«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае

В последнее время правительство Китая стало уделять повышенное внимание этой серьёзной проблеме, и в принятых в 2001 году поправках к Закону КНР о браке содержится положение, трактующее проявление жестокости в семье как преступление, а специалисты активно выступают за принятие специального закона, проект которого уже подготовлен. (Следует при этом отметить, что в законе о браке 1980 года также запрещалось насилие в семье[1068].) «Женские организации на всех уровнях разворачивают массовое движение по борьбе с насилием в семье, по оказанию помощи жертвам такого рода преступлений», – обнадёживала «Жэньминь жибао». [1069]

И ещё один вопрос, который также напрямую связан с феминистской идеологией, стимулирован ею, является её результатом (и выведем за скобки, знают об этом или не знают те люди, которым оказывается помощь, да и люди, осуществляющие эту помощь): «впервые в КНР законодательно запрещают сексуальные домогательства». По оценке китайских экспертов, закон стал частью общего стремления в КНР к обеспечению равенства полов и отражением роста нетерпимости к дискриминации женщин. Теперь определены само понятие «сексуальное домогательство» и мера ответственности за подобные преступления[1070].

И есть ещё немало проблем, решение которых исторически связано с феминизмом (в том числе и новые методы решения проблем здоровья женщины, репродуктивные вопросы и несть им числа).

Для достижения же истинного гендерного баланса в отношениях в обществе женскому движению в Китае (и на материке, и на острове), подобно тому, как это происходило на Западе, необходимо пройти этап сепаратизма, выделения, вычленения и осознания своих собственных интересов, то есть развивать собственно феминизм (естественно, признается, что следует стремиться не затягивать этот период)[1071]. И не менее важно – проводить целенаправленную политику по формированию психологической готовности общества – всего общества, и самих женщин и обязательно мужчин 一 к взаимному сотрудничеству в гендерной области, что требует значительно более сложной и разносторонней работы, чем создание законодательной и теоретической базы, ибо поведенческие стереотипы живут дольше, чем законы. (Но об освобождении сознания мужчин писала ещё в начале XX века англичанка Эммелин Панкхерст: «Нам нужно освободить половину человечества, женщин, чтобы они помогли освободить другую его половину»[1072]). Всё это требует выработки нового мышления, раскрепощения сознания, преодоления в этой области традиционалистского наследия у всех членов общества, и особенно подрастающего поколения.

Как бы ни оценивать ситуацию с феминизмом в Китае (особенно в материковом), в теоретическом или практическом смысле, следует признать, что именно такое явление, как глобализм, и в экономике, и в сфере коммуникаций, скорее всего, и стимулировал саму идею, саму постановку вопроса создания гармонического, гендерного общества в азиатских странах. (Концепция гендерного измерения была впервые зафиксирована в 1995 году именно на Пекинской конференции по положению женщин[1073]).

Стоит, вероятно, в свете этого разговора подчеркнуть, что современный мир 一 это мир глобализации. А глобализация признаётся многими как основной процесс вовсе не только политический или экономический, но и культурный. Но глобализация отнюдь не является чем-то новым в истории человечества. В том числе, доктор философских наук Леонид Гринин и доктор исторических наук Андрей Коротаев[1074] утверждают, что глобализация началась, по крайней мере, 10 тысяч лет назад. Профессор Уппсальского университета (Швеция) А.Р. Кан в рецензии на книгу Дж. Иггерса и К. Ванга «Глобальная история исторической науки нового времени» [1075] пишет, что модернизация (а он практически ставит знак равенства между глобализацией и модернизацией), начавшись на заре Нового времени в государствах, тесно связанных с Западной Европой, в государствах Центральной и Восточной Европы (в качестве яркого примера он приводит преобразования Петра I и Екатерины II в России), развернулась в мировом масштабе со времени британского промышленного переворота и Великой французской революции[1076]. Ныне это – главное содержание самоновейшей истории. Её современный этап отличается от предыдущих практически мгновенным распространением информации и ограничением политического суверенитета государства. Общепринятого определения глобализации нет, но можно утверждать, что это – процесс, в результате которого мир становится более связанным и более зависимым от всех его субъектов. Помимо государств в этот процесс включены межгосударственные организации, региональные организации, сетевые структуры, транснациональные корпорации, которые связывают мир в единую крупную систему. Так называемая «мир-система» до нового времени охватывала лишь часть территории Земли, тем не менее включая в орбиту своего действия почти половину населения Земли. В результате качественной трансформации уровень глобализации сейчас несопоставим с тем, что было, скажем, двести-триста лет назад. Наиболее очевидный показатель 一 время прохождения системно значимого сигнала по Мир-системе. В первое тысячелетие время прохождения сигнала измерялось веками. (Наиболее значимым интегрирующим фактором в развитии Мир-системы является распространение технологий. Возьмём, к примеру, распространение металлургии железа. Возникнув в середине второго тысячелетия до нашей эры, в течение несколько веков она распространилась на всём пространстве от Атлантики до Тихого океана. Во втором тысячелетии нашей эры время прохождения сигнала сократилось до десятков лет, как, например, обстояло дело с сельскохозяйственными культурами Нового света, такими как кукуруза, картофель и другие, – к концу XVI века кукуруза уже была и в Китае, и на Ближнем Востоке, и на Северном Кавказе). С XIX века время прохождения информации сократилось до лет или даже месяцев, в XX – до дней, а сегодня уже до минут или секунд. (Например, информация, способная привести к обвалу биржевых индексов, может распространиться за секунды). Теперь, по популярной сегодня теории сетевого общества Кастелса, мир соединяется не столько иерархически или вертикальными связями, сколько горизонтально за счёт того, что создаются новые связи между различными субъектами и группами, которые образуют новые сообщества.

