Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

20 ноября 2021 года. Москва, «Бумажная фабрика». Вечер

Придя на концерт парамамлеевского ансамбля Reutoff, я не знал, что разогревать их будет «Ультраполярное вторжение». Я не выдержал напора индустриального звука и переместился с теплой банкой американского пива на входную лестницу, где развалились коробки с дистро, а над главной стойкой возвышался Олег Котрунов – владыка этого шабаша и чрезвычайно добродушный в своей белобрысости бородач, по которому, если не знать, никогда не скажешь, что он когда-то был русским полуфашистом из Евразийского союза молодежи. В родном Волгограде он даже был лидером местной ячейки ЕСМ.

– Здорово, – поздоровался я с Олегом. – Скажи, а ты же из староверов?

– Есть такой момент, – кивнул Котрунов.

– Юру Бондарчука знаешь?

– Да вроде нет.

– А Диму Канаева?

– Что-то знакомое, вроде знаю…

– Но я не это хотел у тебя выведать, – честно выпалил я. – Скажи лучше, как ты с Мамлеевым познакомился и с мамлеевщиной вообще?

Олег ухмыльнулся мнимой неожиданности вопроса, но, впрочем, быстро нашелся, как будто весь вечер только и ждал чего-то подобного:

– Я из «Лимонки» начал узнавать обо всем этом наборе людей, идей и всего-всего прочего. Естественно, я первым делом читал Лимонова, когда в «Глаголе» издали «Эдичку» в мягкой обложке. Я его прочитал раза три, а потом узнал, что люди партию мутят и там Лимонов – это было решающим фактором, чтобы ею заинтересоваться. Потом мне попался журнал «Милый ангел»[438] – и я просто кирпичами обделался, полный караул! И когда уже начал погружаться, там все оказалось еще хуже (в хорошем смысле слова), и Дугов сразу на первое место вышел. Весь его гностический гон, все это впечатляло. Естественно, он жонглировал огромным количеством таинственных имен – непонятных, незнакомых. По-моему, имя Мамлеева тогда даже не звучало, либо я недостаточно внимательно слушал, его я сам уже начал читать, когда в Волгоград подвезли сразу «Шатунов» и «Московский гамбит». Помню, я Мамлеева читаю, и у меня руки холодеют, я понимаю, что «Шатуны» – это ту мач, это уже слишком. И потом уже в «Лимонке» прочитал что-то вроде «ла-ла-ла, русский Лавкрафт». Ну, думаю, ни хрена себе, вы все из одной шайки, оказывается. И пазл потихоньку начал складываться. У меня было диггерское удовольствие познавания того, что это единый целый мир.

– И ты под это дело начал к ним в Москву ездить?

– Я стал сотрудничать с ними через интернет и по телефону уже после того, как они разошлись с Лимоновым, году в девяносто восьмом. Я тогда, конечно, дуговец-дуговец прямо был: водился с Пашей Зарифуллиным, Валерой Коровьевым, с другими ребятами, которые у него на подхвате были. Я с ними на конференции какие-то ездил, каким-то гэрэушникам лекции читал. Они увидели, что есть в регионе мальчик способный. И вот такая была синкопа, что в Волгограде было нечего делать, а Паша мне говорит: «Приезжай к нам работать в офис». Тогда Евразийский союз молодежи только формировался после сусловской конторы…

– Сусловской конторы?

– До ЕСМ была какая-то организация – «Общественно-политическая что-то там „Евразия“»[439]. Ее крышевал гэрэушник Суслов[440], который с чеченцами разруливал. И по нему было видно, что он не из них, а человек, специально сверху поставленный. Дугов с ним потом разругался: Суслов отобрал у них печати организации, из офиса выгнал. И вот Паша Зарифуллин говорит: «Приезжай, будем строить свою контору, уже на опыте НБП и Суслова». Спрашиваю: «А что я делать буду?» – «Будешь сидеть на телефоне: Солженицыну звонить, приглашать его на евразийские сходняки». И это реально так и было. Зарплата была четыреста долларов, как сейчас помню. Или двести? Что-то я забыл.

Олег достал телефон, позвонил жене. Та подтвердила, что за звонки Солженицыну ему все-таки платили двести долларов, не четыреста.

– В какой-то момент Дугов мне просто говорит, по-человечески: «Олег, вот вы, наверное, к творчеству Мамлеева неравнодушны». – «О чем речь, Алексей Германович, разумеется». – «А не хотите помочь старику чисто по-житейски?» – «Да и говорить смешно, а что надо-то?» – «Я вам дам бумажечку – рецепт на очки. Получить надо в оптике и привезти по адресу такому-то». Собственно, так и сделали. Я очки передал и как начал ему сапоги целовать: «Уважаемый Юрий Витальевич, здравствуйте, все это не просто так, этой встречи я ждал столько лет…» Ну, с достоинством, вежливо, но довольно настырно. Он сразу говорит: «Маша! Мария Александровна! Грей чай, у нас гости дорогие». Очень радушный человек был. Так я в первый раз попал в его квартиру и уже корни там пустил. Он был очень добродушный и, видимо, хотел общения.

