприятствующем месте; или посредством обуздания движения и управления им; или посредством особых согласований; или посредством своевременного и должного чередования и последовательности всех этих способов или по крайней мере некоторых из них.

Итак, относительно первого способа. Многому мешает обыкновенный воздух, который присутствует и примешивается всюду, и лучи небесных тел. Поэтому то, что способствует их исключению, может справедливо считаться примером широкого применения. Сюда, следовательно, относятся материал и толщина сосудов, в которые помещаются тела, приготовленные для работы над ними. Точно так же сюда относится тщательное закрывание сосудов при помощи уплотнений и того, что химики называют замазкой мудрости[153]. Чрезвычайно полезно также покрытие поверхности жидкостью. Так, когда наливают масло поверх вина или травяных соков, то масло, растекаясь по поверхности, словно покрышка, отлично сохраняет их невредимыми от воздуха. Не плохи также и порошки, которые хотя и содержат примесь воздуха; однако задерживают силу окружающей массы воздуха, как это бывает при сохранении яиц и плодов в песке и в муке. Так же и воск, мед, смолу и тому подобные вязкие вещества хорошо применять для более совершенного закрытия и для удаления воздуха и небесных излучений. Мы сделали однажды опыт, погрузив сосуд и некоторые другие тела в ртуть, которая гораздо плотнее всех тел, которыми можно облить другие тела. Весьма также полезны пещеры и подземные погреба, чтобы помешать нагреванию солнцем и губительному открытому воздуху, — этим пользуются в Северной Германии для хранения зерна. Сюда же относится также и погружение тел в воду. Так, помню, я слышал о мехах с вином, погруженных в глубокий колодец для охлаждения. Но случайно или по небрежности и забывчивости они остались там в течение многих лет и затем были извлечены. И от этого вино не только не стало кислым и слабым, но гораздо более благородным на вкус, очевидно благодаря более тонкому смешению его частей. Если же требуется, чтобы тела были погружены под воду на дно реки или моря, но не соприкасались с водой и при этом чтобы они не были заключены в закрытые сосуды, а только окружены воздухом, то для этого хорошо пользоваться таким сосудом, который иногда применяется для работы на затонувших судах, чтобы водолазы, оставаясь долгое время под водой, могли время от времени дышать. Этот сосуд таков: делается из металла открытая бочка; она опускается, сохраняя отвесное положение по отношению к поверхности воды, и песет с собой на дно моря весь содержащийся в ней воздух[154]. Она стоит, как треножник, на трех ногах, длиной несколько меньших, чем рост человека. Таким образом, водолаз может, когда у него недостает дыхания, просунуть голову в отверстие бочки, подышать и затем продолжать работу. Мы также слышали, что изобретена уже машина или лодка, которая может везти человека на некотором расстоянии под водой[155]. Но к тому сосуду, о котором мы говорили, можно подвесить любые тела; поэтому мы и привели данный опыт.

Есть и другое назначение тщательного и совершенного закрытия тел, а именно: закрытие не только мешает вхождению внешнего воздуха (о чем уже сказано), но также мешает выходу духа из тела, внутренние части которого исследуются. Ибо для работающего над природными телами необходимо, чтобы количество тела оставалось неизменным, т. е. чтобы ничто не испарялось и не вытекало. Ибо глубокие изменения в телах происходят тогда, когда, в то время как природа препятствует уничтожению тела, искусство препятствует даже потере или удалению какой-либо части. Относительно этого укоренилось ложное мнение (если бы оно было истинным, то надо было бы почти отказаться от надежды сохранить известное количество тела без уменьшения), что дух тел и воздух, утонченный сильным нагреванием, никакими преградами нельзя удержать в сосудах, ибо они улетают через тончайшие поры сосудов. К этому мнению люди пришли на основании общеизвестного опыта с опрокинутым над водой стаканом, внутри которого горит свеча или бумага, отчего вода вовлекается вверх; а также на основании примера кровососных банок, которые, будучи нагреты на огне, втягивают тело. Полагают, что в обоих случаях утонченный воздух вышел и поэтому уменьшилось его количество, которое заполнили вода или тело вследствие движения сцепления. Но это совершенно ложно. Ибо воздух не уменьшается в количестве, а сжимается в пространстве, и это движение заполнения водой не начинается прежде, чем пламя не погаснет и воздух не охладится; так что врачи накладывают поверх банок смоченные холодной водой губки для того, чтобы банки притягивались сильнее. Поэтому нет причины для того, чтобы люди очень боялись легкого выхода воздуха или духа. Ибо хотя и правда, что даже наиболее твердые тела имеют поры, однако воздух или дух с трудом претерпевают размельчение до такой тонкости, подобно тому как и вода отказывается вытекать через малейшие щели.

