Твоё слово

Глава 7. Шут. Дурик и Бобрик

Горький переулок был районом, который оживал по ночам. Днем это было довольно унылое местечко — солнечный лучи как будто выжигали все его краски, резко выделяли все несовершенства его облика: трещины-морщины на обвислой коже, пятна грязи и заплаты на свалявшихся грязных одеждах и усталый, сонный и тупой взгляд опухших слезящихся глаз пьяницы. И все же, в этих водянистых глазах даже днем порой блестело что-то острое.

А с наступлением темноты Горький переулок преображался. В свете магических огоньков он превращался из старого, потухшего нелюбимого родственника, о котором никто из семьи старается не упоминать на людях, чтобы не пришлось краснеть перед новыми знакомыми за такое родство, в эксцентричного богатого дядюшку, который может позволить себе носить женские панталоны и дымить прямо во время семейного обеда; который будет учить тебя мухлевать с картами, обдирая в процессе обучения до нитки, даже если не нуждается в деньгах, в отличие от тебя; которого все люто ненавидят и симпатию которого втайне жаждут заслужить. Да, дядюшка, который продает всех и продается всем с одинаковой улыбкой.

Все самые грязные дела Высокого обычно проворачивались именно здесь. Это место было особым — слепым пятном в глазах императорского дворца и всех подчиненных ему служб. Оно было особым еще и потому, что не расползалось. Все, что происходит на Горьком переулке — там и остается. Как только оно выходит из слепого пятно, оно перестает быть в слепом пятне. И идиота, нарушившего границы, проложенные не одну сотню лет назад, жалеть бы никто не стал. Ни одна сторона, ни другая.

Аррирашш, в общем-то, догадывался, что до этого места Шура тоже доберется. Это достопримечательность, кажется, была как раз в ее вкусе. Не думал, правда, что так скоро. Кто ей вообще посоветовал сюда сунуться? Хорошо еще, что не успело стемнеть. Судя по тому, что девчонка вполне целенаправленно шла к борделю, зарегестрированному под кабак, науськали ее вчерашние сокамерницы. Аррирашш даже подумал о том, что неплохо бы было поговорить с Главой местного Отделения Стражи и попросить на будущее сажать девчонку в одиночную камеру. Но перед этим надо посоветовать Городской Управе Главу сменить — не нравилось мужчине, что бают об этом волке.

А Шура такими темпами совсем скоро в преступных кругах либо станет своей, либо ее пришибут, чтоб проблем не принесла. Арши бы поставил на второе.

«Надо бы узнать, что она там вынюхивает для своей статейки, и какими проблемами для нее это может обернуться» — подумал мужчина, улыбаясь милой девочке Лие, которая привела их к какой-то халупе. Аррираш уже собирался зайти за Шурой, но…

— Стой, — прижала я руку к его груди, отодвигая назад, — я уже говорила — третьего не берем!

— Ты хочешь, чтобы я стоял здесь один и ждал? — грустно прошептал мужчина, — я же не собираюсь вам мешать, посижу тихонько в уголочке, даже глаза закрою!

Ага, глаза закроет и будет греть уши. Нет уж. Мне не нравится, когда лезут в мою работу. Лия насмешливо захихикала и утянула меня за руку в комнатушку, закрыв за мной дверь. А Раш остался стоять за дверью один. Мне могло бы стать его жалко, если бы я была жалостливой девочкой, но я не была. Поэтому я почти сразу забыла о нем и уже собиралась набросится на Лию с вопросами, но она прижала палец к моим губам. Я удивленно смотрела, как эта наглая девица роется в моей сумке в поисках чего-то. Мой блокнот сильно ее удивил, но она быстро взяла себя и мою ручку в руки и стала что-то писать.

— Так что ты хотела узнать? — спросила она, тихонько выводя буквы: «Твой парень не человек, и через дверь услышит. Хочу сверху еще одну серебрушку!».

