Принцесса Побережья

Глава 7

Красная палочка оказалась гладкой и абсолютно безвкусной, но неожиданно верхняя часть отвалилась прямо во рту. Элла выплюнула её и сморщилась.

— Тьфу, какая гадость!

Алекс расхохотался.

— Посмотри на себя в зеркало! Ты похожа на снейк-арда.

Элла глянула в старое зеркало, висящее на стене. Язык и губы были перепачканы красным, красная слюна текла изо рта на подбородок. Элла тут же её вытерла, но след всё равно остался, и она принялась яростно тереть рот.

— Алекс! Я теперь навсегда останусь такой? — в ужасе закричала девушка.

— Разумеется, нет, — усмехнулся брат. — Успокойся. Со временем всё отмоется. И, может быть, это тебя отучит, наконец, от дурацкой привычки тут же засовывать в рот всё, что ни попадётся на глаза. Ты ведь уже не пятилетняя малышка, а девушка на выданье.

Эти слова сразу напомнили Элле причину, по которой она появилась у брата, и её глаза превратились в две огромные синие плошки.

— О, Духи! Алекс, помоги! — взмолилась она. — У нашего отца точно поселились в голове белые мухи! Он сегодня опять пригласил во дворец очередного жениха для меня.

— Жениха? — брат прикрыл рот рукой, и Элла сразу поняла, что он старается подавить смешок. — Ну и кто, скажи мне, сей несчастный на этот раз?

— Димарико, — насупилась Элла. — Сын Дукринского графа Бельского. Уже тащится сюда вместе со своим папашей и толстозадой сестрицей Вилорой.

Алекс больше не мог сдерживаться и фыркнул:

— Элла Доминика! Ты ведь принцесса! Что за выражения?

— Мне плевать! — Элла со всей силы плюхнулась на кровать, отчего та жалобно взвизгнула. Хуч, недовольный тем, что его потревожили, спрыгнул на пол и со стуком растянулся на боку. — Мерзкая, толстая, прыщавая лягушка, с писклявым женским голосом! Ни за какие сокровища мира я не стану его женой!

— Говорят, его отец баснословно богат? — Алекс с огромным трудом боролся с новым приступом хохота.

— Немедленно прекрати надо мной издеваться! — и Элла запустила в брата подушкой. Тот поймал её на лету и, смеясь, послал обратно.

— Бедняга Димарико! Интересно, он сам захотел сунуть голову в петлю, или кто-то ему посоветовал?

— Ты ещё смеешь его жалеть? — Элла ухватила подушку за край и в гневе ударила ею стену над кроватью. Подушка не выдержала и треснула, белоснежный пух посыпался на покрывало.

— Элла Доминика! Ты невыносима! Для чего ты это делаешь? В чём провинилась моя несчастная подушка?

Сестра надула губы.

— Смейся, смейся, — обиженно произнесла она. — Между прочим, господин Константий Бельский направляется в Пряноград в сопровождении обоих своих детей. Посмотрю я, как ты будешь смеяться после того, как они с нашим отцом решат, что его любимая дочурка Вилора, похожая на любимый пуфик в бантиках госпожи Эрминии, как раз замечательная пара для Алессандро Лангрина!

Алекс не выдержал, и вновь засмеялся с такой силой, что из глаз его потекли слёзы.

— "Пуфик в бантиках…" Элла, хватит! Ты хочешь, чтобы я лопнул от смеха?

— А что тебя так развеселило? — с ехидцей спросила сестра. — А-а-а, кажется, я догадалась! Она нравится тебе, да? А может быть, ты давно уже в неё влюблён, и тебя обрадовала новость об их приезде? — и Элла показал брату язык.

— Я? Влюблён в Вилору Бельскую? — Алекс в исступлении замахал руками. — Элла-Элла! Как ты могла подумать? А ведь я как раз собирался рассказать тебе о том, что…

Алекс примолк, мечтательно засмотревшись перед собой.

— Рассказать о чём? — подождав, напомнила Элла.

— Даже и не знаю, стоит ли теперь? После того, как ты устроила в моей комнате этот погром…

— Алекс! — Элла умоляюще сложила руки возле груди. — Ты ведь знаешь, что я не нарочно! Когда меня что-то очень расстраивает, я не могу держать себя в руках.

