Камеристка

— Господин Ирьян, — от колонны отлепилась темная фигура в балахоне. Тимей.

У Ира задрожали руки. Вот! Вот кого нужно было убить! Немедленно! Сейчас!

— Давайте пройдемся? — Тимей улыбнулся. Приторно и противно. — Нам есть что обсудить.

— Мне не о чем с вами говорить, — прорычал Ир сквозь зубы.

— Ну как же? А рыжая предательница веры, которую вы хотели забрать с собой на север?

— Давайте… — слова застревали в горле. — …пройдемся.

Местом для прогулки наставник выбрал людную, выложенную камнем дорожку в саду. Как только они прошли первую нелепую статую, Тимей заговорил.

— Вы совершаете ошибки, господин Ирьян? — заложив руки за спину на манер великого мудреца, начал он. Ир отвечать не стал. — Я вот совершаю. Редко, конечно. Обычно это что-то незначительное. Плачу на монету больше за ночлег. Что-то в таком духе.

— Ближе к делу, — не сдержался. Хотел молча выслушать, но хождения вокруг да около, которые так любили лейхгарцы, терпеть было невозможно.

— В таком случае, что насчет умения признавать свои ошибки? — Тимей посмотрел на него. И как за целый день щеки-то не начинали у него болеть от стольких слащавых улыбок? Хотя, наверное, от лживых щеки не сводит.

— Ближе к делу, — снова повторил Ир.

— Осталась последняя проверка для отступников, которые были выявлены во время Молитвы Полной Луны Благим Демиургом, — он понизил голос. — Быть может, вы можете вымолить у него душу своей возлюбленной… Церковь, пусть и неохотно, но вполне способна признать свою ошибку. Достаточно всего лишь быть с нами… искренним.

— Говорите прямо, — неохотно выжал из себя ещё фразу. Ради Пеппы. Только ради неё.

Он уже догадывался, о чём его попросят. Сжал зубы и решил дослушать до конца.

— Есть ли среди ваших знакомых, подопечных недруги церкви?

Ир остановился. Тимей замер в шаге от него. Наставник удивленно вскинул брови, когда Ир всё-таки истерично рассмеялся.

— А-а-а, — протянул он, вытирая несуществующие слезы в уголках глаз. — Хотите, чтобы я раскрыл вам кого-то? Кого?

— Ну зачем вы так, — улыбка снова расползлась по губам Наставника.

— Да? Тогда я не совсем вас понял, — Ир вложил в свое удивление всё актерское мастерство, на которое только был способен, видят Боги. Только актером он всё-таки был дрянным.

— Господин Ирьян, — Тимей подступил ближе. Прищурился. Заговорил тихо. — Церковь готова поступиться некоторыми своими… принципами и отпустить вас на север с виновной девушкой. В обмен на услугу. Поделитесь с нами тем, что знаете.

Ир помедлил. Он совсем не хотел осознавать и принимать услышанное. Он не хотел верить.

— Я ничего не знаю, — покачал головой.

Не-е-ет, не могло всё это быть только поэтому. Не могло. Не могут они убить невинную молодую девушку, только чтобы попытаться сманить его на свою сторону, только чтобы иметь призрачные шанс выудить из него хоть что-то…

— Что между Его Величеством Королём Элиотом и Нер-Рорг Тувэ?

— Любовь? — Ир деланно безразлично пожал плечами, чувствуя, как в его груди в тот самый момент от боли и горечи разрывалось, казалось бы, невозможно крепкое сердце.

— Вы уверены?

— Может, и не любовь. Откуда мне знать, что между ними? Если вы закончили, я пойду, — Ир отвернулся. Нужно было уходить. Не уйдет — точно вцепится в глотку Наставника.

— В таком случае не открывайте сегодня окна спальни, — Тимей снова улыбнулся. Той самой мягкой улыбкой, которая не шла ни ему, ни его словам. — Они всегда кричат.

Он заледенел. Засомневался. Расскажет и спасет Пеппу. Ледяным Озерам ничего не будет. А король? Есть ли ему дело до короля? Нет. И пусть Тувэ не сможет свергнуть Ярла, пусть… Зато Пеппа не будет гореть на костре.