— Тревор Ласки, знаешь такого? Пришибли недавно, Марта сказала, что он здесь ошивался в последнее время, — придумывала я на ходу, злобно сопя в сторону этой вымогательницы: «Вольт — Глава Восточного Отделения, расскажи то, что о нем говорят в ваших кругах»

— А как он выглядел? — спросила она, провоцируя меня на поболтать, пока она пишет.

— Ну, — задумалась я, — крупный такой мужчина, с брюшком, залысиной, волосатыми пальцами…

Вспоминать его было сложновато. Я же не видела его живым. Как он двигается, как он ходит, какие у него жесты, мимика… Тело невыразительно, когда не живо. Что о нем можно сказать?

Я помню у меня был кот. Огромный серый котяра с длиннющей шерстью и наглым взглядом повелителя мира. Когда он умер, и я смотрела на его тело, я никак не могла его узнать. Он казался маленьким, игрушечным даже. Как будто скукожился. Когда он был жив, пространство вокруг него как будто было заряженным, наполненным, может поэтому он казался больше, чем был на самом деле; он был пластичным, подвижным, как желе. А когда умер — стал маленьким, твердым и сухим. Это был не мой кот Ритузик, это было что-то другое, совершенно незнакомое.

— У него была бородавка под левым глазом… — продолжила я, — и голос, знаешь, такой спокойный, низкий, уверенный. Как у человека с твердой позицией, с какими-то убеждениями. Такой, м-м-м… — я думала, какие бы слова подошли еще для голоса, который я слышала из камушков, — неизворотливый, а очень прямой. Думаю, у него и взгляд был прямой… И держался он спокойно.

Лия продолжала писать, пока я еще двадцатью предложениями описывала одно и то же, потому что больше было описывать нечего. Ничего я не знала про Тревора Ласки, кроме того, что его убили. И за что его убили. Ну еще кто его убил. Когда Лия, наконец, закончила, я вздохнула с облегчением — ну, шпионские игры у нас! — и тут же припрятала блокнот во внутренний карман сумки. Потом Лия сказала мне, что про господина Ласки ничего не слышала, но поспрашивает у своих, и уточнила, когда именно работает Марта.

— Видишь, — радостно сказала я Рашу, выходя из дома, — не так уж долго ждал!

— Ага, — улыбнулся он мне понимающей улыбкой.

Если он и правда слышит сквозь стены, то я даже не обманываюсь, что он не понял нашего замысла. Актриса из меня так себе, сценарист тоже не очень, а режиссер — вообще аховый. Хорошо хоть оператором мне быть не пришлось для этой зарисовки! Но, главное, что он все равно не знает, зачем я сюда приходила. Его поведение, мотивы которого, к слову, мне совершенно не понятны, ясно указывало, что разборки со стражей он бы не одобрил. Не то что бы мне нужно его одобрение, но по тому, как легко он вытащил меня из местного обезьянника, в который меня упекли по подозрению в убийстве, могу судить, что ему меня притормозить, если уж в голову взбредет, будет совсем не сложно.

— И куда мы теперь? — поинтересовался мужчина.

— Домой.

— И что, даже не зайдем по дороге еще в какое злачное местечко? — вот как можно, сохраняя тон таким безукоризненно вежливым, без нотки язвительности, довести довольно равнодушного к всякого рода насмешкам человека, до желания придушить от злости?

— Очень смешно, — фыркнула я, — да будет тебе известно, я специально злачные местечки вовсе не ищу, — говорила я уверенно, но сама себе верила мало.

— Как скажешь, — не стал спорить Раш.

Терпеть не могу, когда люди соглашаются с тобой из вежливости, хотя вы оба понимаете, что это согласие — фальшивка. Когда я так делаю — отношусь к этому нормально, а когда со мной так делают — терпеть не могу.

Мы шли уже по вполне приятной приличной улочке, вечерело. Улицы утопали в оранжево-красном сиянии, поддувал ветерок. На меня накатила приятная усталость, а компания Раша на самом-то деле не особо раздражала. Такая тихая вечерняя атмосфера наводила на мысли, которые в беготне прошедших дней в голове просто не помещались.

