Нанкинская резня

* * *

В отличие от моих деда и бабушки, многие жители Нанкина оставались в городе большую часть ноября: некоторые предпочли подход «поживем – увидим», другие остались просто потому, что были слишком стары или слишком бедны. Для них ноябрь приносил одни лишь плохие новости – сражение в Шанхае шло не лучшим образом. Длинные колонны китайских солдат, многие из которых были еще мальчишки, иногда не старше 12 лет, возвращались с фронта, усталые, раненые и деморализованные, шагая в мрачной тишине или передвигаясь в огромных грузовиках с флагами Красного Креста. Те, кто мог, утешались тем фактом, что по улицам уже шагали новые подразделения тяжело вооруженных войск в сторону берега, где они грузились на джонки, которые шли на буксире в сторону фронта. Было ясно, что сражение не закончилось. Сквозь дождь и завывающий ветер по столице в сторону Шанхая с грохотом катились маленькие современные танки рядом с колоннами вьючных мулов, нагруженных военной формой, одеялами, винтовками и пулеметами[110].

Ближе к концу месяца до Нанкина добралась страшная новость. Шанхай – «китайский Нью-Йорк» – пал. Более 200 тысяч японских солдат теперь стояли между океаном и столицей, в то время как около 700 тысяч китайских солдат вынуждены были отступать[111]. Они принесли известие, которое никому не хотелось услышать. Превратив Шанхай в руины, японцы теперь направлялись к Нанкину.

Потеря Шанхая стала ударом для Чан Кайши, лидера националистов. Столкнувшись с потерей крупнейшего китайского города, Чан попытался разрешить трудную дилемму: оборонять Нанкин от японцев или переместить всю столицу в более безопасное место. Но вместо того, чтобы остаться и защищать Нанкин самому, он переложил бремя на другого – подчиненного по имени Тан Шэнчжи.