Ир помедлил и пошел дальше по каменной дорожке. К замку. Он старался не опускать голову, держать спину ровно. Будто его не трогало, будто он не был побежден, не был унижен.

Но он был…

Ир бродил по замку тенью самого себя. Не мог вернуться в казармы, не мог посмотреть друзьям в лицо. Он позволил отправить в огонь свою женщину. Ту, которую только вчера утром собирался забрать с собой. Но он опоздал. Если бы только они уехали раньше, в тот же день, в ту же ночь.

— Ир, — тихий женский голос вырвал его из раздумий. На секунду показалось, что это Пеппа его звала. Он обернулся и разочарованно выдохнул. Всего лишь Нер-Рорг. — Ты говорил с Наставником?

— Говорил, — он болезненно хмыкнул.

— О чем?

— Ты спрашиваешь как Нер-Рорг или как друг?

— Не нужно этого, колдун, — она покачала головой, подступая ближе. Подождала, пока мимо пробегут служанки, и продолжила уже на северном наречии: — Просто ответь.

— Ты же уже знаешь. Не просто так ведь за тобой по пятам ходит Кая.

— Я хочу услышать от тебя. Мой колдун ты. Не она.

Ир звучно усмехнулся. Почти пренебрежительно. Он вообще-то хотел рассмеяться. Едко и зло. Но всякие эмоции иссякли, иссохли внутри него. Он был пуст, бессилен и ненавидел самого себя.

— Тимей предложил мне предать всех вас в обмен на жизнь Пеппы.

— И?

В груди зияла болезненная дыра. Ир, как маленькая девочка, просто захотел домой, где всё было просто. Где он мог быть сильнейшим, где его сила могла решить едва ли не любую проблему.

Он подошел к Нер-Рорг вплотную. Хотел словами причинить боль, сказать что-то едкое, сказать, что предал её. Но не смог. Тувэ была ему дорога. Несмотря на все размолвки, несмотря ни на что — по-прежнему дорога.

— И я выбрал Ледяные Озера. Надеюсь, когда придет время, ты поступишь так же.

— Ир, мне жаль… — он уже собирался уйти, но остановился. Ир не сомневался в её искренности. Но проклятая рана в груди…

— Жаль? — он едко хмыкнул. — Я просил тебя. Ты могла по крайней мере не мешать. А теперь тебе жаль?

— Я понимаю твою боль… — не смогла договорить. Он не дал. Перебил.

— Что ты чувствовала, когда Ярл скорбел по твоему отцу и братьям? — она потемнела лицом. Да-а-а, Ир попал в ещё незажившую рану. И испытал искреннее злорадное удовольствие. — Вот именно, Тувэ. Вот именно.

Он всё-таки, обогнув её, ушел.

До заката оставалась всего пара часов. Ир посидел у пруда, прошелся по саду, поковырял суп за ужином. Он ни с кем не говорил, только слушал, наблюдал.

Служанки больше не хохотали при виде его. Теперь они шептались, старались быстрее пробежать мимо. Как будто раньше они не знали, что он колдун, как будто раньше он был для них другим.

Они бросались обвинениями и в Пеппу. Так, словно никогда её не знали, словно она не была их подругой. Служанки вдруг начали находить в ней несуществующие признаки ведьмы. Мол, она угадывала мысли, предсказывала что-то…

Костры стали сооружать в опустившихся на замок сумерках. Ир насильно заставил себя смотреть. Потому что не мог помочь. Потому что он выбрал не Пеппу, а Тувэ. Если бы он мог взойти на тот костер вместо неё, если бы это гарантировало ей спасение… Но и этого он не мог. Никакого спасения не было. Она должна была сгореть из-за него, из-за того, что связалась с ним.

Вне всяких сомнений, пусть и не своими руками, но это он убил её. Убил девушку, которую любил, с которой надеялся прожить на севере долгую жизнь. У них могли бы быть дети, такие же талантливые, как он, и рыжие, как она… У них могло быть всё. И всё, что могло бы быть — сгорит в огне вместе с Пеппой.

