Сокровища ханской ставки

* * *

Утро у Варвары Евлампиевны вышло хлопотливым – счастье еще, батюшки не было дома, ушел на утреннюю службу. И слава Богу, что ушел, в противном случае, вероятно, очень был бы удивлен действиями единственной дочери.

Дождавшись, пока за отцом Евлампием закроется дверь, Варвара начала срочные сборы. В большой коричневый кофр полетели юбки, платья, рубашки, блузки и остальные крупные и мелкие мелочи, без которых не может обойтись ни одна уважающая себя барышня.

Любопытно, что в кофр не попала ни одна книга из обширного собрания, хранимого в ее библиотеке. Из этого проницательный наблюдатель наверняка сделал бы вывод, что речь идет не об увеселительной поездке, ибо чем же увеселяться в наше время, как не книгами? Речь, очевидно, шла о чем-то очень срочном, проще говоря – о бегстве.

Ну, а куда, точнее, к кому может бежать молодая привлекательная девушка из отчего дома? В лучшем случае – к жениху, в худшем – к любовнику. Правда, в юном возрасте обе эти ипостаси обычно счастливо соединяются в одном человеке, если, разумеется, он не почтенный богатый старец, за которого барышня выходит по принуждению родителей. Но, во-первых, зачем к такому бежать, если он, без сомнения способен забрать барышню законным порядком? Во-вторых, отец Евлампий не принадлежал к жестокосердным родителям, которые рассматривают дочерей исключительно как товар. И, в-третьих, сама Варя, как уже стало ясно, ни при каких обстоятельствах не пошла бы замуж за нелюбимого человека, будь он даже богат, как Крёз[24] и стар, как Мафусаил[25].

Итак, Варвара Евлампиевна собиралась бежать. Если бы тут был Загорский, он, без всякого сомнения, по одним только малозаметным деталям вычислил, куда именно, а главное, почему бежит барышня. Однако действительного статского советника в этот утренний час в доме священника не случилось, так что о подлинных причинах бегства и, главное, о его направлении приходилось только догадываться.

Между тем, завершив сборы, Варя сходила к ближайшему дому, где жил уже известный Загорскому и его помощнику старик Антип и постучала в дверь. Жена Антипа преставилась еще в прошлом году, детьми его бог не обременил, поэтому век свой он доживал в полном одиночестве. Варвару Евлампиевну знал он с младых ногтей, очень ее любил, даже немного гордился ей, словно она была не дочкой отца Евлампия, а его собственной, чего, разумеется, быть никак не могло. Тем не менее, следствием такой с его стороны почти отеческой любви стало то, что Варя могла в любой момент обратиться к нему за помощью, и он безотказно и совершенно бесплатно готов был исполнить любую ее просьбу и даже каприз.

Так оно вышло и в этот раз. Тем более, просьба была не особенно обременительная – только лишь довезти ее до станции.

– Куда на этот раз собрались, барышня? – только и спросил Антип.

На самом-то деле ему было все равно, куда направляется барышня, лишь бы вернулась живая и здоровая. Однако вопросом своим он лишний раз изъявлял свое к ней внимание и сердечное расположение.

– Так, пустяки, – легкомысленно махнула она рукой, – есть одно небольшое дельце.

То, что никакие это не пустяки, Антип понял, только подъехав на своем сивке к дому отца Евлампия. Барышня выволокла из дома кофр таких размеров, что им, к примеру, совершенно свободно можно было прихлопнуть небольшого Антипа, как какую-нибудь муху или даже комара. Любому было ясно, что по небольшому делу с таким багажом не выезжают. Либо дело должно быть большое, под стать багажу, либо таких дел должно быть много.

Антип, впрочем, не стал обнаруживать свою смекалку и допытываться, куда именно все-таки можно отправиться с таким вот сундучищем – уж не прямо ли в Петербург? Куда барышне угодно, туда пусть и едет. А он, пусть и в силу малых своих возможностей, изо всех сил постарается ей поспособствовать.

