Законодательство Моисея

Соответственно такой цели союза и законодательство, как главное посредство союза, представляет собою соответственную сущность и содержание. По своему внутреннему характеру законодательство является вполне теократическим. Таким оно является не столько по своему происхождению, сколько по своему назначению и сущности. Библейский теократизм представляет собой две стороны, которые и должны быть различаемы при исследовании. Одна сторона, которую обыкновенно исследователи принимают за полное выражение теократизма, состоит в том, что Иегова находится в особенных отношениях к израильскому народу, есть его царь и сообразно с таким положением "соединяет в себе все государственные отношения", являясь непосредственно или посредственно чрез свои органы - особых избранников - законодателем, судией, предводителем*(36) и пр. Но это только одна сторона теократизма, и притом, можно сказать, внешняя. В этом смысле теократизм есть общее явление для известного периода в историческом развитии народов (отличаясь только степенью истинности или ложности) и потому не представляет собой чего-либо особенного, свойственного исключительно избранному народу. В отношении к этому народу имеет особенное значение другая сторона теократизма - внутренняя и, можно сказать, философская. Она определяется указанным уже выше особенным положением израильского народа во всемирной истории. Иегова избрал его для того, чтобы сделать его хранителем начал истинного нормального развития, не находивших места в остальном человечестве, всецело отдавшемся принципам естественно-греховного развития. Начала эти, проникнув в сознание и жизнь избранного народа, по идее теократизма должны были выработать историческую почву, на которой бы всего лучше могли развиваться и сохраняться великие истины, долженствовавшие привести человечество к осуществлению его назначения. Поэтому Иегова своим союзом с избранным народом изъял его из круговорота естественно-греховного развития; освободил от влияния темных исторических сил и дал ему закон святости, исполняя который народ действительно мог осуществить возложенную на него всемирно-историческую миссию. Этот закон святости в своей основе представляет все данные, подтверждающие представленное понимание внутреннего смысла библейского теократизма. Моисеево законодательство в своих общих началах действительно представляет собою норму истинно человеческого развития, которая одна только могла привести человечество к осуществлению его назначения и до которой не возвышалась законодательная мудрость ни одного из мудрецов древнего мира. Эту мысль всего яснее доказывает то замечательное явление, что и в новейшее время законодательная мудрость или государственно-юридическая наука в своем поступательном развитии, совершаемом на независимой почве научного исследования, в своих лучших результатах представляет не что иное, как только приближение к принципам Моисеева законодательства. Поражающая со внешности прогрессивность этих наук, как будто выработавших неизвестные дотоле истины, уясняющие сущность, а следовательно, и норму государственных и общественных отношений, есть в сущности только разъяснение и применение к данным новым условиям древних, ветхозаветных начал Моисеева законодательства. Здесь невольно представляется другое параллельное явление - в области естественных наук. Как ни далеко, по-видимому, они ушли в своем развитии от древнего, только что зарождавшегося и потому, естественно, слабого, младенческого естествознания, как ни гениальны открытия, сделанные ими в области природы, а между тем все эти открытия суть не что иное, как только разъяснение и подтверждение Моисеевой космогонии, в сжатой простой форме представляющей высшую истину естественнонаучного знания. Этот факт признан и не нуждается в доказательствах. То же замечательное явление имеет место и в отношении государственно-общественного знания, которое также свою высшую истину находит в принципах государственно-общественного устройства по законам Моисея. Все лучшее, к чему стремятся новейшие социологические науки и что считают своим лучшим плодом в определении нормы в социальных отношениях, - все это заключалось в принципах Моисеева законодательства и в большинстве случаев осуществлялось на практике государственно-общественной жизни Моисеева государства. Этот взгляд находит себе полное подтверждение в определении отношения Моисеева права к состоянию общественно-государственной жизни в настоящее время. "В Моисеевом праве, - говорит глубокий исследователь его, Зальшюц*(37), - мы с изумлением встречаемся со многими из тех важнейших вопросов, которые волнуют наше время, грозят потрясти весь установившийся веками строй нашей государственно-общественной жизни, пред которыми недоумевает новейшая наука, и которые, однако же, в Моисеевом праве находили свое удовлетворительное разрешение на мирном пути законодательной мудрости. В этом праве много поучительного и для нашего времени, и мы давно бы уже воспользовались его указаниями, если бы рядом с римским правом, с его хотя удивительно величавыми задачами и стройностью расположения, но в то же время с его стеснительным формализмом, с его жестокими семейными законами, носящими на себе неизгладимую печать рабства, не признающего и попирающего всякое достоинство человеческой личности, если бы рядом с ним также тщательно изучали и благородные, простые черты Моисеева законодательства, которое, как единогласно признают все глубже вникавшие в его содержание исследователи, отличается истинно возвышенным и свободным духом".

