Твоё слово

Пролог

Я сидела на кирпичной кладке, выложенной в несколько рядов вокруг клумбы. Что за цветы — не знаю. Зачем их посадили около ящиков с мусором — тоже. А вот на вопрос, зачем я сижу на кирпичной кладке, выложенной вокруг клумбы, которую разбили в двух метрах от мусорки, я ответить могу: потому что только здесь безлюдно и можно посидеть и подумать. А подумать мне было о чем и помимо несоответствии нарядно-радостного и угнетающе-удушливого на расстоянии слишком близком.

— А чего ты такая грустная тут сидишь? — спросила какая-то тетка, выворачивая из ведра отходы.

— А есть причины веселиться? — ответила вопросом на вопрос я с лицом подростка, в порывах юношеского максимализма убедившегося, что все тлен и причин для радости нет.

— А то как же! — счастливо воскликнула дородная розовощекая женщина, которая переросла состояние «все_тлен» лет -дцать назад, — день рождения у наследника драконьего престола!

— Драконьего? Прям натурально драконьего? А может он и сам того… дракон? — я подперла щечку кулачком в ожидании ответа.

— А кто ж еще? Золотой дракончик! — тетка стала подозрительно на меня поглядывать, но улыбаться не переставала, хотя уже и не так беззаботно.

Вот ровно также я улыбалась нашему соседу дяде Восе, когда лет в четырнадцать поняла, что сказки о других мирах, которые пересекаются с нашими и в которые нас не пускает мировое правительство (потому что теми, кто не знает об Устройстве Хаоса, управлять легче) он рассказывает на полном серьезе и даже не только когда пьян!

Лет с восьми, когда мы с отчимом только переехали в новую квартиру, я с ним была знакома.

Дядя Вося сажал меня и других дворовых ребятишек себе на колени и рассказывал сказки о Другом мире, из которого он прибыл, чтобы рассказать Этому миру Правду. Рассказывал он, надо признаться, потрясающе — даже взрослые порой останавливались, чтобы послушать.

Но репутацию имел местного юродивого, который не прочь опрокинуть в себя грамм двести-триста, если дадут, и спеть похабную песенку часа в четыре утра. Петух Блаженный — погоняло, которое ему дали, когда он в третий раз перебудил весь двор еще до рассвета.

Местные мужики относились к нему со спокойным пониманием, бабы — недолюбливали, вынужденные слушать перепевку неприличных песен от непослушных чад, дети — обожали, а подростки — обходили по периметру с вот такой вот улыбкой, которую мне сейчас демонстрирует незнакомая женщина, с надеждой спрашивая, — не местная, чтоль?

— Не местная, да, — успокоила ее я, — очень не местная.

— Оно и видно, — тихонько выдохнула тетка, — весь Высокий с ночи празднует, только и галдят что о драконьем наследничке!

И только я ни сном, ни духом. Ни сном весь этот бред уже оправдать не могу, ни исходом духа!

Вполне живая, и вовсе даже не спящая сижу и слушаю про какого-то там дракона золотого, наследника золотой короны, золотого трона, золотой ложки, с которой его кормят, и золотого унитаза. Или здесь еще нет унитазов? Золотого ночного горшка!

В общем, форменный бред, но ощущения вполне реальные. И запах вони от мусорного ящика, и нагретых солнцем кирпичей под задницей, и даже ощущение праздника — вполне реальные.

Дядя Вося, почему, ну почему я тебе не верила? Но главное как — как! — Мировое Правительство допустило, что я оказалась здесь, а мой дом — где-то там? И, главное, где — Здесь и как мне вернуться в Там?..