Совместными усилиями Антип и Варвара Евлампиевна загрузили багаж на подводу – да и поехали, помолясь. То есть, на самом деле, конечно, они не молились, во всяком случае, барышня. Она, хоть и поповского семени, а в Бога не то, чтобы совсем не верует, лоб-то все-таки крестит, но как бы это сказать поточнее, не очень-то им интересуется. Но это, опять же, не его, антипово, дело. Черная кость белой кости не указчик, так-то вот оно, господа хорошие, а кто будет лезть, куда не просят, тот рано или поздно либо плетей получит, либо даже дубиной промеж ушей, это правило Антип еще с юных лет затвердил, как «Отче наш».

Антип за ради барышни сивку своего слегка подстегивал, так что расстояние до станции одолели они даже немного быстрее, чем обычно. Между нами говоря, не такой уж он древний был, этот сивка, не древнее Антипа, если лошадиные года на человечьи переводить. Хозяин его просто форсу напускал, чтобы, значит, в тех редких случаях, когда посторонних людей везет, побольше денег с них слупить. А что ж, раз есть у господ возможность по России шастать без всякого дела, из чистого интереса, так и пусть раскошеливаются…

Барышня выволокла свой кофр из телеги, тут же набежали станционные грузчики, за алтын готовые любой багаж не то, что в вагон погрузить, а и прямо на себе его переть хоть до края света. Оно, может, и дешевле бы вышло, чем на поезде ехать, да уж больно долго. За это время, поди, не только состаришься, но и вовсе помрешь.

Один из грузчиков забросил багаж на тележку да и покатил вперед, вперед, к поезду, который через пятнадцать минут должен был от перрона отходить. Барышня напоследок обняла Антипа, велела батюшке ее поклон передавать. Она, конечно, оставила отцу записку, но на всякий случай на словах пусть скажет, что с ней все хорошо и пусть не беспокоится нисколько, она ему вскорости объяснительное письмо пришлет.

Так и есть, подумал Антип, надолго уезжает и, щуря подслеповатый глаз, все глядел вслед Варваре Евлампиевне, как она, нарядная и красивая в синем своем шелковом платье, шла за грузчиком. Вот ей загрузили в вагон ее багаж, вот она сама, легкая и быстрая, как бабочка, вспорхнула внутрь…

На душе у Антипа почему-то сделалось грустно. Показалось ему, что барышня уезжает не только далеко, но и надолго, может быть, навсегда. Из старческого глаза сама собой вытекла соленая слеза. Именно слеза эта, подлым образом исказившая окружающее пространство, не позволила увидеть старику, как господин в полосатом костюме, со знакомой желтой и прищуренной рожей поднялся следом за Варварой Евлампиевной в вагон второго класса.

После того, как кофр с помощью кондуктора был надежно уложен на багажную полку, госпожа Котик заняла свое место в купе и раскрыла книжку. Читать ей не очень-то хотелось, но надо было как-то унять дрожь, почему-то охватившую ее после того, как она зашла в вагон. До отправления поезда оставалось всего восемь минут, и до этих пор она не хотела никого видеть и даже смотреть ни на кого не желала, пусть бы даже в одном с ней купе ехал сам король английский Георг Пятый.

Однако взглянуть все-таки пришлось и взглянуть, увы, вовсе не на британского монарха.

– Что барышня читает? – раздался у нее над ухом противный и странно знакомый голос.

Холодея, она подняла глаза и обнаружила на противоположном диване не кого иного, как помощника Нестора Васильевича Загорского, китайца Ганцзалина.

– Так, пустяки, – сказала она, пряча обложку книги, хотя ничего крамольного в ней не было, девицам ее возраста вполне позволительно читать Эдгара По.

