Хранитель Ардена

Глава 24

Ноябрь, 1136 г. со дня Разделения

Инео находился в плену страшных кошмаров. Тонул в бескрайней морской пучине, захлебываясь соленой водой. Вокруг стояла непроглядная тьма, а барабанные перепонки разрывало от рева разыгравшейся стихии и криков погибающих моряков. Он до последнего вздоха боролся за жизнь, но каждый раз умирал, а потом сон повторялся вновь и вновь.

Очнувшись, он обнаружил, что находится в темной сырой каморке без окон. Спина горела от режущей боли, а тело было словно ватным. Сперва Инео не понимал, где он, как здесь оказался, а главное, сколько времени провел в бессознательном состоянии. Потом события минувших дней начали выстраиваться в единую картину, и он познал весь ужас отчаяния.

Напуганная Санара, мертвый Фенрис, разъяренный Хван, истекающий кровью Ахига.

Инео встал на трясущихся от слабости ногах и начал на ощупь искать дверь. Спину с новой силой пронзила боль, и он завел руку за плечо, коснувшись свежих рубцов. Судя по запаху, они начали гноиться от лежания на грязной сырой земле. Инео не мог вспомнить, как его били плетьми. Да это и не важно. Куда важнее было другое.

– Есть здесь кто? – с трудом разлепив потрескавшиеся губы, прохрипел он, когда нащупал дверь. – Выпустите меня.

Когда никто не ответил, Инео осел на землю и прислонился к стене боком. От слабости и голода у него кружилась голова и стучало в висках.

«Выпустите меня, прошу…»

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем дверь отворилась, и в темницу проник тусклый свет факела.

Инео болезненно зажмурился от рези в глазах.

– Неужто очухался? – с издевкой поинтересовался мужской голос. Кажется, это был Хван.

Инео с трудом открыл слезящиеся глаза и прищурился.

– Ахига… – приложив немало усилий, чтобы голос звучал громче сиплого шепота, произнес Инео. – Что с Ахигой?

– Это тебе расскажет Джованни. Он давненько ждет, когда ты придешь в себя, чтобы побеседовать. Только не жди, что разговор будет приятным.

Ему не дали ни еды, ни воды и сразу повели в кабинет рабовладельца. Инео даже не пытался сопротивляться. У него не осталось на это никаких сил.

Хван и еще один стражник вывели его в коридор, в котором он никогда раньше не бывал. Все де-ла, даже расчеты по расходам, он помогал вести из своей темницы. Джованни объяснял это тем, что не хотел, чтобы вонючий раб притащил в его кабинет грязь и вшей. Сегодня он решил поступиться собственными правилами. Видимо, гнев сильнее брезгливости.

Когда Инео переступил порог кабинета, первым он увидел большое настенное зеркало. Из отражения на него смотрел юноша с лохматыми засаленными волосами, осунувшимся лицом, потрескавшимися до крови губами и мертвым взглядом бесцветных глаз.

– Вы только посмотрите, кто соизволил прийти в себя. – Джованни сидел в кресле, закинув ноги на большой резной стол. – Хван, помнишь, о чем я говорил?

– Помню, господин.

Инео не успел задаться вопросом, о чем они толкуют, как вдруг двое стражников скрутили его руки, а Хван заехал ему коленом в живот. Его ноги подкосились, а из легких будто выбили весь воздух. Он был настолько слаб, что не мог даже предпринять попытки вырваться из хватки стражников.

– Это тебе за учиненный дебош, – не вставая с места, сказал Джованни и закурил трубку.

Инео не успел перевести дух, прежде чем получил второй удар в бок. С его губ сорвался тихий стон.

Джованни кивнул стражникам, и те отпустили Инео. Он упал на колени, скорчившись от боли.

– Это за смерть трех моих бойцов. Из-за тебя в тот вечер подрались несколько рабов, и стражники едва устранили беспорядок.

Инео не помнил, чтобы кто-то помимо него тогда дрался. Он слышал голоса, видел только плачущую Санару и…

– Ахига, – прошептал он. – Что с ним?