Отныне государство, заявляют некоторые, – это очень важное, но не самое высокое объединение, за ним есть ещё и другие. (Например, сегодня можно подать иск в международный суд). За последние десятки лет у подавляющего большинства государств реально сократился суверенитет в таких областях, как право устанавливать пошлины и налоги и определять их размеры, запрещать и поощрять ввоз и вывоз товаров, печатать деньги, брать займы. Регламентируются международными правилами условия содержания заключённых и использование их труда, применение смертной казни, провозглашение тех или иных политических свобод или ограничение их; фундаментальные правила выборов и само их проведение, определение избирательных цензов. Введены международные стандарты безопасности и загрязнения окружающей среды. Государства добровольно подписывают различные международные конвенции, добровольно вступают в организации, которые очень сильно сокращают их суверенитет. Наибольший суверенитет в классическом виде, когда никто не может вмешиваться во внутренние дела, в современном мире имеют страны, идеологически или экономически закрытые[1077].

В целом можно констатировать, что внутренние дела государства, в которые никто не вмешивается и которые регулируются только национальным правом и обычаями, сужаются, а международные или определённые международным сообществом права, как, допустим, в европейском сообществе, расширяются. В идеале государство займёт свою важную нишу и будет регулировать очень многие проблемы, до которых сейчас, может быть, руки не доходят. Возникает просто качественно новая сетевая политическая структура. (Если ныне основные силы государства уходят на содержание армии, на решение вопросов внешней политики, на разведку, то во многих странах наладить внутреннюю жизнь, к примеру – построить дороги, у государства сил не хватает)[1078].

Если модернизация – это разрыв с традиционным образом мышления и организацией политической, экономической или социальной жизни, то глобализация модернизации есть явление новейшей современной истории, которое не сводится к истории Запада и в то же время неотделимо от неё[1079]. И в этой связи необходим новый подход к историографии, который отвергает не только европоцентризм, но и само разделение на Запад и не-Запад, всё ещё лежащее в основе многих сравнительных исследований, как по истории, так и по историографии. (Будучи осознан, этот новый подход неминуемо должен преобразовать историческое знание)[1080].

Можно отойти от термина «глобализация», который у многих вызывает столь явно негативную реакцию, что мы даже имеем целое международное движение так называемых антиглобалистов (по сути своей – глобальное, активно использующее глобальную Сеть!). Можно просто принять утверждение, что всемирная история представляет собой единый процесс развития человечества во времени и пространстве[1081].

Автор этой точки зрения разбирает основные концепции истории. Критикует он и цивилизационный подход (называя его несостоятельным), суть которого автор видит в том, что человечество подразделяется на несколько совершенно самостоятельных образований, каждое из которых имеет свою собственную совершенно самостоятельную историю. «История человечества, таким образом, раздроблена не только в пространстве, но и во времени». Но, возражает автор, «с такой точки зрения не существует ни человечества в целом, ни всемирной истории как особого процесса. Соответственно, не может быть и речи о стадиях развития человеческого общества в целом и тем самым об эпохах мировой истории»[1082]. Автор настаивает, что необходим новый подход к истории, учитывающий не только хронологию мировой истории, но и её географию. Всемирная история движется одновременно во времени и пространстве и предполагает необходимость картографирования исторического процесса. От модели эволюции каждого социально-исторического организма, взятого в отдельности, необходимо переходить к иной схеме: «воспроизведения внутренней необходимости развития всех существовавших и существующих социально-исторических организмов, только вместе взятых (выделено автором. – Э.С.), то есть всего человеческого общества в целом» [1083]. Автор ратует за некий унитарно-эстафетно-стадиальный подход: общественно-экономические формации выступают прежде всего как стадии развития человеческого общества в целом. Они могут быть и стадиями развития отдельных социально-исторических организмов. Но это совершенно не обязательно[1084].

Говоря об условиях изменения обществ, автор прежде всего указывает на «характер исходного… общества» и на «род и силу внешнего влияния»; различие между Востоком и Западом он рассматривает как уровни развития обществ, отметая при этом разговоры «об особом восточном пути развития»[1085].