Проблема символа и реалистическое искусство

1. Диалектика символа

Все указанные выше отдельные черты символики получают свою настоящую значимость только при условии их диалектического понимания. Во всяком символе есть идейная сторона и образная сторона. Тем не менее всякий символ есть нечто целое и неделимое. Это значит, что его идейность и его образность тоже сливаются в нечто единое и нераздельное. Идейная образность или образная идейность есть нечто третье в сравнении с идеей и образом, нечто новое и оригинальное, уже не делимое на идею и на образ. Овладеть этим синтезом можно только при помощи диалектического учения о совпадении противоположностей, но это только символ первой степени, где идея и образ имеют имманентное и потому самостоятельное значение.

Символ, далее, есть смысловая общность, которая является принципом получения бесконечного ряда относящихся к ней единичностей. Но общее не есть единичное, и единичное не есть общее. Как же возможно их объединение, да еще такое, которое указывает на появление бесконечного ряда частностей? Здесь тоже только единство противоположностей может достаточно ясно и убедительно показать возникновение бесконечного ряда единичностей. Не только становление самих единичностей, но и каждая отдельно взятая единичность объяснимы в данном случае только при помощи принципа единства и борьбы противоположностей. Здесь мы имеем дело со второй степенью символа, когда символ указывает не на самого себя, но на нечто иное, чем сам он не является.

Наконец, только диалектически можно понять и вообще отношение символа предмета к самому предмету. Ведь для того, чтобы был символ предмета, необходимо, чтобы существовал сам предмет; и поэтому не предмет есть отражение и порождение символа, но символ есть отражение и порождение предмета. Так, по крайней мере, нужно думать с точки зрения диалектического материализма. Если отсутствует предмет, то отсутствует и его символ, или это есть символ неизвестно чего. С другой стороны, однако, мы все время говорили, что именно символ есть принцип порождения действительности, что именно в принципе заложена возможность возникновения бесконечного ряда единичных проявлений той общности, из которой состоит символ.

Как это понять? Это понять можно только так: отраженная в понятии действительность представлена в нем настолько глубоко и всесторонне, что она захватывает и ее внутренние, более важные и основные стороны, и ее внешние стороны, менее важные, более случайные и всецело зависящие от внутренних сторон. Такое насыщенное смысловым образом понятие не только является большим смысловым обобщением, но содержит в себе также и закон появления всех частностей и единичностей данного рода. Поэтому на первый взгляд и кажется, что понятие символа как будто бы что-то из себя порождает, как будто бы определяет собою самое действительность. На самом же деле здесь самая обыкновенная диалектика понятия предмета и самого предмета.

Понятие предмета отражает предмет; но если оно достаточно глубоко и разработанно, то оно воздействует обратно на действительность и даже ее переделывает. Действительность для того и порождает из себя понятие о себе, чтобы при помощи этого понятия развиваться дальше. Поэтому происхождение символа и его окончательная роль – только объективны, а его субъективная отраженность есть явление служебное, для бесконечного развития самой же объективной действительности. Этот переход абстрактного понятия к практике есть уже символ третьей степени, а творческое переделывание действительности при помощи диалектически разработанных понятий создаст символику еще четвертой степени.

У многих далеко еще остается непреодоленной такая оценка понятия, которая сводит его только на абстрактное обобщение. Ленин, рисуя познавательный процесс, исходил из «живого созерцания» и тоже приходил к «абстрактному мышлению». Однако этим познавательный процесс у него отнюдь не кончался. Абстрактное мышление должно было перейти к практике; и только тогда оно, по Ленину, получало свою настоящую обработку[86]. Следовательно, момент практики, по Ленину, входит в самое определение понятия.

«Вся человеческая практика должна войти в полное „определение“ предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку»[87].

Знаменитое ленинское рассуждение о таком простейшем предмете, как стакан, нужно особенно нам иметь в виду, когда мы говорим о диалектике символа. В своем блестящем рассуждении об определении понятий Ленин прямо утверждает, что стакан отнюдь не делится на свои отдельные признаки и качества, не является их механической суммой, но представляет собой нечто новое, без которого и отдельные свойства теряют всякий свой смысл. Ленин пишет:

«Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и „опосредствования“. Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения».

Далее Ленин тут же требует рассмотрения данного предмета в его неизменном движении и развитии. О практической предназначенности каждого научного понятия мы только что говорили. Наконец, по Ленину, абстрактной истины нет, и всякая истина всегда конкретна[88]. Все эти мысли Ленина должны быть применены к понятию символа, который не сводится на отдельные признаки и является чем-то неохватным и на первый взгляд как бы абстрактным, хотя он всегда конкретно проявляется в отдельных вещах, свойствах и качествах и только в них существует, и который находится в вечном движении и изменении.