Этот дух проникает и оживляет все формы общественной жизни Моисеева государства, начиная от самой государственной формы до формы семейных отношений. Вот как тот же исследователь группирует и характеризует основные начала государственно-общественной жизни по Моисееву праву, имея притом в виду отношение их к началам этой жизни в настоящее время*(38).

В древности у большей части народов личность поглощалась государством. Даже представители наивысшего развития духа человеческого, философы, как, напр., Платон, не возвышались до того, чтобы оценить личность в ее собственном достоинстве, независимо от ее отношения к государству, и потому в своих идеальных обществах отдавали ее и семейство в жертву государству. В средние века, напротив, личность получила незаконное преобладание над государством: каждый, полагаясь единственно на свое оружие, с рыцарски смелым, независимым духом шел своей собственной дорогой. Такое положение вещей с точки зрения истинной социологии ненормально: как то, так и другое, не имеющие для себя оправдания крайности. Истинная социология находит норму в таком соединении этих крайностей, в котором бы каждый отдельный индивид принадлежал одинаково и себе самому, и обществу, сам, пользуясь свободой, согласовывал бы ее в то же время с законом, со свободой всех, составляя часть целого, не поглощался им, а оставался самостоятельным и притом находился в таких условиях жизни и деятельности, которые, давая все средства для достижения личных целей, в то же время приводили бы эти личные цели в согласие с целями всего общества, так что удовлетворение первых было бы в то же время удовлетворением и последних. Над решением такой общественной проблемы трудится настоящее время, но счастливое решение ее до сих пор еще остается только благочестивым желанием (pia desideria) политико-социальных наук. Между тем такое решение представляется уже готовым в государственно-общественном строе Моисеева государства, хотя, конечно, под свойственной ему по времени форме древних, патриархальных отношений. Здесь основным зерном общественных форм является "община", в которой весь народ при посредстве своих глав находил полное выражение всех своих нужд и потребностей; каждый член ее находил в ней полную защиту и обеспечение своих прав и свободы. При своей крепкой, органической связи община не поглощала и не подавляла личную самостоятельность отдельных членов ее, как это было во всех древних государствах, напротив, служила обеспечением этой самостоятельности против незаконных притязаний некоторых отдельных членов, осуществляя тем главную цель Моисеева законодательства - наибольшее развитие чувства свободы в народе. Отсюда и происходит то замечательное, наблюдаемое в истории израильского народа явление, что в нем часто неизвестные личности вдруг являлись во главе народа и делались героями исторических событий. Здесь пророки - эти великие деятели в истории израильского народа - находили защиту свободы слова и беспрепятственно бичевали пороки и преступления не только обыкновенных людей, но даже и царей. Здесь способный человек - в каком бы он положении до того ни находился - мгновенно мог приобрести историческое значение; простой земледелец делался предводителем ополчения и освобождал народ от иноземного порабощения. Для нас были бы совершенно непонятны эти факты, было бы непонятно, как личность, даже женщина, вдруг становилась во главе народа, получала всеобщее признание в народе, если бы мы не знали устройства того живого общественного организма, в котором все члены находились в органически нормальном отношении как к целому, так и между собою. Конечно, такое патриархальное народное представительство было удобнее в немногочисленном народе, чем в больших нациях, но для нас в данном случае имеет главное значение идея этого представительства, а не применение ее в новейших государствах. В тесной связи с такой основной идеей общественного строя стоят другие