Алекс оставил насиженное место и подошёл к сестре. Уселся с нею рядом, обнял за плечи. Элла заглянула ему в лицо. Глаза у Алекса были серые, с хрустальной поволокой, и ей показалось, что она разглядела в них нечто такое, чего никогда не замечала раньше. А от его веселья вмиг не осталось и следа. Старший брат выглядел таким печально-задумчивым, что неожиданно у неё заурчало в желудке.

— Моя дорогая Элла, — Алекс провёл рукой по голове сестры. — Я знаю, что поверить в это трудно, но… мне кажется, я действительно влюбился. Не могу по-другому назвать то, что со мной происходит, я чувствую это впервые. Но, конечно же, толстушка Вилора не имеет к этому никакого отношения.

Глаза Эллы широко распахнулись, она вся превратилась в натянутую струну. Новость оглушила и захватила её настолько, что моментально заставила позабыть о собственных неурядицах.

— Алекс, неужели? Это правда? Ты, в самом деле, влюблён? — Элла яростно теребила остатки подушки, при этом, совершенно не осознавая, чем она сейчас занимается. — Кто она? Откуда, как её зовут?

Алекс погрустнел.

— Всё дело в том, что я… не знаю.

— Не знаешь? — в голосе Эллы послышалось недоверие. — О, Духи! Алекс, ты сведешь меня в могилу! Ты влюблён, но не знаешь, в кого?

— Именно так, — Алекс вздохнул. — Не знаю о ней ничего. Ни имени, ни места, где её искать. Долгое время я вообще не мог поверить, что это случилось со мной на самом деле. Но дни идут, а ничего не меняется. Я всё время думаю о ней, и ноги сами несут меня к тому месту, где я могу её увидеть вновь.

— И где же ты можешь её видеть? — осторожно спросила сестра.

— На рекламном баннере. В городе Краснокаменске.

******

Алана неторопливо шла вдоль ручья. По пути ей то и дело попадались странные существа — серебристые бабочки размером с воробья, птицы, похожие на яркие цветы, какой-то полосатый зверёк с заячьими ушами и хвостом енота. А однажды она чуть не наступила на большую жёлтую лягушку. Лягушка перепугано отскочила на пару шагов, уселась на тропинке прямо перед девушкой и начала раздуваться. Раздувшись до размера втрое больше первоначального, она сменила цвет с ярко-жёлтого на индиго.

Оба солнца поднимались всё выше. Голубое солнце, освещая синие деревья сквозь розовые облака, придавало им чудную фиолетовую окраску. "А мне всё фиолетово!" — вертелось в голове. Становилось жарко. Алана закатала джинсы по колено, сняла кроссовки, и пошла по воде. Вода была прохладной, а песчаное дно ручья — мягким, безо всяких коряг и острых камешков.

Неожиданно она поймала себя на мысли, что совершенно успокоилась. Волнения по поводу того, что ей пришлось прогулять занятия и, скорее всего, уже не удастся попасть на съёмки рекламы, как-то незаметно отступили даже не на второй, а на двадцать второй план. Где-то внутри всё ещё шевелилось беспокойство за Павлика, но и эти мысли уже особо не донимали. То ли воздух этого места действовал на неё столь умиротворяющее, то ли монотонное журчание ручья, а может, она уже просто дошла до той стадии, когда бояться просто не осталось сил. Но, как бы там не было, тревога ушла, и Алана просто брела вдоль ручья, ни о чём не думая.

Порой, правда, она всё же доставала телефон — но, скорее, уже по инерции, чтобы лишний раз убедиться в том, что время для него теперь навечно замерло на отметке 68:89. Однако это уже тоже не волновало.

Она даже подумала о том, что могла бы, наверное, навсегда, остаться в этом лесу. Поселиться здесь, ночевать где-нибудь в дупле одного из этих огромных деревьев с бордовыми шишками. Дупло вполне могло бы вместить в себя штук пять таких, как она.

Правда, ей ведь придётся, что-то есть. Но в этом лесу наверняка полным-полно съедобного. На глаза ей постоянно попадались какие-то ягоды. Выглядели они вполне пригодными в пищу, но, конечно, попробовать что-либо она не рискнула. Пока. Но если уж совсем прижмёт…

Хотя на одних ягодах вряд ли долго протянешь. Интересно, а удалось бы ей поймать и съесть, к примеру, какую-нибудь рыбу?