Плащи читали заклинания, духовные наставники учили людей о том, что нельзя жалеть порождения темных чертогов. Ир слушал в пол-уха. Он смотрел, как поднимались высокие столбы, к которым будут привязывать девушек, смотрел, где собирались зрители, и с ужасом понимал: последним, что увидит Пеппа, будет тот самый пруд, у которого он учил её баловаться колдовством, у которого они жарко любили друг друга.

Солнце село. На заднем дворе замка стало совсем темно. Ир окинул взглядом серый дворец. Окна были и правда заперты. Все, кроме одного. В спальне Тувэ ставни оказались настежь распахнуты.

Рыцари выстраивались по одному перед сложенными вокруг столбов поленьями. Спиной к прислуге и некоторым придворным. Даже кто-то из города приехал.

Ир смотрел. Решил, что стоять будет до конца. До самого последнего вздоха, не отвернется, не закроет уши, не сомкнет веки.

— Их выводят из Южной Темницы, — обычно он мог почувствовать её приближение, но не в этот раз. Ир был разбит, рассеян и мог думать только о кострах. — Вам лучше уйти.

— Нет. Я буду тут. А вот тебе…

— Я всегда смотрю.

Ир удивленно приподнял брови, взглянув на неё. Камеристка была холодна лицом, но взор был направлен на столбы.

— Почему?

— Наверное потому, что не смогла защитить их.

— Ты просто не захотела, — Ир фыркнул. Посмотрел на столбы и снова помрачнел.

— Если вы так считаете, — она пожала плечами, — ваше право.

— Королеву ты сопроводила до самой плахи, а простые служанки не достойны такой чести? — он хотел уколоть её так же, как уколол Тувэ. Только слабых мест Камеристки, к сожалению, не знал.

— Я буду там, с ними. До последнего удара сердца.

Глаза Каи заволокло чернотой. Они стояли в отдалении. Никто, кроме Ира, не видел, как она, глядя в пустоту черными, как сама тьма, глазами, видела и переживала нечто такое… Словно и правда шла рядом с ними, словно там и для неё был приготовлен костер.

Трех девушек вели скованными по рукам и ногам, длинной цепью на талии они были сцеплены друг с другом. В грязных сорочках, босые, остриженные. Две из них рыдали. И только одна, с рыжими торчащими во все стороны оставшимися неровными прядками, опустила глаза и не издавала ни звука, только плечи едва заметно подрагивали, будто не от слез, будто ей просто было холодно.

Ир закусил щеку до крови. Глаза защипало. Он хотел подбежать, укрыть её своим плащом… Почти сорвался с места.

Маленькая костлявая рука Камеристки легла на тыльную сторону его ладони, и Ир замер. Просто замер. Она не тянула его, не пыталась остановить… Просто держала его ладонь своей. И он сжал её руку в ответ, продолжая смотреть.

Пальцы Пеппы были в крови, руки обожжены до локтей. Кожа в некоторых местах была почти черной. Она хромала, едва переставляя ногами и то и дело спотыкаясь. И всё не поднимала головы.

Плащ подгонял девушек. Та, что шла впереди, стала идти быстрее, разрыдавшись ещё громче. Пеппа едва поспевала. Он только краем глаза сумел увидеть часть лица. Она вся, казалось, была перемазана в грязи.

Девушки истошно вопили, сопротивлялись, сыпали проклятиями, не давали себя привязать.

Ира вдруг осенило. Что-то не так… Пеппа… Пеппа не сопротивлялась.

Камеристка сильнее сжала его ладонь. Он опустил глаза. Её щеки были влажными, но глаза по-прежнему сияли темнотой. Она плакала. Может, всего ничего, может, только пару слезинок уронила, но Кая чувствовала и дала это увидеть.

Ир вернул взгляд к столбам. Позвоночник прострелило ужасом. Он увидел Пеппу. Она подняла голову. На распухшем лице не было глаз. Они были выжжены. Магией. Его Пеппа уже была ни жива ни мертва. Поэтому не сопротивлялась, поэтому не плакала, поэтому едва поспевала. Она не видела, не знала; скорее всего, её сознание затуманилось от боли и пережитого ужаса.

Что было в последний миг перед её взором? Темница? Плащ? Что она видела в тот самый миг, когда вокруг неё сгущалась тьма?