Джованни спустил ноги со стола и подошел к нему. Инео с трудом поднял голову и посмотрел на рабовладельца.

– Твой дружок помер, сын русалки. Было бы удивительно, если бы он продержался хотя бы половину бойни с такой-то раной. И в этом только твоя вина.

Инео судорожно вздохнул и безвольно опустил голову.

«Ты подарил нам надежду, Инео», – услышал он его голос.

Это он был виновен в смерти друга…

– В бойне не участвовали четверо моих бойцов, на которых зрители сделали немало ставок. Трое были убиты во время драки, Ахига умер в первые минуты, что тоже плохо сказалось на доходах, а тебя, сукин сын, мы пять дней не могли привести в чувство. Даже плетью хлестали в надежде, что ты хотя бы от боли очухаешься.

Инео молчал. Его сердце ныло от скорби и чувства вины перед Ахигой.

Джованни присел на корточки и, схватив за подбородок, грубо поднял его голову.

– А теперь скажи мне, Инео, стоила ли та дешевая шлюха того, чтобы потерять все, к чему ты шел долгие месяцы? Я уважал тебя за железную волю, холодный рассудок и хитрость, а ты оказался обычным сентиментальным глупцом. Ту рабыню ты не спас – она провела ночь с моими бойцами, как и положено. Твой друг погиб, когда был близок к свободе. А ты… – Джованни разочарованно покачал головой. – Ты теперь можешь не мечтать о свободе, сын русалки. Ты умрешь грязным, безымянным рабом без прошлого, памяти и друзей.

Инео словно живьем уложили в гроб, заколотили крышку и засыпали сверху землей.

Джованни отошел и подал знак стражникам, чтобы те увели его.

На миг в душе Инео что-то вспыхнуло, но быстро угасло, оставив после себя горький привкус гари и дыма на губах.

Его поволокли обратно и закрыли дверь на замок, погружая темницу в кромешный мрак. Лишь маленькая полоска света проникала через тонкую щель в двери. Такой же крошечный лучик раньше мерцал в душе Инео. Лучик, который давал ему силы бороться за жизнь и свободу.

Теперь там было темно и пусто.

Инео провел в заточении двадцать пять дней.

Потом его начали выводить на тренировки, во время которых он ни с кем не разговаривал и ловил на себе любопытные, а порой и осуждающие взгляды. В остальное время он сидел в своей одиночной темнице, часами напролет смотрел в сырую стену и не ничего чувствовал. Внутри пустила корни и разрослась гнетущая пустота.

Даже она, его душа, покинула его.

Инео больше не видел сны, которые помогали ему держаться на плаву и дарили надежду. Их заменили кошмары: крушение корабля, бескрайнее бушующее море, мертвый Ахига. И кроме этих снов, от которых Инео просыпался тяжело дыша и с бешено колотящимся сердцем, у него ничего не осталось. Лишь жалкая, никчемная, никому не нужная жизнь, за которую он устал бороться.

В конечном итоге он проиграл три боя подряд. Стоило ему увидеть кровь, как перед глазами вставал образ Ахиги, зажимающего кровоточащую рану. Это мешало драться.

Вскоре Инео перестал быть любимцем публики. Никто не будет болеть за того, кто сдался. Так что он даже не удивился, когда Джованни сказал, что скоро его ждет участие в бойне.

Накануне Инео не мог уснуть. Он вспоминал Ахигу, который боролся за жизнь и ценил каждый ее миг, даже не лелея надежды. Инео хотелось бы иметь настолько же сильную волю, но он устал бороться.

Уставившись в потолок, он пытался воссоздать в голове образ любимой девушки, но тот каждый раз расплывался, не успев даже сформироваться. Он не знал, была ли она реальной, но скучал по ней слишком сильно.

– Вернись ко мне, – прошептал Инео, и звук собственного голоса неприятно резанул слух: он не разговаривал последние несколько месяцев. – Хотя бы во сне… Иначе я не справлюсь, слышишь? Без тебя я не переживу эту бойню. Если хочешь, чтобы я вернулся, душа моя, приди ко мне и ты…

Инео уснул с молитвой на устах, но она не вняла мольбе. И не пришла.

