Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

В первые послевоенные годы ARA оказывала помощь тридцати пяти странам, в том числе отдельным областям России, находившимся тогда под контролем белых, но воздерживалась от предоставления помощи районам, где установили свою власть большевики. В какой-то момент Гувер предложил поставить продовольствие и в Советскую Россию – при условии, что большевики прекратят военные операции на территории страны. При этом о снятии блокады или о том, чтобы американцы прекратили оказывать помощь контрреволюционным силам, речи не шло. Не удивительно, что большевики отвергли предложение Гувера[179]. Разразившийся голод существенно изменил расстановку сил: ARA сделалась самым крупным поставщиком помощи русским голодающим. И все равно из-за связи ARA и правительства США, а также в силу молчаливого понимания того, что оба эти субъекта являются противниками большевиков, в Советской России укоренились и широко распространились негативные представления о деятельности ARA. Кроме того, зона влияния ARA не оставалась ограниченной из-за того, что она задавалась целью накормить только детей – которые, по общему мнению, страдали больше других и потому в первую очередь заслуживали помощи.

В глазах американских женщин голод в России высвечивал разительный контраст между, с одной стороны, истощенными русскими детьми, которых нужно было срочно спасать, и, с другой стороны, «румяными», «способными, счастливыми и резвыми детьми» – теми самыми, ради которых была разработана советская программа, призванная вырастить «самостоятельных» строителей «первой социалистической республики в мире»[180]. Этой нестыковке между образами ребенка-которого-нужно-спасать и ребенка-спасителя-цивилизации вторила и раздвоенность, наблюдавшаяся внутри феминизма, а именно противоречивое желание женщин быть матерями – и для своих родных детей, и вообще для детей всего мира – и в то же время освободиться от тяжкого бремени материнства. Русские дети и советская система воспитания и образования в каком-то смысле представляли американкам возможность совместить эти, казалось бы, несовместимые желания.

Айседора Дункан, узнав о том, что огромные области той страны, куда она совсем недавно приехала с большими надеждами, охватывает голод, задумала отправиться в пораженный голодом край и «снять фильм только о детях», чтобы затем продемонстрировать его широкой публике и призвать ее помочь «им». По ее замыслу, детей следовало показать одновременно «красивыми» и «несчастными»: «Я научу детей некоторым движениям, глядя на которые, люди забудут о политике и решатся им помочь»[181]. Не удивительно, что из ее затеи ничего не вышло, но уже сама идея – что можно научить голодающих детей танцевать, а затем показать фильм с танцующими голодающими детьми американцам, чтобы вызвать у них восхищение и жалость и добиться от них помощи, – говорит сама за себя: дети воспринимались и как невыносимое бремя, и как единственный источник надежды.