учреждения Моисеева государства, составляющие и в настоящее время предмет стремления для социально-политических наук. Сюда относятся - всеобщая воинская повинность как выражение равного участия всех членов государства в важнейших случаях его жизни; отсутствие сословных различий и привилегий, как выражение равенства всех пред законом и государством. Идея равноправия в Моисеевом государстве находила такое широкое применение, что даже и чужеземцы не исключались из пользования его наравне с членами государства. Это политическое равноправие находило для себя прочную опору в экономическом равенстве, в равном распределении материальных благ. Это последнее вместе с другими учреждениями, имевшими целью сохранять экономическое равенство, препятствовать его нарушению, есть замечательнейшее явление вообще в истории человеческих обществ, и ввиду того, что многие законодатели тщетно стремились к его установлению, даже рассматриваемое только как опыт законодательной мудрости, имеет глубокий интерес. На почве этого установления не имело места ненормальное явление нашего времени - крайности богатства и нищеты, и страшный вопрос нашего времени - устранение развития пауперизма, угрожающего потрясти и ниспровергнуть весь общественный строй, там находил счастливое разрешение. В общественно-семейных отношениях в Моисеевом государстве осуществлен также принцип новейшей социологии - равенство полов и нормальных отношений родителей к детям. Особенно обращает на себя внимание юридическое определение положения женщины. Здесь она не была бесправной рабыней деспота-мужа, не заключалась в гаремы, а считалась полноправной госпожой дома наравне с мужем и потому была так же самостоятельна, как и муж, открыто принимала участие в торжественных собраниях народа и даже в политических событиях, - вообще пользовалась беспримерною на Востоке свободою, почти такою, какую новейшая социология считает нормальною для новейших государств. И ряд замечательных фактов еврейской истории показывает, как благородно и с какою пользою для государства пользовались они этой свободой. Наконец, Моисеево законодательство единственное на Востоке, которое не знает рабства в собственном смысле (древнем и новом) этого слова, - рабства, которое унижало человеческое достоинство, отвергало естественную равноправность людей, создавало из людей целые массы каких-то средних существ между людьми и животными, вообще представляло собой вопиющую несправедливость, полное попрание достоинства и прав человеческой личности. Божественный гений законодателя сумел это позорное явление рабства возвысить до нормальных, необходимых в общественной жизни служебных отношений, почти до той степени, как они существуют теперь. Все эти замечательные по времени права личностей и классов народа находили для себя крепкую опору во всеобщем законоведении, которое достигалось самыми простыми средствами, как, напр., публичным чтением закона на народных собраниях. Такое широкое по тогдашнему времени юридическое образование делало всех членов народа не только способными отстоять свои права, но и давало возможность образованию и существованию чисто народного суда, суда присяжных заседателей в его простейшей форме. Отсюда Моисеево законодательство и в судебном отношении является выразителем истинно человеческого суда. Оно, начиная с глубокой древности вплоть до прошлого столетия, представляет единственный пример суда, не знавшего пыток и вообще жестоких, позорных казней. Полнейшее беспристрастие и строжайшая неподкупность были высшим долгом и достоинством этого суда, - следовательно, и здесь Моисеево законодательство служит представителем нормы, имеющей вечное значение и потому усвоенной новейшей социологией. Одним словом, все начала этого законодательства, в их общих идеальных выражениях, суть начала нормального развития общественных отношений, и как такие неизменно сохраняют и сохранят свое значение и для новейшей социологии.