– Детективами интересуетесь? – полюбопытствовал не в меру глазастый китаец, который разглядел и фамилию автора, и даже название «Убийство на улице Морг». – А я вам так скажу: не верьте. Брехня это все и обман читателя. Публике кажется, что она вместе с героем разгадывает сложное преступление, а на самом деле ничего такого нет. Просто писатель нарочно подбрасывает читателю улики и версии. В реальной жизни так не бывает. В жизни все приходится узнавать самому.

Она нахмурилась. Тон китайца показался ей слишком фамильярным. Однако просто промолчать было бы невежливо, и она полюбопытствовала, где же его хозяин.

– А хозяин вас ждет, – любезно отвечал Ганцзалин.

Она закрутила головой по сторонам, и даже выглянула в вагон, думая увидеть Загорского где-нибудь поблизости. Однако никого не увидела, кроме стоявшего в начале вагона жандарма, и в недоумении поглядела на Ганцзалина: где же Нестор Васильевич?

– Он вас на станции ждет, – пояснил Ганцзалин.

На станции? Но почему на станции? Она ведь уезжает, у нее нет времени выходить и с ним разговаривать. Поезд вот-вот тронется. Она поглядела на часы: до отхода оставалось всего пара минут.

– И все-таки, барышня, он вас ждет.

Она вспыхнула. Ну, если ему так надо, он может войти и поговорить с ней прямо в поезде. Она же не намерена рисковать тем, что останется на перроне. Она уже сказала, поезд сейчас тронется, а ей надо ехать.

– Никуда он не тронется, пока вы не поговорите с его превосходительством, – глаза китайца, из без того не очень широкие, превратились в две щелочки. Она посмотрела в эти щелочки, непроницаемые, как бойницы, и все поняла. Варвара Евлампиевна поднялась с дивана, Ганцзалин тоже встал. Он стоял спокойно, но так, что мимо него не проскользнула бы даже мышь.

Варя беспомощно посмотрела назад. Там у двери по-прежнему стоял крупный жандарм, загораживая выход из вагона. Но это было все-таки лучше, чем желтоглазый демон с каменным, нечеловеческим лицом.

Одно только мгновение стояла она, теребя свой маленький ридикюль, а потом повернулась и бросилась прочь сломя голову через весь вагон. Китаец поднял брови, как делал его господин, глаза его округлились от изумления. Куда бежит эта ненормальная, ведь проход загородил жандарм, обойти его невозможно!

Однако прав оказался не он, а она. Увидев, что барышня бежит прямо на него, жандарм принял борцовскую стойку и растопырил руки так, как будто ловил курицу. Более неудачное положение и выдумать было трудно. Ничего удивительного поэтому, что барышня проскользнула у него под рукой и выбежала из вагона.

– С дороги, дурачина! – рявкнул Ганцзалин, бросаясь следом.

Однако жандарм, кажется, готов был побить все рекорды неуклюжести. Он стоял в прежней позе, словно не разумея, что птичка уже выпорхнула из клетки. Тупое его лицо глядело на китайца, взгляд остановился. Кажется, он не понимал, что ловить надо только девушку и, когда Ганцзалин отпихнул его в сторону, повалился прямо на него, придавив к полу.

– Слезь! – кричал китаец, пытаясь сбросить с себя семипудовую тушу. – Слезь, балбес, она же уйдет…

– Сей минут, – бормотал жандарм, пыхтя и неуклюже елозя. – Портупея зацепилась… Сейчас, отцеплю только.

Ганцзалин, видя, что добром укротить дурака не выходит, ударил его чрезвычайно больно в бок и сбросил с себя на пол. Спустя секунду он уже стоял на ногах и устремился вон из вагона, оставив слугу закона корчиться от боли на полу.

Ганцзалин выбежал на перрон, закрутил головой в разные стороны. Перрон был полон отъезжающими и провожающими, синего платья нигде не было видно. Что делать? Дать сигнал машинисту к отправлению, надеясь, что после этого барышня найдется? А если она уже заскочила в другой вагон – так ведь недолго и упустить ее!