Вторая рука

Глава 3

Я позвонил в Северно-Лондонскую среднюю школу и попросил позвать Чико Бернса.

– Он ведет занятие по дзюдо! – отрезал голос в трубке.

– Его занятия обычно заканчиваются как раз примерно в это время.

– Минуточку.

Я стал ждать ответа. При этом я ехал по Лондону. Моя правая рука лежала на руле, левая сжимала трубку, по ветровому стеклу барабанил дождь. Машина была переоборудована под управление одной рукой: на руле сидела специальная ручка. Очень просто, очень удобно, полицию все устраивает.

– Алло!

В жизнерадостном голосе Чико с первого же слова слышалось его непочтительное отношение к миру.

– Поработать не хочешь? – осведомился я.

– Хочу! – Его ухмылка вполне ощущалась даже через телефонную трубку. – А то как-то глухо все на этой неделе.

– На квартиру ко мне подъедешь? Там и поговорим.

– У меня сегодня еще одно занятие. В нагрузку. Один тут ведет вечернюю группу для плотных дамочек и заболел. Впрочем, я его не виню. Ты откуда звонишь?

– Из машины. Еду из Кемптона в Лондон. Я в Рохемптон заеду, в центр протезирования, мне по пути, но я могу быть у твоей школы… ну… скажем, часа через полтора. Я тебя подберу. Идет?

– Конечно! – сказал он. – А зачем тебе в центр протезирования?

– Алана Стивенсона хочу повидать.

– Так он, наверно, уже ушел.

– Нет, сказал, что будет на месте, он сегодня допоздна работает.

– Что, опять рука разболелась?

– Да нет… Подкрутить кой-чего надо.

– Ага, – сказал он. – Ну ладно, пока.

Я, довольный, повесил трубку. Разговоры с Чико почти всегда оставляли после себя ощущение довольства. В качестве товарища по работе он был незаменим: веселый, находчивый, упорный и сильный, хотя с виду и не скажешь. Немало негодяев слишком поздно обнаружили, что юный худенький Чико с его мальчишеской улыбкой без труда швыряет через плечо стотридцатикилограммового громилу.

Мы познакомились, когда он, как и я, работал в детективном агентстве Рэднора, где я осваивал свое новое ремесло. В какой-то момент существовала вероятность, что я сделаюсь сперва партнером, а потом и владельцем агентства, но, хотя мы с Рэднором успели прийти к соглашению и даже название агентства поменяли на «Рэднор – Холли», жизнь решила иначе и перевернула все вверх дном. Буквально накануне того дня, когда мы собирались подписать соглашение о партнерстве – уже и финансовые вопросы решили, и шампанское закупили, – Рэднор тихонько прикорнул в кресле у себя дома, да так и не проснулся.

И тут же из Канады, как из отпущенной рогатки, прилетел откуда ни возьмись никому не известный племянничек, размахивающий завещанием в свою пользу и требующий свое законное имущество. Племянничек прямо заявил, что не желает продавать половину наследства какому-то однорукому бывшему жокею, а тем более за оговоренную цену. Он, мол, возьмет дело в свои руки и вдохнет новую жизнь во все предприятие. Начал он с того, что снял себе новый современный офис вместо старой тесной разбомбленной халупы на Кромвель-роуд, а кому не нравится, может голосовать ногами.

Большинство старичков решили остаться с новым хозяином, а вот Чико устроил племянничку впечатляющий скандал и выбрал пособие по безработице. Потом без особых хлопот устроился на полставки преподавателем дзюдо и в первый же раз, как я попросил его о помощи, присоединился ко мне с большим энтузиазмом. С тех пор я успел сделаться самым востребованным детективом во всех расследованиях, связанных со скачками, а если племянничку Рэднора это не по вкусу (мне рассказывали, он буквально на стенку лезет) – это его проблемы.

Чико выбежал из распашных стеклянных дверей школы. Свет, горящий у него за спиной, одевал нимбом его кудрявую голову. Больше ничего общего со святостью он не имел: обладатель кудрявой головы ни в коем случае не отличался ни долготерпением, ни богобоязненностью, ни целомудрием.