Что происходит? Где я? Как я сюда попала и зачем? Думаю, я знала ответы на все вопросы. Ничего особенного во вселенском масштабе не происходит, я в столице Шинрской Империи, попала сюда через какой-нибудь случайный портал (а какой еще может быть в середине реки?), попала случайно, не зачем, а ну вот просто как-то так. Я могла бы потратить время на поиски кого-то или чего-то, что могло бы вернуть меня домой.

Но есть ли смысл тратить на это время?

Мне, по большому счету, что там, что здесь — никакой особой разницы. Разве что там привычнее, знакомее, но привычнее же — не значит лучше? Ради чего мне возвращаться домой? Ради профессора, которого я так и не закидала какашками мести ради? Это, конечно, важно, но настолько ли, чтобы прям трепыхаться? Стоит ли трепыхаться или просто расслабиться и приспосабливаться к новому миру?

Второй вариант, честно говоря, был более волнующим. Рождал в животе приятные мурашки и румянил щеки предвкушением. Что еще нового я узнаю? С какими чудесами и ужасами я еще столкнусь здесь? Огромная деревянная женщина, мужчина, спрятанный мороком, город, красивее которого я не видела… И это только первые пару дней.

Лучше я потрачу время на изучение географии, истории и законов этого места, чем на поиски пути назад. Тем более деда Лука мне уже и выделили книги по этим предметам. Сейчас это уже было решением, а не просто попыткой не пропасть в незнакомом месте. Если и правда есть способ вернуться, я могу найти его и потом. Если вообще захочу.

— Все в порядке? — чуть взволнованно спросил Раш, заметив мою задумчивость.

— Да, — честно ответила я и улыбнулась, — все очень хорошо, — он вернул мне улыбку, — ты сегодня остаешься?

— Нет, — он замолчал ненадолго, — Евы сегодня ночью тоже не будет, так что дом в твоем распоряжении! Пообещай не шалить, — с улыбкой, но серьезно, попросил мужчина.

— Обещаю.

С Рашем мы еще зашли в лавки со всякой едой — объедать Еву и дальше мне не хотелось. Деньги почти закончились. Видимо, не так там много и было, как мне казалось. Но меня это не особо тревожила, потому что уже завтра я собиралась получить работу. Мы распрощались с мужчиной у двери, он не стал заходить даже на чай. Торопился куда-то, видимо. Почему он потратил на меня так много времени?

Дома и правда никого не было — тишина, пустота, вечер уже тенями проникал в комнаты, заполняя углы темнотой. Я налила себе чаю, приготовила бутербродов, наложила печенюшек и пошла наверх — заниматься делами! В моем уютном гнездышке тоже уже было темно, так что я зажгла магические светильники, как учила меня Ева, поставила поднос с перекусом на стол и стала доставать все, что у меня есть.

Выложила кристаллы с записями и достала блокнот, куда Лия настрочила историю похождений господина Вольта по злачным местам.

Прежде, чем читать записи Лии, я пролистала свои старые записи и… не поняла ни слова.

Я открыла странички с рассказом проститутки, и текст был вполне понятен. Вернулась назад и увидела только какую-то непонятную наскальную живопись, написанную абсолютно точно моей рукой. Вообще, конечно, стоило раньше подумать о том, как так вышло, что я и речь чужую, даже не иностранную, а иномирную, понимаю, и письменность. Что-то приобрела, что-то потеряла, так что ли? В любом случае, это сейчас и не имело особого значения, хотя и немного угнетало. Я снова открыла записи Лии.

Ворам Вольт был из той породы, что любят абсолютное доминирование. И физическое, и, особенно, моральное. Все его мерзкие игры сводились к тому, чтобы расчеловечить, свести до уровня объекта без свободной воли, причем постепенно, прямо на глазах у жертвы.