Тени Лордэна

— Хорошо, тогда поспешим, — Риррта поправила лямку и хотела направиться к фонтану, но Хейндир её осёк.

— Ещё не все прибыли.

— И кого не хватает?

— Ребят из Крепости. Лормина, Титаса, Лаута и прочих… Что-то они долго, — с этими словами северянин обратил взор в сторону Крепости и от беспокойства прикусил губу да так, что рот тут же заполнился чёрной кровью, которую он и сплюнул.

Каждая прошедшая в тяжких муках ожидания минута заставляла беспокоится северянина всё сильнее. Он уже не сомневался, что с его товарищами случилась какая-то беда и ему нужно было в первую очередь спасать тех, кого наверняка можно было спасти, а не идти на риск, но верные узы дружбы внушали ему веру в силу товарищей, что они смогут победить и прибыть на место. И действительно, вскоре за стеной огня появился громоздкий силуэт. По воле Хейндира в завесе образовалась узкая брешь, и на площадь ровной поступью вошёл Фриген-Фотель, покрытый кровью и потом. На его спине лежал искалеченный человек, из последних сил держась за толстую конскую шею.

Поражённые этим видом еретики сбежались к коню и стащили с него израненного Лормина. У него не было нижней половины тела. Края многочисленных ран полностью обратились в камень, бо́льшую часть кожи покрывали толстые белые корки, между которым сочилась густая кровь. Он мелко дышал и постоянно дрожал от пронимавших его приступов боли и от священных чар, медленно снедавших его плоть.

— Лормин, что случилось? — выпалил Хейндир, склонившись над умирающим товарищем. — Где все остальные?

Капитан Тисдо попытался что-то сказать. Его губы судорожно шевелились, но из них вылетал только сип.

— Давай, дружище, ты сможешь. Скажи, что произошло.

— Де… а… им… ела… им… — наконец-то смог вымолвить Лормин.

— Что за Элаим?

— Он сказал Делаим, — поправила его Риррта. Пускай её кожа была белее снега, но каким-то непостижимым образом она побледнела от ужаса. — Сам Великий Апостол прибыл в город.

Она сказала это полушёпотом, но страшная весть была услышана каждым членом культа, и они почувствовали на себе взор подкравшейся Смерти.

— Лормин, давай, оставайся с нами. Где остальные, что с ними?

— Они мертвы, — ответил за него подошедший Бидрим. У него были большие, круглые рога горного барана, а глаза имели разную окраску. Зрачок и белок прежде сокрытого под повязкой глаза были белыми, а радужка, напротив, стала чёрной. — Если это действительно был Делаим, то у них не было и единого шанса.

Повисла тишина. Каждый сектант, услышавший его слова, почувствовал в сердце боль утраты и безмерную скорбь в душе за павших товарищей.

— Я его убью, — сказал Хейндир и поднялся с колен. В его сжавшемся кулаке появился меч, и северянин со всей непоколебимой решимостью двинулся в том направлении, откуда пришёл Лормин, но его остановил Бидрим, впившись в запястье. — Отпусти меня.

— Если отпущу, то ты тоже сгинешь.

— Он убил четверых наших товарищей, а ты хочешь это так оставить?

— Нет, не хочу, но и отомстить я не могу.

— Послушай Хейнд, — подступился Одвин, — не дай гневу и победе над архом затмить твой разум. Апостолы — это совершенно иная, недосягаемая ступень. Даже все вместе мы вряд ли сможем дать толковый отпор хотя бы одному из них, а Делаим… Делаим, он — особенный. Он — живой полубог из легенд. Во всех мирах ты не найдёшь живого существа, которое сможет противостоять ему в открытом бою. Сойдёшься с ним и погубишь не только себя, но и половину города в придачу. А он только того и ждёт. Он хочет, чтобы ты пришёл. Поэтому и дал уйти Лормину. Будь благоразумен и не иди в западню.

