Давид Бек

XVIII

В эту ночь была освещена только одна комната в подвальчике виноторговки Сары. Снаружи дом выглядел темным. Пара узких окон, выходящих во двор, находилась на уровне земли, да и их прикрывала толстая синяя бумага.

Тихое, сырое помещение, пропахшее кисло-горькими запахами водки и вина, сегодня пустовало. Не было здесь ни тер-Аветика, ни отца Хорена, ни Степаноса, ни военачальника Бали.

Не было и самой хозяйки, которая прошлой ночью вносила шампуры с шашлыком и потчевала гостей изысканными винами. Не раздавалось даже плача малыша.

Только глиняный светильник в форме голубя, из клюва которого торчал фитиль, горел довольно тускло, обнаруживая слабые признаки жизни, и неясно было, кого он ждал.

Наконец, на воротах загремел засов, одна из створок медленно растворилась, и кто-то осторожно вошел во двор. Он неслышно запер за собой ворота и спустился в подвал. Пустая комната, видимо, произвела на вошедшего угнетающее впечатление — это можно было заметить по черной тучке, набежавшей на его красивое лицо. Он бросил на стул широкую накидку, снял надвинутую на лоб огромную папаху. Оружие его состояло из двух пистолетов и тяжелого кинжала, показавшихся из-под накидки.

Он взял с подставки светильник и поспешил в комнату хозяйки. Здесь тоже никого не было. Недовольство и нетерпение, охватившие его, сменились тревогой: «Что же случилось, где она?»

Когда-то в молодые годы он ждал ее, охваченный любовным томлением, а теперь испытывал лишь нетерпение. Тогда он часами мог просидеть в скалистых гротах, в тишине леса. И она, молоденькая деревенская девушка, тайком от родителей прибегала к нему на свидание.

Теперь не любовное томление вызывало нетерпение: на волоске висел успех задуманного дела. И оно должно было совершиться руками той, которую он когда-то любил.

Молодой человек вновь направился к подвалу. Отсюда ворота были ближе, можно было услышать самый тихий стук в калитку. У дверей подвала он посмотрел на небо, чтобы определить время. Но небо затягивалось тонким покрывалом белого тумана, звезд не было, это его еще больше раздосадовало. Он всем телом задрожал от нервного напряжения. Ночь пролетела…

Он вошел в подвал, поставил на место свечу и стал беспокойно шагать взад-вперед по узкой, тесной каморке. «Нет, нет… Она сможет… непременно… Она все еще любит меня… Ради меня готова на все. Это чувство придаст ей силы и уверенности… Ах, она станет моим кумиром, если справится!.. Пока могучие мужи действуют огнем и мечом, слабая женщина может совершить чудеса. Сара способна та это… А как она обрадовалась, когда услышала о моем предложении! Словно только и ждала случая принести великую жертву… Лишь бы оказать мне услугу… Но я бы так не любил ее, если бы Сара пошла на это только ради меня. В ней бессознательно заговорило более высокое, благородное чувство — любовь к родине. Откуда оно, где его истоки?.. Просто она знает, что ее любимый живет этой идеей… Почему бы ей не принести ту же жертву, если это осчастливит его? Женщине свойственно угождать возлюбленному, и любовь может подвигнуть ее на большие дела. Чтобы совершить подвиг, она должна любить, ради своего возлюбленного женщина пойдет на все. И от мужчины зависит — направить ее на верный путь или на ложный…»

В ворота постучали. Он обрадовался, выбежал во двор.

— Кто там? — спросил он.

— Лук, — послышалось снаружи.

Молодой человек открыл ворота. Вновь прибывший и он спустились в подвальное помещение. Гость тоже был закутан в широкий плащ.

— Ты здесь одни, отец Хорен? — спросил он.

— Да, князь, — отвечал Хорен. А прибывший был молодой князь Степанос Шаумян.

— Хозяйка еще не вернулась?

