Тени заезжего балагана

Глава 16. Уми. Несколькими часами ранее

– Этой ночью градоправитель Окумура скончался, – объявил охранник.

Уми так и замерла, не донеся до рта зажатый между палочками кусочек омлета. Томоко протяжно охнула и прижала руку к губам. Отец же страшно побледнел – прежде Уми никогда не видела его таким уязвимым, таким… постаревшим. Глава клана Аосаки всегда старался держать лицо: даже когда жена оставила его, он ни разу не показывал своей тоски или горя.

Но смерть одного из тех немногих, кого отец мог назвать своим другом, заметно подкосила его.

– Ох, горе-то какое! – слезливо принялась причитать Томоко. – А ведь я на днях виделась с лекарем господина Окумуры, и тот заверял, что ему уже становится лучше… Не убережёшься от смерти, не спрячешься, – с этими словами Томоко утёрла покрасневшие глаза рукавом кимоно и обратилась к охраннику, принёсшему печальную весть: – А больше этот слуга ничего не сказал – когда придёт каннуси, требуется ли какая-нибудь помощь?

– Ничего, госпожа Ёсида, – покачал головой охранник. Он с тревогой косился на замершего во главе стола Итиро Хаяси, который до сих пор не проронил ни слова. – Но я слышал краем уха кое-что, – продолжил вдруг охранник, и в глазах его на мгновение промелькнул испуг. – Что нашли градоправителя в его кабинете с мечом в руках, а до того слуги слышали крик…

Уми почувствовала, как грудь тисками сдавил самый настоящий ужас. Неужели кто-то и впрямь пробрался в особняк дядюшки Окумуры и напал на него в его же собственном кабинете? Но кто мог решиться на убийство градоправителя – да ещё и под самым носом клана Аосаки? Все в городе знали о дружбе Окумуры и Хаяси. Словно плетение шнура, которым привязывали меч к поясу, так же крепка была связь якудза с градоправителем, полицией и крупными землевладельцами и фабрикантами. Эти люди были неразрывно связаны друг с другом – случись что из одним из них, всем остальным тоже придётся несладко.

Так кто же мог решиться бросить вызов самым влиятельным и опасным людям во всей провинции Тосан?

Стоило отцу услышать последние слова охранника, как на него стало совсем страшно смотреть: такая неприкрытая ярость отразилась на его лице. Оставалось лишь порадоваться, что она не была обращена ни на кого из присутствующих. Похоже, в отличие от остальных, отец догадывался, кто мог решиться на такое преступление, и сердце Уми заныло ещё болезненнее в предчувствии неминуемой беды.

Дядюшка не хотел, чтобы глава клана Аосаки знал о приезде тайной полиции и о том, что произошло вчера в святилище Поющих Сверчков. И этой же ночью его убили – а в том, что это было именно убийство, Уми теперь не сомневалась. Испуганный вид охранника и гнев отца были явным тому подтверждением.

– Подготовь лошадь, – бросил охраннику отец, поднимаясь из-за стола. Заканчивать прерванную трапезу он не собирался, и даже Томоко, которая обычно следила за тем, чтобы господин хорошо питался, на сей раз не сказала ему ни слова. – С этого момента я объявляю общий сбор руководства клана. И да, пошли кого-нибудь за Уэдой, – добавил отец. – Передай ему: если он не появится в особняке градоправителя в течение часа, то в таком случае может убираться из Ганрю на все четыре стороны, потому что клан Аосаки больше не примет его.

Уми замерла: отец никогда прежде не позволял себе отзываться дурно о своих подчинённых. Особенно в присутствии женщин. Выходит, слухи, доходившие до Уми в последнее время, не врали – Ацуси Уэда и впрямь потерял доверие главы клана. Похоже, Ёсио вчера не просто так заговорил с ней о возможном усилении своего влияния в Аосаки-кай.