— Да… да… Вы совершенно правы, — с протяжным выдохом Хейндир разжал пальцы, и клинок исчез. Череда сокрушительных неудач, смерти близких друзей и ссора с любимым воспитанником внесли смуту в его волевой разум, и он поддался гневу, как какой-то юнец. — Тогда надо незамедлительно открывать врата, пока Апостолы не явились за нами. Скажи, Рирр, его ещё можно спасти?

— Всё очень плохо, — ответила ведьма, внимательно осматривая угасающее тело. — Раны вообще не исцеляются. Святое оружие оставило в них слишком много порчи, и у него не осталось сил, чтобы её побороть. Остаётся только…

— Что?

— Вырезать сердце. Если только оно ещё не оказалось тоже поражённым. Тогда уже ничего нельзя будет поделать.

— Если ничего не сделать прямо сейчас, то он точно умрёт. Режь, и если он всё же погибнет, то пускай это будет на моей совести, а не твоей.

Кивнув в ответ, Риррта спустила перепуганного кота с головы на землю, вновь поправила волосы и, сделав глубокий вдох, приготовилась к полевой операции. Запустив колдовской клинок капитану в подмышку, она поддела большой кусок окаменевшей плоти и, прижав коленом руку Лормина к земле, вскрыла его как какую-то устрицу, без труда разорвав мужчину пополам. По площади прокатился противный треск ломавшихся рёбер и чвакающие звуки. Капитан Тисдо прекратил дышать, а его ослабевшее сердце перестало биться, но чародейка чувствовала, что он всё ещё оставался среди живых.

Как она и опасалась, его лёгкие уже успели частично обратиться в камень, и Риррта видела, как белое проклятие продолжает своё победоносное шествие по плоти, приближаясь к заветной цели. Не теряя ни секунды, колдунья вырвала лёгкие и отбросила на камни, после чего осторожно обвила пальцы вокруг замершего сердца и поднесла лезвие к уже почти полностью затвердевшим артериям. Резать нужно было впритык, а времени на точную примерку уже не оставалось. Вложив в одно движение всё накопленное за прожитый век мастерство и понадеявшись на удачу, Риррта совершила разрез.

Под давлением её пальцев аорта выплюнула последний глоток крови, остававшейся в желудочке. Безжизненное сердце безвольно поникло, словно какая-то мочалка, но этот жалкий вид был обманчив. Всё прошло успешно, и прежде твёрдые руки Риррты задрожали от радости.

— Бидри, у нас ведь есть пустой горшок?

— Всего несколько штук и все полные, — ответил гном, следивший за каждым её движением.

— Тогда освободи один и плевать, что в нём лежит, выкинь всё к чёрту. Потом наполни его водой и принеси сюда.

Через минуту Бидрим вернулся с горшком, в котором прежде лежали куски сушёных корней пепельной мандрагоры. Чернокнижница бережно, точно раненную рыбку, опустила сердце в воду и плотно закрыла его деревянной крышкой.

Тем временем Ольмира успела завершить построение магической формулы, замкнув кольцо, и достала из сумки ту пару мешков, которую прежде хранила в тайнике. Развязав тугие узлы, она высыпала в воду порошок, ярко переливавшийся в свете солнца всеми цветами радуги. То был перетёртый в пыль таинственный ладизен. Пространственные врата были почти что готовы, оставалось только зарядить их достаточным количеством энергии, чтобы заклятие могло проложить червоточину далеко за пределы не только Лордэна, но и самого Форонтиса.

