Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Осенью 1920 года Хейнс снова приехала в Россию и примкнула там к Артуру Уоттсу – представителю КПЖВБД в Москве и убежденному стороннику большевиков. В Москве они сообща создали небольшой квакерский пункт, целью которого было оказание помощи русским детям. В эту пору с Хейнс познакомилась Луиза Брайант, позднее с восхищением отзывавшаяся о «работе [Хейнс] с московскими детьми» как о «совсем особой истории»[190].

Хейнс приехала в Москву очень вовремя: там как раз проходила «Детская неделя». Они с Уоттсом увидели специальные представления, подготовленные и детьми, и для детей, и выставки, где демонстрировались работы, выполненные молодежью в школах и детских колониях. «Дети – надежда на будущее», «Дети – счастье человечества»: такие лозунги красовались на плакатах и даже выводились в небе самолетами. Коммунисты брали на себя особые обязательства по отношению к детям: например, возили дрова в детские лагеря или собирали статистические данные, связанные с детским благополучием[191]. Подобные мероприятия помогали убедить сотрудников гуманитарных миссий в том, что их и большевиков объединяют общие цели.

Хейнс и Уоттс обзавелись складом и начали собирать статистические данные: они посещали различные детские учреждения, знакомились с советскими чиновниками, а также с членами немногочисленной англо-американской общины в Москве. Как вспоминала Луиза Брайант, Хейнс была «неутомимой труженицей, всегда сохраняла благожелательность и никогда не падала духом». Каждое утро она выходила на работу в семь утра и раздавала то теплые свитера, то сгущенное молоко, то еще что-нибудь. Она постоянно задерживалась на работе допоздна. «Мы уже раздали свитера, чулки, шарфы и фартуки, обеспечив ими 3500 детей, а поскольку нам приходилось все это раздавать собственноручно, у нас почти не оставалось времени на еду и на сон… Такие раздачи – очень тяжелая работа, но она того стоит», – сообщали Хейнс и Уоттс в лондонский штаб квакеров в феврале 1921 года. Они занялись распределением еды и прочих необходимых запасов, привозя все это прямо в лесные школы, детские больницы, родильные дома и кухни для грудничков. Взамен они получали письма, рисунки, поделки и прочие свидетельства детской благодарности, дававшие им понять, что их помощь ценится. Однажды два мальчика из клуба юных натуралистов даже прошли пешком восемь километров по грязи, чтобы пригласить Хейнс и Уоттса на праздничное выступление, которое дети подготовили к первому дню весны[192].

Хейнс очень неплохо говорила по-русски, что позволяло ей без труда общаться с русскими. В тот первый год она устроила небольшой рождественский праздник для местного сиротского приюта: как вспоминала Брайант, Хейнс «сидела вечерами и делала украшения из фольги, в которую заворачивают табак, и вот так, из кое-каких новых запасов, которые прибыли как раз вовремя, она нарядила очень милую рождественскую елку». Хейнс и Уоттс быстро завоевали доверие советских чиновников, потому что, как выразилась Брайант, «все видели, что они никогда не ввязываются в политику». На праздничном мероприятии в декабре 1920 года заведующий отделом стран Антанты и Скандинавии народного комиссариата иностранных дел РСФСР Сантери Нуортева заявил, что Друзья – «единственная благотворительная организация, которую Советская Россия не может упрекнуть в неоправданной деятельности, выходящей за рамки заявленных целей». Поясняя это замечание, Хейнс и Уоттс обращались с настоятельной просьбой в лондонский центр своей организации:

Это унаследованное доверие вселяет в нас острое желание: не выполнять и даже не получать просьб о выполнении каких-либо заданий, которые могли бы вызвать превратные толкования[193].

Пользуясь своей хорошей репутацией, квакеры начали распределять гуманитарную помощь и от имени других агентств, в том числе Американского Красного Креста, который Советы считали «официальной американской организацией». Не все сотрудники относились к воспитательным методам большевиков с таким же восторгом, как Хейнс, Уоттс и некоторые другие волонтеры-квакеры. Иные квакеры даже беспокоились, что их могут заподозрить в поддержке большевистского режима, и кое-кто просил Хейнс и Уоттса выпустить заявление, где бы они пояснили, что помощь русским детям еще не свидетельствует о солидарности с большевистскими целями; однако делать это Уоттс и Хейнс отказались, причем Уоттс аргументировал свой отказ тем, что квакеров, вероятнее всего, и так воспринимают как «буржуазных филантропов, пытающихся настроить здешний народ против своего правительства». В феврале 1921 года фонд Save the Children выразил сомнение в том, допустимо ли оказывать помощь детям, посещающим школы, где им «промывают мозги» большевистской пропагандой. Они считали, что эти дети ходят в школу «ради бесплатной кормежки», а там «их притесняют и насильно вдалбливают в голову ненавистные им идеи». Представитель фонда дошел до того, что заявил: «Друзья, работающие в России, стали орудием в руках советских властей». Уоттс в ответ указал на то, что в большинстве стран школьное обучение является обязательным и что никто не заставляет детей участвовать в политических занятиях. Однако если члены фонда Save the Children «желают быть уверенными в том, что присылаемая ими материальная помощь не будет использоваться как приманка для приобщения детей к коммунистическому учению», то ее можно направлять исключительно в дошкольные учреждения[194].

В апреле (через полгода после приезда) Хейнс наконец получила велосипед, и ей больше не нужно было идти полтора часа пешком или платить по два доллара за такси всякий раз, когда требовалось добраться от дома до склада. В следующем месяце доставили и несколько автомобилей, правда, в не очень хорошем состоянии. После короткой поездки в только что доставленном «форде» Хейнс отметила: «Тормоза неисправны, работают только три цилиндра, рожка нет, зато колеса крутятся, а мотор издает достаточно шума, чтобы предупреждать прохожих о нашем приближении». Да и в любом случае, продолжала она, «мы рады, что получили [машины] вовремя – как раз к раздаче мыла и молока». В июне 1921 года миссия ломилась от продуктов. «На дворе у нашего склада не протолкнуться от грузовиков, фургонов-фордов, крестьянских телег, фаэтонов, а еще там часто толпятся босоногие ребятишки – они приходят пешком с кувшинами и канистрами за драгоценным растительным маслом»[195]. Когда Уоттс взял долгожданный отпуск, Хейнс весьма ловко управлялась со всем хозяйством в одиночку. Но было совершенно понятно, что тут необходимы помощники.

Хейнс и Уоттс сходились во мнении, что к отбору волонтеров-новичков нужно подходить весьма строго:

Среди кандидатов не должно быть никаких диванных мечтателей-социалистов; охотники за сенсациями столь же нежелательны: здесь предстоит тяжелая, серьезная работа, не более увлекательная и гораздо более трудоемкая, чем жизнь дома, зато очень интересная и целиком осмысленная, если она действительно по душе.

В итоге самым большим препятствием, которое помешало им найти новых работников, оказалось сопротивление самих русских. Максим Литвинов, тогдашний народный комиссар иностранных дел, заявил, что даст разрешение на въезд сотрудникам АКДСО не раньше, чем США согласятся принять российскую торговую делегацию или представительство. Однако вскоре разразился голод, и это существенно изменило ситуацию[196].