Относительно второго из семи упомянутых способов следует прежде всего заметить, что, действительно, сжатия и тому подобные насильственные движения имеют величайшее значение для пространственного движения, как это видно в метательных орудиях, а также для разрушения органических тел и тех их способностей, которые состоят исключительно в движении. Ибо всякая жизнь да и всякий огонь и воспламенение разрушаются сжатием, как и всякая машина портится и приводится в беспорядок им же. Оно также разрушает способности, которые заключаются в расположении и более явной неоднородности частей, как это бывает в цвете (ибо не один и тот же цвет у целого цветка и раздавленного или у целого янтаря и растолченного), а так же и во вкусе (ибо не один и тот же вкус у незрелой груши и у нее же, когда она сжата и размягчена, — тогда она явно получает большую сладость). Однако для более глубоких изменений и превращений однородных тел эти насильственные движения мало значат, ибо при их посредстве тела не приобретают какого-либо нового постоянного и спокойного состояния, а только состояние преходящее и всегда стремящееся вернуться к прежнему и освободиться от нового. Однако не лишне было бы произвести более тщательный опыт над этим, а именно установить, могут ли сгущения или разрежения вполне однородных тел (как воздух, вода, масло и тому подобное), произведенные насильственно, стать постоянными, прочными и как бы перешедшими в природу тел. Это сначала надо произвести посредством простого продолжительного выдерживания, а затем посредством вспоможения и согласия. Это мы легко могли сделать (если бы пришло на ум), когда сжимали воду (об этом мы говорили в другом месте)[156] молотом и прессом, пока она не вырвалась. Мы должны были предоставить сплющенный шар на несколько дней самому себе и потом только извлечь воду, чтобы испытать, тотчас ли она заполнила бы прежний объем, который она имела перед сжатием. Если бы она этого не сделала ни тотчас, ни хотя бы спустя короткое время, то это сжатие можно было бы рассматривать как постоянное; в противном случае было бы очевидно, что произошло восстановление и, значит, сжатие было преходящим. Нечто подобное надо было сделать также при вытягивании воздуха из стеклянных яиц. После высасывания воздуха надо было сразу крепко затянуть отверстие, затем оставить эти яйца закрытыми таким образом в течение нескольких дней и тогда наконец испытать, войдет ли с шипением воздух, если открыть отверстия, или также будет ли в случае погружения в воду втянуто такое же самое количество воды, какое было бы втянуто вначале, когда еще не прошло известное время. Возможно (или по крайней мере достойно испытания), что это могло бы и может произойти, ибо с течением времени это происходит в несколько менее однородных телах. Так, после некоторого времени согнутая палка не разгибается, и не следует приписывать это какой-либо потере в количестве дерева за истекшее время, ибо то же самое (если увеличить время) происходит и с железной пластинкой, которая не подвержена испарению. Но если посредством простого выдерживания опыт не удается, то все же надо не оставлять его, а применить другие вспоможения. Ибо немалая будет выгода, если окажется возможным насильственно сообщать телам прочные и постоянные свойства. Так, можно было бы воздух обратить в воду посредством сжатия и сделать многое другое в том же роде, ибо человек более властен над насильственными движениями, чем над остальными.

Третий из семи способов относится к тому великому орудию в работе как природы, так и искусства, которым являются тепло и холод. Но именно в этой области человеческое могущество как бы хромает на одну ногу. Ибо мы имеем тепло огня, которое бесконечно могущественнее и сильнее тепла солнца в том его виде, как оно доходит до нас, и тепла животных. Но нет холода, кроме того, который бывает в зимнюю погоду, или в погребах, или от снега и льда; этот холод по силе, пожалуй, можно сопоставить с теплом полуденного солнца в какой-либо знойной области, увеличенным притом посредством отражения от гор и стен, ибо как тепло, так и холод такой величины животные могут переносить короткое время. Но они почти ничто рядом с теплом пылающей печи или с каким-либо холодом, который соответствовал бы этой мере. Поэтому все у нас сводится к разрежению, иссыханию и истреблению и почти ничего — к сгущению или смягчению, кроме как посредством смешения и почти несостоятельных способов. Поэтому примеры холода надо изыскивать со всей тщательностью. Они встречаются тогда, когда в сильные морозы тела выставляют на башнях; когда тела помещают в подземных пещерах, в окружении снега и льда в более глубоких местах и в местах, вырытых для этого; когда тела опускают в колодцы, погружают в ртуть и в металлы; когда тела потопляют в воде, которая обращает дерево в камень; когда тела закапывают в землю (так в Китае приготовляют фарфор, причем, как говорят, массы вещества, предназначенные для этого, остаются в земле сорок или пятьдесят лет и передаются по наследству как некие искусственные рудники) и т. д. Помимо того, точно так же надо исследовать все сгущения в природе, происходящие от холода, чтобы, познав их причину, перенести их в искусства. Такие сгущения наблюдаются в выступах мрамора и камней, в оседании росы на стекле с его внутренней стороны под утро после холодной ночи; в возникновении и собирании под землей паров, от которых часто бьют ключи, и во многих других явлениях этого рода.