Будто услыхав её мысли, над поверхностью воды всплыли два удивлённых выпученных глаза. Принадлежали они чему-то круглому, похожему на разноцветный детский мячик с лиловыми плавниками и длинным раздвоенным хвостом. Алана никогда не считала рыб думающими существами, но эти глаза явно убеждали её в обратном. "Неужели ты действительно хочешь меня съесть?" — как бы вопрошали они, и Алана почувствовала укол совести.

— Не бойся, малыш, — сказала она "мячику". — Я ещё не настолько проголодалась.

Рыба ударила хвостом об воду и чинно проплыла мимо. "Я на самом деле схожу с ума? — с тоской подумала Алана, провожая её взглядом. — Или уже сошла?" Ничего не попишешь — коли, дело дошло того, что она собирается жить в дупле и разговаривает с рыбами то, пожалуй, так оно и есть.

Немного погодя она заметила, что окружающий её пейзаж чуть изменился. По обе стороны ручья по-прежнему простирался лес, но деревья стали реже и …как-то мельче, что ли? Во всяком случае, они уже не производили впечатления той непролазной чащи, как это было вначале.

Узкая тропинка, по которой девушка брела до тех пор, пока не зашла в воду, тоже изменилась. Во-первых, она стала шире, а во-вторых, расстояние между ней и ручьём сильно увеличилось. Странно, что она не заметила этого раньше. Но тропинка действительно уводила от ручья в сторону и вверх.

Похоже, ей вновь предстоял выбор — идти и дальше вдоль ручья, или отправляться в путь по тропе. Поколебавшись, Алана вышла из воды, вытерла мокрые ноги о траву, и принялась натягивать кроссовки, которые до этого несла на плече, как заправский турист, привязанными друг к другу шнурками. Тропинка стала шире — теперь это была не тоненькая, едва заметная полоска земли в траве, а хорошая, утоптанная тропа, и это могло означать одно — по ней ходили, и ходили много. "И, в конце концов, — подумала она, — я ведь всегда могу вернуться обратно в случае чего".

******

В скором времени тропа вывела её на самую вершину сопки, которая образовывала собой полумесяц. Жители Прянограда называли сопку Стеной — она и на самом деле была своеобразной лесной стеной, загораживающей город от злых ветров в холодное время года. Но Алана всего этого, конечно же, знать не могла. Она просто глянула с вершины вниз, и ей пришлось ухватиться за ствол растущего рядом дерева, чтобы удержаться на ногах от перехватившего дыхание восторга.

Внизу она увидела бескрайнее море. Его лиловые волны бились о песчаный пляж и оставляли на нём белую пену. Где-то далеко-далеко, там, где едва виднелась линия горизонта, море сливалось с небом, и в этом месте солнце, такое похожее и непохожее на настоящее, разбрызгивало серебристые блики. На берегу расположились в ряд привязанные лодки, похожие на испанские гондолы, которые она как-то видела на рекламном буклете в турагентстве. А дальше, там, где заканчивались лодки, покачивались на волнах настоящие корабли. Не современные металлические теплоходы и катера, а настоящие старинные красавцы, со спущенными парусами, свисающими с мачт, и выкрашенными красной краской корпусами.

По берегу бродили люди, много людей. Все куда-то шли, что-то несли, что-то кричали друг другу — с высоты они показались Алане походящими на суетливых муравьёв. А неподалёку от моря, там, где заканчивался пляж, ровными рядками выстроились весёлые одноэтажные домики. Из труб на крышах поднимались вверх сизые струйки дыма. Здесь людей было меньше, ей удалось разглядеть трёх женщин в длинных цветастых юбках, которые неторопливо шествовали по широкой улице между рядами домов. Женщины несли большие корзины и переговаривались меж собой, размахивая на ходу руками. Стайка из шести-семи ребятишек обогнала сельчанок, пронеслась по улице, бегом преодолела пляж и скрылась среди береговых построек. Босоногий мальчик в длинной серой рубашке, помахивая прутиком, подгонял к низовью холма небольшое стадо белоснежных пушистых животных, напоминавших по внешнему виду овец. Рядом бежала собака — огромная, чёрная, лохматая.