Он плюхнулся на сиденье, одарил меня широкой улыбкой и сообщил:

– Тут, за углом, есть паб, там наливают отличный херес!

Я покорно зарулил на стоянку при пабе и вошел туда следом за Чико. Девушка за стойкой, как и говорил Чико, была нимало не обижена женскими прелестями и, более того, приветствовала Чико буквально как родного. Я выслушал воркованье флиртующих голубков и оплатил выпивку.

Мы устроились на диванчике у стены, и Чико присосался к своему пиву – сразу видно, что человек только что хорошо потренировался.

– Уф-ф! – сказал он, ненадолго отставив кружку. – Так-то лучше!

Он смерил взглядом мой стакан:

– Это что, апельсиновый сок без всего?

Я кивнул:

– Я сегодня и так целый день пью.

– Просто не представляю, как ты выносишь всю эту роскошь и шикарную жизнь.

– Легко.

– Ага.

Он прикончил пинту, вернулся к стойке, попросил повторить, еще немного поболтал с барменшей и наконец снова сел на диванчик.

– Ну, Сид, куда ехать-то? И что там делать?

– В Ньюмаркет. Надо немного пошляться по местным пабам.

– Звучит неплохо.

– Тебе нужен конюх по имени Пэдди Янг. Это главный конюх Джорджа Каспара. Разузнай, куда он ходит пить, и вроде как ненароком завяжи разговор.

– Понял.

– Нам нужно разузнать, где сейчас находятся три лошади, которые прежде стояли у него на конюшне.

– Вот как?

– У него нет никаких причин тебе этого не говорить, – по крайней мере, я так думаю.

Чико пристально посмотрел на меня:

– А отчего бы тебе не взять и не спросить об этом у самого Джорджа Каспара, а? Так ведь намного проще, разве нет?

– На данный момент мы не хотим, чтобы Джордж Каспар знал о том, что мы расспрашиваем про его лошадей.

– Так вот оно что…

– По правде сказать, я и сам не знаю. – Я вздохнул. – Как бы то ни было, это три лошади: Бетесда, Глинер и Зингалу.

– Ладно. Завтра съезжу. Звучит несложно. Тебе позвонить?

– Как только сможешь.

Он искоса взглянул на меня:

– И что тебе протезист сказал?

– «Привет, Сид, рад тебя видеть!»

Он разочарованно хмыкнул:

– Все равно что кирпичную стенку расспрашивать.

– Ну, сказал, что корабль не протекает и можно плыть дальше.

– Лучше, чем ничего.

– Как скажешь.

Я все-таки поехал в Эйнсфорд, как и предвидел Чарлз. Я выехал в субботу после обеда и чувствовал, как страх и уныние углубляются с каждой милей. Чтобы отвлечься, я сосредоточился на новостях, которые Чико раздобыл в Ньюмаркете. Мы с ним созвонились в обед.

– Нашел я его, – рассказывал Чико. – Глубоко женатый мужик, который каждую пятницу тащит получку домой жене, как и положено пай-мальчику, но сейчас выбрался в паб пропустить кружечку. Паб практически напротив конюшни, очень удобно. В общем, если я его правильно понял – а то у него такой ирландский говор, все равно что с иностранцем разговариваешь, – все три лошади пошли на племя.

– А куда, он не знает?

– Знает, конечно! Бетесда – на ферму в Глостершире, которая называется «Гарвис», а две другие – совсем рядом от Ньюмаркета, в месте, которое Пэдди Янг называет «Трейсиз». Ну, по крайней мере, я так расслышал – я ж тебе говорю, у него такая каша во рту…

– Трейс, – сказал я. – Генри Трейс.

– Да? Ну, тогда ты, может, поймешь и все остальное, что он мне говорил. Он сказал, что у Глинера был «трит», а у Зингалу вирус и что Браттерсмет их обоих гэпнул со скоростью «Конкорда»[4].

– Что-что у Глинера было?

– «Трит».

Я попытался представить себе фразу «У Глинера был трит» с учетом ирландского говора и пришел к выводу, что у Глинера был артрит. Это звучало куда более правдоподобно. Я сказал Чико:

– …И Бразерсмит их списал…

– Ага! – сказал он. – Ты все правильно понял.