— Я жду ее с минуты на минуту, — ответил отец Хорен, в его голосе послышалось глубокое волнение. — Думаю, она не долго задержится, где бы ни была, скоро вернется…

— Но у меня нет времени, долго ждать я не смогу, — ответил князь Степанос. — Скажи одно — ты в ней уверен, она сможет выполнить задуманное?..

— Уверен.

— Служанка не подведет ее?

— Исключается.

— Почему ты так думаешь?

— Служанка — армянка, насильно обращенная в мусульманство. Она очень дружит с Сарой и вряд ли ее обманет. Гарем принес ей много страданий, если даже не ради общего дела, то хотя бы из мести она готова помочь Саре. Сейчас я расскажу, как обстоит дело. Только, пожалуйста, присядь на несколько минут.

Князь Степанос хоть и торопился, но не отказался послушать подробности того дела, ради которого он сейчас так спешил.

Отец Хорев рассказал о болезни одной из любимых ханских жен, об изобретательности Паришан, благодаря которой пришлось вызвать Сару в гарем в качестве врача. Описал, как служанка пришла за Сарой и провела ее в ханский дворец.

— Ты был здесь, когда приходила Паришан? — прервал его князь Степанос.

— Да, я и составил план, распределил роли Сары и Паришан.

— А как они должны действовать?

— Паришан выполнит то, что мы задумали… А Сара доставит мне ключи от оружейного склада.

— Они знают наши условия?

— Да. Все будет сделано тогда, когда из крепости пустят ракету.

— Прекрасно, — заметил князь Степанос, и его мужественнее лицо просияло. — А нам удалось обо всем известить Бека, — сказал он, вставая.

— Как? — с удивлением спросил отец Хорен.

— Тер-Аветик написал ему записку.

— Записку? А кто ее доставил?

— Один юноша.

— Как насчет подкопа, уже готов?

— Готов. Его копали больше пятидесяти человек.

Князь накинул плащ и вышел во двор.

— Мы больше не увидимся? — спросил отец Хорен уже во дворе.

— Это ни к чему, — ответил князь Степанос. — Каждый уже знает, что ему делать. Я сейчас пойду к тер-Аветику, передам новости, а ты дождись Сары.

— Где сейчас тер-Аветик?

— У юзбаши Саркиса. Готовит людей.

Юзбаши Саркис был предводителем проживающих в крепости армян.

Прежде чем выйти из подвала, князь Степанос снова сказал:

— Учти, спасти здешних армян от резни и выполнить свою задачу мы сможем, только когда завладеем запасами оружия. Сигналом к нападению на склады послужит пожар.

— Тем временем я открою перед войсками крепостные ворота…

— Ты знаком с расположением крепости?

— Мне в этом поможет Сара, она все отлично знает.

— Значит, осталось одно — уточнить время вашего выступления.

— Все зависит от Сары. Мы отправимся, как только она придет, и через кого-нибудь известим вас. Вы ведь будете у юзбаши Саркиса?

— Совершенно верно. Спокойной ночи.

Отец Хорен проводил его до калитки и запер ее.

«Как видно, этой ночью мне суждено исполнять обязанности привратника, — произнес он про себя, — словно провидение предусмотрело для меня эту роль…»

В самом деле, и в Татевском монастыре отец Хорен исправлял должность ключаря и ризничего.

Он вернулся в подвал и с довольным видом стал расхаживать по комнате.

«До сего дня я днем и ночью отпирал ворота храма в монастыре, братия входила туда и принималась молиться. Этой же ночью я отопру ворота ханской крепости, и мои товарищи войдут в нее, чтобы расправиться с врагом».

— Вот тебе ключи, — вдруг раздалось за его спиной.

Отец Хорен обернулся и увидел Сару. Его радость сменилась удивлением:

— Как ты попала сюда? Ведь ворота на запоре.

— По крыше, — ответила Сара, задыхаясь, видно, ей нелегко дался этот путь. — Сначала забежала к соседям проведать сына. Бедняжка, как спокойно он спал! И невдомек ему, что его ожидает через несколько минут. Я не стала будить ребенка. Не теряя времени, поспешила сюда, чтобы не заставлять тебя ждать.