Утром он проснулся от ощутимого пинка ногой по животу.

– Поднимай свой зад, господин ждет, – зычным голосом скомандовал Хван.

Инео поднялся на ноги и поплелся за ним. Раньше его всегда сопровождали сразу несколько стражников, опасаясь, что он попытается освободиться от кандалов и сбежать, а сейчас впереди шел лишь Хван, расслабленно держа в руке цепь, что пристегивалась к кандалам.

Когда вместо коридора, ведущего на арену, они завернули туда, где находился кабинет Джованни, Инео удивился. Он думал, что его ведут на тренировку перед бойней.

В кабинете Джованни был не один.

Напротив него сидел мужчина сорока пяти лет с проседью в темно-каштановых волосах, смуглой кожей и длинным крючковатым носом. Судя по внешнему виду, один из господ.

Стол, за которым сидели мужчины, был накрыт белой скатертью, а на нем расположились подносы с едой, от которой исходил пар. От аромата жареного мяса у Инео свело желудок. Со дня заточения в одиночную темницу он питался лишь черствым хлебом, сырым полусгнившим бататом и водой.

При виде Инео незнакомый мужчина поднялся с кресла, подошел к нему и начал внимательно осматривать его с головы до ног. Прежде Инео стало бы мерзко от этого изучающего взгляда, словно он не живой человек, а товар на ярмарке, а сейчас ему было плевать.

– Значит, ты и есть Инео? – спросил мужчина. Его голос был спокойным, даже мягким, лишенным того презрения, с каким обычно говорил Джованни.

– Это имя придумали мне на рынке рабов.

– Расскажи о себе, Инео.

– Я ничего о себе не знаю. Единственное, что я помню о прежней жизни, – это крушение корабля, – бесстрастно ответил Инео.

– Я же говорил, он ничего не помнит. – Джованни злорадно фыркнул. – Да и как боец сдулся. На кой ляд тебе сдался этот неудачник? Я подберу тебе более подходящего бойца.

– Джованни, я могу попросить тебя оставить нас наедине? Хочу поговорить с ним один на один.

Инео полагал, что Джованни сочтет подобную просьбу за наглость, но тот лишь хмыкнул и встал из-за стола. По пути к двери он похлопал незнакомца по плечу, кивнул Хвану, и они вдвоем покинули кабинет.

– Можешь сесть на место Джованни, – пригласил его мужчина, на что Инео удивленно выгнул бровь. – Не бойся, он не будет сердиться, если узнает, что это я приказал.

Инео на несколько мгновений замешкался, но потом прошел к столу и сел в удобное мягкое кресло.

– Поешь. Джованни к еде не притрагивался.

Инео не пошевелился, по-прежнему ожидая какого-то подвоха. От вида и запаха еды его рот наполнился слюной, а в глазах защипало от стыда и собственной никчемности. Однако он упрямо смотрел на свои грязные руки с обломанными ногтями, под которыми запеклась кровь.

Каким же он был жалким…

– Инео, не будь глупцом, ешь, когда предоставляется такая возможность. Или ты окончательно сдался?

Инео поднял голову и встретился с проницательным взглядом мужчины.

– Кто вы?

– Меня зовут Маттео Аверо.

– Что вам от меня нужно?

– Для начала мне нужно, чтобы ты поел. Твой живот урчит так, что самка кита в море приняла бы это за брачную песнь.

Инео взглянул на тарелку, на которой лежал нетронутый кусок жареной телятины, обильно политый пряным соусом. С трудом подавив истерический всхлип, он осмотрел обилие столовых приборов возле тарелки и без долгих раздумий взял длинную вилку с четырьмя зубцами и столовый нож. Он не заметил, каким взглядом при этом его одарил Маттео. Отрезав небольшой кусочек мяса, Инео начал его тщательно прожевывать. Желание расплакаться от неясного чувства стыда росло с каждой секундой, и он прилагал титанические усилия, чтобы сохранять хладнокровие.