– Ты откуда звонишь-то?

– Из уличного автомата.

– Слушай, – сказал я, – народ в пабах еще сидит. Попробуй разузнать, кто такой этот Бразерсмит, не ветеринар ли Джорджа Каспара, часом, и, если да, разыщи его в справочнике и привези мне адрес и телефон.

– Ладно. Что-нибудь еще?

– Нет.

Я помолчал.

– Чико, у тебя не сложилось впечатления, будто Пэдди Янгу кажется, что с этими тремя лошадьми было что-то не так? Что они неспроста заболели?

– Мне так не показалось. Похоже, ему вообще было все равно. Я у него просто спросил между делом, куда они подевались, он мне и ответил, а все остальное сообщил в довесок. Можно сказать, он к этому философски относится.

– Ну ладно тогда, – сказал я. – Спасибо!

Я повесил трубку, однако через час Чико позвонил снова и сообщил, что Бразерсмит в самом деле ветеринар Джорджа Каспара, и дал мне его адрес.

– Сид, если это все, тут через полчаса поезд уходит, а меня в Уэмбли ждет одна славная куколка, и, если я не приеду, я ей всю субботу испорчу!

Чем больше я размышлял над докладом Чико и тем, что сказал мне Бобби Анвин, тем меньше мне верилось в то, что подозрения Розмари оправданны. Однако я обещал ей попробовать, значит я попробую – еще разок, и не больше. По крайней мере, разузнаю, как там поживают Бетесда, Зингалу и Глинер, и потолкую с ветеринаром Бразерсмитом.

Эйнсфорд по-прежнему сохранял свою каменную безмятежность, однако усеянные желтыми нарциссами тишина и покой царили лишь снаружи. Я мягко затормозил перед домом и остался сидеть в машине. Очень уж мне не хотелось внутрь.

Чарлз словно почуял, что я вот-вот уеду восвояси: он решительно вышел из дому и направился к машине, хрустя гравием. «Караулил, – подумал я. – Ждал. Хотел, чтобы я приехал».

– Сид! – сказал он, отворив дверцу и наклонившись, чтобы улыбнуться мне. – Я знал, что ты приедешь!

– Вы надеялись, – поправил я.

Я вылез из машины.

– Ладно, надеялся. – его глаза по-прежнему улыбались. – Но я же тебя знаю!

Я окинул взглядом дом, но увидел только пустые окна, в которых отражалось сероватое небо.

– Она там?

Он кивнул. Я повернулся, обогнул машину сзади, достал из багажника чемодан.

– Ну, идем тогда, – сказал я. – Давайте уж покончим с делом.

– Она расстроена, – сказал Чарлз, шагая рядом со мной. – Она нуждается в твоем понимании.

Я покосился на него и сказал:

– Угу.

Остаток пути мы проделали молча и вошли в дом.

Дженни была там, в холле.

Я так и не сумел свыкнуться с болью, которую испытывал в тех редких случаях, когда мы виделись, с тех пор как она ушла. Я видел ее такой же, как прежде, когда только влюбился в нее: не то чтобы классическая красавица, но очень хорошенькая девушка с каштановыми кудряшками, ладненькой фигуркой и манерой задирать голову, точно насторожившаяся птичка. Прежняя мягкая улыбка и теплота в глазах исчезли, но я по-прежнему искал их с безнадежной ностальгией.

– Приехал, значит, – сказала она. – А я думала, не приедешь.

Я поставил свой чемодан и, как обычно, сделал глубокий вдох.

– Меня Чарлз попросил, – ответил я.

Я поднялся по лестнице, на которой она стояла, и мы, как обычно, чмокнули друг друга в щеку. Мы поддерживали эту привычку, как бы давая окружающим понять, что наш развод был культурным и цивилизованным; но про себя я не раз думал, что это больше похоже на ритуальный салют перед началом дуэли.

Чарлз недовольно покачал головой, видя, что искренними чувствами тут и не пахнет, и повел нас обоих в гостиную. В прошлом он уже пытался удержать нас вместе, но любой брак клеится изнутри, а наш давно уже иссох и рассыпался.