Лицо се светилось от радостного возбуждения и быстрой ходьбы. Она протянула отцу Хорену ключи и с нежностью произнесла:

— Бери, вот то, что ты хотел!

— Чем мне отблагодарить тебя, Сара?

— Тем, что позволишь сказать: «Обними меня, Хорен!» Иметь право произнести эти слова — великая награда. После того, что было, я потеряла это право… А теперь вновь удостой меня своей любви…

Глаза Сары увлажнились. Это признание заставило монаха позабыть все… Он обнял прекрасную женщину и стал горячо целовать.

— Я все забыл, Сара, забыл, сколько горя и страданий ты причинила мне своей изменой… Никакое покаяние не смогло бы столь полно искупить твою вину, никакой бальзам не смог бы излечить рану моего сердца. А этой ночью ты совершила чудо. Ты доказала, что достойна моей любви, и я буду тебе глубоко предан!

Женщина ничего не ответила. Большая радость, как и горе, оказывают одинаковое действие — они связывают человеку уста. Достаточно было ей оказаться в объятиях любимого, чтобы вновь почувствовать себя счастливой.

— Теперь поговорим о деле, — сказал отец Хорен, — от каких дверей эти ключи?

— Вот этот — от ворот, что ведут к четырехугольному дворику с чинарами по углам. Оттуда узкая дверца ведет к оружейному складу, а более широкая — к просторному двору, где находится диван хана.

— А я нe заблужусь в этом лабиринте?

— Я пойду с тобой. Все входы и выходы мне знакомы, я не пущу тебя одного.

Вместо ответа молодой человек вновь обнял свою героиню и прижал к груди:

— Никогда еще ты не казалась такой желанной, как сейчас, этой ночью, любимая! — воскликнул он с чувством. — А теперь пора, время не терпит.

— Я мигом, — ответила женщина, высвобождаясь из его объятий. — Только переоденусь.

Она ушла в свою комнату и через несколько минут вернулась в мужской одежде.

— Платье должно соответствовать делу, не так ли, дорогой? — улыбнулась Сара.

— Подожди, — сказал монах, останавливая ее, — забыл спросить, как удалось тебе раздобыть ключи?

— О, это длинная история, лучше не спрашивай.

— Почему?

— Боюсь, Паришан узнает, что я рассказала тебе и обидится.

— Ага, тут кроется какая-то тайна! Но ты же знаешь, что мы, священнослужители, имеем право знать все людские тайны, — с улыбкой сказал отец Хорен. — Паришан не рассердится, расскажи, милая Сара!

— Она выкрала их у главного привратника, — сказала Сара, немного поколебавшись.

— Как же ей это удалось?

— В том-то и заключается ее тайна. Вот послушай. Старый привратник из тех мужчин, про которых говорят: седина в бороду, бес в ребро. У него прямо-таки болезненное пристрастие к гаремным служанкам, которые по целым дням снуют взад-вперед перед его глазами, когда отперев утром ворота он во всем величии усаживается у главных ворот. Он влюблен в Паришан — самую смазливую из них. Не раз покупал он воображаемой возлюбленной дорогие подарки, приносил ей разные сладости, а та охотно принимала все это и только посмеивалась над глупыми выходками старика. Узнав, что нам требуются ключи от оружейного склада, она на минуту задумалась и сказала: «Это нетрудно, я их заполучу сегодня же ночью». Обычно избегавшая навязчивого ухажера, Паришан теперь первая подошла к нему. «Как поживаешь, Аскар-ами?[158] (Все служанки так обращаются к нему). Давненько ты мне ничего не покупал».

Эти слова свели старика с ума: впервые Паришан так ласково обращалась с ним.

«Пусть душа Аскара-ами умрет за тебя, — ответил старик, — ты только будь ласкова со мной, и я подарю тебе все, что имею»,