– Ко всему этому движняку евразийскому тоже добродушно относился и просто хотел общения? Или вообще не понимал, кто все эти люди?

– К Дугову он относился хорошо, по-отечески: «Вот Леша у нас молодец, за Россиюшку. Джемаль в этом смысле тоже хороший человек, а вот политика у него неправильная – с исламистами носится, а это не наша история». Не я первый увидел, что он был таким успокоившимся буддообразным пенсионером – никаких шепотков, метафизических выкрутасов ожидать не приходилось. Но все, что Дугов делал, Мамлеев одобрял. Но и Дугов тогда был настоящий Дугов, а не профессор Убивать-Убивать-Убивать. Какая-то другая тогда была система ценностей, которая была Мамлееву близка: старообрядцы, Россиюшка, родина, подъем с колен. Такими патриотическими добрыми словечками Мамлеев, по крайней мере, определял, что видит в Дугове.

– А тебя как человека верующего этот сатанизм не смущал?

– Слушай, ну вся эта система ценностей, которую Дугов тогда называл Арктогеей, – протопоп Аввакум, Лотреамон, Джонни Роттен, Бодлер и Мисима едут в одном направлении – при всей своей синкретичности вполне целостный нонконформистский мир. Все это проходило под песню о том, что большому русскому человеку сам Бог велел искать, ошибаться, падать, вставать.

– И «Шатуны» – роман о поисках Бога.

– Для меня это быстро как-то стало само собой разумеющимся… Но вот в Волгограде есть певец, который меня давно перестал интересовать, – Саша Бранимир. Знаешь такого?

– Даркфолкер?

– Да, да. Ну вот у него все то же самое, как я уже с высоты своих лет вижу. У него посыл первых альбомов такой: «Мерзкое говно, Господь, иди в жопу, чтоб Ты сдох». А сейчас – всё: «Русский мир, православие, добро, Александр Скляр».

– Ты сам давно отошел от всякого евразийства, но Мамлеев в твоей жизни, скажем так, остался?

– Да, конечно, Юрия Витальевича не списываем.

– Ну а как так вышло, что огромный пласт жизни ушел, как и не было, а вот эта частичка в тебе осталась?

– Ты же при всем желании не скажешь, например, что Платонов – большевистский автор, хотя он еще как симпатизировал этим идеям. Но если взять «Котлован», то хрен поймешь, за он или против, да и какая, в сущности, разница. Таков и Мамлеев в своих книгах. Я почему-то уверен, что в две тысячи четырнадцатом году Мамлеев не топил за то, за что Дугин сейчас топит.

– Еще как топил.

Юрий Мамлеев об Украине:

Если бы не действия, которые предпринимал Путин, сейчас бы в Крыму стояли ракеты, направленные на Москву. Под Харьковом тоже стояли бы ракеты НАТО. Все это было бы рядом. Все обещания Запада – это только слова. Мы знаем, как Горбачева обманули с Восточной Европой. Все было сделано наоборот. Нужны гарантии, а не слова.

Россия будет нести мир народам, повторюсь. Это кажется утопией сейчас. К счастью, утопии осуществляются… Не любовь, как писал Толстой, должна объединить людей – это невозможно сейчас, людей может объединить страх. Страх перед всеобщим уничтожением может, в конце концов, воспламенить здравый смысл и покончить с безумной идеей мирового господства и организовать мир на основе сотрудничества, хотя бы основных цивилизаций, основных глобальных стран, от которых будет зависеть развитие. Да, утопии осуществляются. Тем более когда иного выхода нет[441].

– Я не думаю, что у него были собственные политические взгляды. Про политическую повестку мы с ним говорили только в контексте того, как там у Леши Дугова дела. «Убивать, убивать, убивать», конечно, не звучало. А так у него все в жизни было как в его книжках последних: чаек, варенье, никаких куротрупов.

– А ты позднее прямо читал?

– Пытался начать раз пять какую-то такую белибердень, аж плохо становится. Вон ту, где мужик попадает в будущее, а там русские в избушках живут, а избушки по небу летают – блядь, что?! – захохотал Олег, закрыв руками свое лицо с бородой. – Конечно, когда он начинает писать про Россиюшку, про встать с колен, очень грустно от этого становится. Знаешь, году в две тысячи шестом при личном общении такие разговоры тоже были, но они не выглядели так жалковато. Да тогда и страна еще так не скатилась.

На этом наш разговор прервался, потому что из зала донесся злобный стариковский голос: «Еб твою пизду, блядь, в рот, срака, блядь…» Это дуэт Reutoff начал свое выступление с композиции Black Mirror, названной в честь рассказа Юрия Витальевича Мамлеева «Черное зеркало».