Тени заезжего балагана

* * *

Разбудил её шум, доносившийся из коридора. Несколько пар ног громко протопали по лестнице, но направились они не к ней в комнату, а в противоположную сторону, к Томоко. Уми села и потёрла глаза, чтобы согнать остатки сонливости. Чувствовала она себя гораздо лучше, чем вчера, после первого пробуждения. Но теперь о себе дал знать и голод.

В коридоре снова послышались чьи-то шаги, уже более лёгкие и аккуратные. Двери чуть раздвинулись, и в комнату заглянула Томоко с подносом. За ней следовала Нон с водой для умывания.

Завидев Уми, домоправительница охнула, поставила поднос на низенький столик и бросилась к ней, стиснув в объятьях.

– О, моя девочка! Наконец-то ты очнулась!

Уми тоже была рада видеть Томоко целой и невредимой, но домоправительница уж слишком переусердствовала с выражением своей радости.

– Пусти, Томоко, мне совсем нечем дышать, – просипела Уми.

– Если бы и вправду было нечем, ты бы столько не болтала, – беззлобно проворчала Томоко, но всё же отстранилась, держа Уми за плечи. Глаза её повлажнели, и домоправительница, не стыдясь слёз, утёрла их рукавом кимоно.

– Рада видеть вас в добром здоровье, госпожа, – улыбнулась Нон, внося воду в комнату. Уми кивнула ей: приятно было увидеть вокруг добрые и знакомые лица.

– Ты так долго не приходила в себя, что мы уже начали опасаться худшего, – запричитала Томоко. – Хорошо, что господин Ямада был рядом. Он сразу сказал, что ты сильно истощена и что длительный отдых поможет восстановиться. Хвала Дракону, он оказался прав!

Никогда прежде Уми не вслушивалась в болтовню Томоко с таким жадным вниманием. Ей хотелось знать, что со всеми всё в порядке и что никто из близких не пострадал от колдовства госпожи Тё.

– Как Ямада? А что с отцом и Ёсио? Что…

– Кажется, я только что лишилась звания главной болтушки усадьбы Хаяси, – мягко улыбнулась Томоко и сняла с подноса две глубокие миски. В одной исходил паром какой-то травяной отвар, а во второй была рисовая каша. – Вот что, я не скажу тебе ни слова, пока ты не поешь и не выпьешь лечебный отвар до последней капли. Пусть Нон станет свидетельницей моих слов!

Как Уми ни билась, но Томоко была неумолима. Она напустила на себя самое строгое выражение, на какое только была способна, и не проронила ни звука в ответ на все расспросы и мольбы Уми. Пока Нон помогала ей умыться, переодеться и причесаться, Томоко, казалось, даже не шелохнулась, словно превратилась в статую.

Смирившись с упрямством домоправительницы, Уми села за столик, покорно взяла ложку и зачерпнула кашу. Она была так голодна, что и не заметила, как миска опустела. Теперь настал черёд травяного отвара. Он оказался гораздо приятней на вкус, чем тот, что делал Сан. От отвара по всему телу растеклось приятное тепло, но, вопреки ожиданиям Уми, её не разморило. В голове прояснилось, а тело наполнилось силой, которой ещё совсем недавно так не хватало.

После того как Нон унесла поднос с опустевшими мисками, Томоко снова заговорила:

– Вот теперь я отвечу на твои вопросы. Начну с первого. С Ямадой всё в порядке, он вернулся почти следом за вами. Немного потрёпанный, как и все, кто прибыл после, но живой. Принёс с собой ручную обезьянку – милейшее создание! Сказал, что нашёл её в балагане. Похоже, бедняжку там мучили и морили голодом: у неё была застарелая рана на лапе, и она сметала всё, что служанки приносили с кухни. Она уже облазила весь дом, и я опасаюсь, как бы не попортила новые сёдзи…

Значит, тот говорящий обезьян умудрился подружиться с Ямадой. Уми всё ещё было не по себе, стоило только вспомнить слишком умные для зверя глаза обезьяна, но Ямада не стал бы приводить с собой того, кто представлял бы опасность для обитателей усадьбы. И когда Уми услышала, что с монахом всё в порядке, тяжесть на сердце стала чуть легче.