По команде бывшего мастера гильдии тринадцать еретиков окружили фонтан и принялись наполнять его магической силой, пока их товарищи следили за небом, в чьей лазурной высоте уже появились маленькие сверкающие звёздочки, излучавшие не только свет, но и ненависть. Чародейские письмена засветились ярче прежнего, а водная гладь покрылась тысячью тысяч мелких бугорков ряби, от которых поднимался лёгкий пар и мерный гул. Осевшие на дно металлические частицы сперва задрожали и начали переваливаться с бока на бок, а затем, совершив длинный разбег, точно откормленный домашний гусь, отрывались от мраморных плит и плыли сквозь воду в едином искрящемся хороводе разгоняясь всё быстрее и быстрее. И не успел бы этот самый гусь пролететь и половины Лордэна, как круглый бассейн обратился в бушующий колдовской водоворот, пробуривший себе путь к самому ядру планеты, только вместо раскалённой магмы из него поднималось голубоватое свечение и исходили искажённые до неузнаваемости звуки неизвестной дикой природы.

— Врата открыты, — во всеуслышанье объявила Ольмира, и в едином порыве еретики ринулись разбирать сваленную в кучу поклажу. Бросая последние, полные искренней тоски взгляды на прекрасный наружностью, но гнилой нутром, однако всё же успевший стать в какой-то мере родным Лордэн, чёрно-белые чудища поочерёдно подбегали к фонтану и без тени сомнений прыгали в ревущий водоворот, уносивший их в неведомые дали, спасая их от одних опасностей, чтобы немедля бросить в лапы новых.

Последними на площади остались Ольмира, как мастер порталов, и Хейндир, как главный защитник. Не любивший всё ревущее и светящееся Сбешко отправился в странствие вновь взгромоздившись на голову хозяйки, а спокойный и строгий Фриген-Фотель ко всеобщему удивлению без каких-либо уговоров сам прыгнул в магическую пучину, не нарушив своего величественного молчания.

— Теперь и нам пора, — сказала чародейка, обхватив Хейндира за плечо и потянув его в сторону врат.

— Иди первой, — приказал северянин, когда они вдвоём взобрались на парапет бассейна.

— Ты ведь не думаешь пойти за Делаимом? — Ольмира заглянула спутнику в глаза, чтобы лишить того возможности соврать. При малейшем подозрении она была готова тут же вцепиться в него и вместе повалиться в портал.

— Нет.

— Тогда прыгаем вместе.

— Нет, мне надо подождать.

— Но кого? — и, хотя Хейндир ничего не ответил, она поняла его без слов. — Хорошо, я постараюсь подпитать врата с той стороны, но даже так они долго не продержаться. У него своя судьба и будь готов его отпустить.

— Да, знаю…

Крепче сжав посох в руке и прижав сумку к телу, Ольмира канула в магическом потоке.

Оставшись в тоскливом одиночестве, окружённый безмолвными мертвецами и шепчущим пламенем Хейндир повернулся к порталу спиной и уселся на светящиеся плиты низкого борта, оперев локти о колени, сильно сгорбившись, так что под белой кожей можно было различить каждый позвонок, и низко свесив безрадостную голову. Спустя долгие годы сбылось то неотвратимое, о чём он всегда знал и к чему он подготавливал и тело, и дух, но всех этих усердных и кропотливых приготовлений оказалось совершенно недостаточно, чтобы удержать скоропостижный крах. Пускай их положение было далеко не катастрофичным, и всё могло выйти куда хуже, но эта несбывшаяся вероятность была для него слабым утешением и, несмотря на свой недавний триумф, он всё одно чувствовал себя всецело проигравшим. В какой-то мере ему даже хотелось, чтобы на площадь явился Делаим и скорее дал реальное воплощение этому снедавшему его нутро чувству, но ещё сильнее ему хотелось встретить самого дорого ему человека, и, должно быть, эта тяга была взаимной, или же капризные и жадные, как и их раболепная паства, божества этой погрязшей в грехах земли решили на прощание послать великому воину свой последний дар. В стене пламени, из-за которой доносились бранные крики стражей и лязг доспехов, появилась новая прореха, и через неё на площадь ступил Хромос.

Но тут нам придётся нарушить строгую хронологию и вернуться немного назад по течению времени к тому моменту, когда напряжённая дуэль между наставником и учеником оказалась прервана открытием святых врат в Соборе Старейшей Звезды.