Любые перемены в клане могли повлечь за собой необратимые последствия. Могло статься, что добром Уэда не оставит своего поста заместителя главы клана Аосаки, и тогда миром дела будет уже не решить. Оставалось лишь надеяться, что отец не допустит, чтобы в клане произошёл раскол. Не хватало ещё перегрызть друг другу глотки! Только не теперь, когда в городе появились колдуны, преследовавшие одним демонам ведомые цели…

Даже когда тяжёлые шаги отца стихли в коридоре, в чайной продолжала висеть почти осязаемая тишина. Столь несвойственная Итиро Хаяси несдержанность выдавала всю степень охватившей его злости. Поэтому Уми даже заикаться не стала о том, что тоже хотела бы отправиться в особняк, чтобы попрощаться с дядюшкой до похорон, на которые должен был собраться без малого чуть ли не весь город. Лучше не попадаться сейчас отцу под горячую руку – иначе то, что Уми удалось избежать наказания за своё вчерашнее своеволие, могло выйти ей боком. Отец запросто может взять свои слова назад, и она просидит взаперти до самого Обона. Томоко тоже благоразумно сохраняла молчание – она знала привычки своего господина так же хорошо, как и его дочь.

Уми так и не смогла больше проглотить ни кусочка. Томоко тоже пребывала в большом расстройстве: она нервно мяла рукава кимоно и то и дело тяжело вздыхала.

– Раз ничего не просили, это не значит, что помощь не надобна, – бормотала себе под нос домоправительница. – С этими похоронами хлопот не оберёшься, уж я-то знаю, – чего только стоит найти честного каннуси, который добросовестно проведёт обряд и не заломит цену!

– Значит, ты всё-таки собираешься отправиться в особняк?

– Конечно, собираюсь! – всплеснула руками Томоко и принялась убирать со стола, не дожидаясь слуг. – Господин Окумура не внял моим советам и так и не удосужился нанять приличного управляющего, так что в доме сейчас наверняка полный кавардак…

Пропуская ворчание Томоко о недобросовестности прислуги мимо ушей, Уми принялась помогать ей, чтобы хоть как-то отвлечься от терзавших горестных мыслей. Ещё вчера они с дядюшкой разговаривали друг с другом, а сегодня его уже не было в живых.

Уми вдруг вспомнилось смутное предчувствие беды, охватившее её в комнатушке, где лежал убитый послушник. Предчувствие, будто бы ей больше никогда не удастся поговорить с дядюшкой и разузнать у него про балаган…

Миска с недоеденной порцией риса задрожала в руках, и Уми стоило немалых трудов сдержать эту дрожь, пока Томоко ничего не заметила. Кажется, ей только что удалось нащупать нить, которая связывала все события, произошедшие в Ганрю за последние два дня. Владельцем балагана был колдун, и за поджогами святилищ и убийством каннуси тоже стоял человек, владевший магией. Уми готова была отдать палец на отсечение, что этот Рюити Араки и колдун-отступник были как-то связаны друг с другом. В конце концов, до приезда балагана в Ганрю ничего подобного не происходило: никаких странных поджогов и смертей, никаких колдунов и их непонятной магии!..

Судорожный поток её мыслей прервало болезненное покалывание в правом предплечье. Уми украдкой задрала рукав: отметины на коже проступили чётче. Теперь она ясно видела – метка приобрела форму какого-то сложного иероглифа, и одна из его частей напоминала горы, возвышавшиеся одна над другой[17].

Проклятая метка. Ёкаи, работающие на таинственном аттракционе исполнения желаний за Чешую Дракона. Поджоги святилищ и три ни в чём не повинные жертвы. Колдун-отступник с цепью наперевес…

По спине пробежал неприятный холодок. Что-то назревало во всём городе. И это было явно не к добру. Казалось, что спокойная беседа с отцом на веранде происходила в прошлой жизни, смутные воспоминания о которой настигли Уми так же неожиданно, как дыхание осени, вплетавшееся в пока ещё по-летнему мягкий ветерок…

Уми не терпелось поскорее отправиться на встречу с Дзиэном. Уж если кто и мог объяснить, что происходило в Ганрю, так только старый каннуси, который, похоже, точно знал, что пытался отыскать отступник.