– Господин Хаяси получил ранение в ногу, но лекарь, которого мы всё-таки дождались, сказал, что рана не такая серьёзная, как нам казалось поначалу, и всё с ним будет в порядке, – продолжала рассказывать Томоко. Стоило ей произнести имя отца, как Уми тут же вся обратилась в слух. – Ох и натерпелись же мы! После бойни в балагане все лекари и даже их подмастерья просто нарасхват!

– Погоди-ка, что ты только что сказала? – Волосы на голове невольно встали дыбом. – После чего? Бойни?!

Томоко тяжело вздохнула. Похоже, сейчас настал тот редкий случай, когда говорить ей совершенно не хотелось. Но она всё же пересилила себя и произнесла:

– Пока ты была без сознания, у нас много чего произошло. Тогда, в балагане… Сама я не видела, что там случилось: меня загодя отослали прочь, хвала Дракону! Но после… Когда я и горстка тех, кому удалось унести ноги, уже отъезжали от балагана, оттуда начали доноситься крики и выстрелы. Уже после я узнала, что ведьма наслала на горожан, которые не успели сбежать, какое-то заклятие, и они словно взбесились! Говорят, одержимые напали первыми, убив кого-то из людей господина Ооно. А потом ещё и артисты балагана полезли на них с оружием… У господина Хаяси просто не осталось выбора и пришлось перебить всех!

Томоко всхлипнула и снова утёрла глаза рукавом. Уми вся похолодела. Перебить? Безоружных горожан?..

Как ни горько было признавать, но догадка, озарившая Уми уже на подмостках, когда она шла прямо в расставленную ведьмой ловушку, и впрямь оказалась верной. Похоже, с помощью проклятых меток госпожа Тё могла каким-то образом обретать над людьми власть.

– Вчера на рассвете почти всех наших мальчиков отправили в это Владыкой проклятое место вывозить тела, – продолжала Томоко. Голос её то и дело срывался, но страшные слова продолжали литься, словно дурная кровь из раны. – Никогда прежде не видела столько похоронных процессий – звон храмовых колоколов не замолкал даже поздно вечером, а дым от погребальных костров над всем городом стоял такой, что даже горы скрылись!

Слова Томоко объясняли, почему вчера ночью Уми слышала колокольный звон. Лишь теперь она осознала, что с той поры, как проснулась, колокола в святилищах на Отмели не смолкали ни на минуту. Это сколько же народу погибло, если погребальные церемонии шли до сих пор?!

– С утра до поздней ночи усадьбу осаждали родные погибших, требуя от господина Хаяси, чтобы он наказал всех, кто был причастен к бойне, – качала головой Томоко. – Кто-то плакал, кто-то угрожал, и каждому из них господин Хаяси обещал помочь и выплатить компенсацию за потерю члена семьи.

Для убитых горем людей деньги вряд ли могли стать достойным утешением. И следующие слова Томоко только подтвердили опасения Уми:

– А потом мы узнали, что кто-то пытался поджечь «Толстого тануки» – хвала Дракону, пламя удалось быстро потушить! Но позже в нескольких лавках, которым особо покровительствовал клан Аосаки, устроили погромы. Хозяев избили, добро растащили – поди найди теперь, кто всё это начал и кто виноват…

На краткий миг Уми показалось, что она всё ещё спит – настолько диким казалось всё, что говорила Томоко. Она даже незаметно ущипнула себя за руку. Но боль оказалась реальной.

Что теперь будет с кланом, после того как Итиро Хаяси и его люди перебили кучу горожан? Ведьма сбежала, артисты балагана убиты, и призвать к ответу за преступления госпожи Тё было некого. Гнев народа, оставшегося без градоправителя, а потом пережившего такой ужас, можно было понять.

Но от этого ничуть не легче…

– А что с хозяином балагана? – собственный голос долетел до Уми будто бы издалека. Пускай Рюити Араки и пытался противостоять ведьме, сожжение храмов и убийства каннуси и послушника по-прежнему были на его совести.

– Его и горстку выживших артистов арестовала тайная полиция. Пока что их допрашивают, а потом наверняка казнят. Подумать только, а ведь господин Араки поначалу показался мне таким приятным и обходительным молодым человеком! Кто бы мог подумать…

И правда, Уми самой до конца не верилось, что в колдуне и убийце она признает своего старого друга, который, помимо прочего, был сыном покойного дядюшки Окумуры. Как он оказался у ведьмы? Неужели она смутила его такими же речами, какими пыталась оплести Уми?

Речами насквозь лживыми, как и улыбка на неживом лике маски.

– К тому же с нашим Ёсио приключилась какая-то неприятность, – теперь голос Томоко стал глуше. – Его принесли сюда всего в крови, и господин Хаяси весь день проговорил с ним о чём-то, когда он очнулся.

– Постой, но ведь из балагана мы вернулись вместе, – нахмурилась Уми, пытаясь сопоставить факты. – С ним что-то случилось по пути?

– Нет. Сразу по возвращении он привёл себя в порядок, а затем отправился куда-то в город – сказал, мол, по делам. А потом его принёс один из наших новеньких… Сибата, кажется. Мне так и не удалось ни слова из него вытянуть: он сидел подле Ёсио и ждал возвращения господина Хаяси.

Уми нахмурилась, гадая, при чём тут оказался Сибата. Как они с Ёсио вообще могли встретиться, если Сибату она отправила за вещами Ямады в тот доходный дом? Если только…

От озарившей её догадки нутро скрутило ничуть не хуже, чем тогда, в балагане, когда Уми поняла, что на самом деле за всем стояла госпожа Тё. Но от осознания того, что предателем клана оказался человек, которого Уми много лет считала своим другом – и за которого совсем скоро должна была выйти замуж! – внутри что-то оборвалось.

Может, произошла какая-то ошибка и Ёсио ни в чём не виноват?

Но обманывать саму себя у Уми всегда получалось плохо. Пока что всё указывало лишь на вину Ёсио, но никак не на его непричастность к этому отвратительному делу. Она доверилась ему, рассказала об управляющем, и Ёсио, похоже, в тот же вечер решил замести следы, чтобы остаться безнаказанным…

Уми без особого успеха пыталась осмыслить услышанное, но пока всё, что она понимала, сводилось к одной простой, но жестокой истине.

Ничего уже не будет как прежде. Никогда.

– Но есть и хорошая новость. – Томоко наклонилась к Уми и потрепала её по локтю. Осунувшееся лицо домоправительницы снова озарила радостная улыбка, как и в тот миг, когда она только переступила порог комнаты Уми. – Идём-ка. Ты должна всё увидеть сама.

Уми готова была последовать за Томоко куда угодно, лишь бы это помогло отвлечься от безрадостных мыслей о том, что теперь ждало клан Аосаки и её саму.

Но, вопреки ожиданиям Уми, Томоко повела её не вниз, а дальше по коридору, мимо собственной комнаты. Похоже, они направлялись в то место, куда Уми не заходила вот уже почти четырнадцать лет.

С того самого дня, как Миори Хаяси сбежала, Томоко была одной из немногих, кто верил, что она вернётся. Продолжала наводить порядок в её комнате, будто бы со дня на день ждала приезда своей госпожи. С той поры Уми была там только один раз, чтобы убедиться, что отец не солгал ей. Что мать и вправду оставила их.

Двери в комнату матери были плотно задвинуты, но даже отсюда Уми чувствовала, что теперь она не пустовала, как раньше.

Горло сдавило, ноги будто приросли к полу.

– Зачем ты ведёшь меня туда? – вопрос прозвучал грубее, чем хотела бы Уми, но слова уже нельзя было вернуть назад.

Ничего, ничего уже не вернуть…