Твоё слово

Глава 29. Смерть. Маленький принц и Время

— Ты понимаешь, что ты нам теперь до конца жизни обязана? — в который раз уточнил Бор.

Я кивнула, хотя смысл вопроса доходил до меня с опозданием. Конечно же после такого злоключения всем стоило немного расслабиться, поэтому ребята достали припасенную бутылку настойки, которую на черный день нам подарил Дирк после публикации статьи, в написании которой он принимал активное участие. На практике нормально расслабиться могли только Борик, Дорик, я и Ева.

Ева в принципе не видела смысла особо напрягаться, раз я дома и все хорошо. Дорик с Бориком по жизни накопившееся напряжение привыкли выливать моментально и громко, без всякого лишнего самокопания. Я тоже не относила себя к тому типу людей, которые жить не могли без самоедства и параноидального обдумывания жизни на двести шагов вперед, представляя себе самые ужасные варианты развития событий, которые срочно надо было предотвратить, иначе мир рухнет.

Граф Сибанши уныло хлебал настойку, довольно комично пытаясь понять, что он вообще до сих пор тут делает. Выглядел он озадаченно, и уже три раза объяснил мне, что искать он меня пошел только чтобы снять с себя все подозрения, ведь пропала я в его гостиной, и он вполне резонно был в списке подозреваемых.

Я кивала, но про себя думала, что рыбка поймала наживку и уже никуда от меня не денется. Граф окончательно и бесповоротно закрепился в качестве моего друга по переписке, и даже не только по переписке! И как он там у себя в голове это оправдывает — не так уж важно!

А Раш… ну, он почти весь вечер был хмур, подавлен, раздражен и молчалив. Ходил за мной, как привязанный, только вот это совсем не веселило. Не потому, что он мне мешал, а потому что мне хотелось, чтобы он уже тоже расслабился. Ева сказала, что это нормально, что ему нужно просто немного времени, и он сам успокоится.

Но от того, что он нервничал, я тоже нервничала. Не за себя — что со мной сделается? — а за него. Потихоньку он, вроде, расслаблялся. Ну, насколько мог. На лице снова появилась привычная спокойная улыбка, он иногда вставлял пару слов в беседу.

Про Лабиринт я рассказывала ребятам охотно, красочно привирая в одном и благоразумно умалчивая о другом. Вообще-то, все, что там происходило, было подернуто туманом, вязким, как воздух в этом самом лабиринте. Но в общем и целом, я помнила. Не все до мелочей, конечно, но так даже лучше. Кошмары сниться не будут!

На улице уже стемнело, граф засобирался домой, а ребята затихали и даже, кажется, клевали носами.

— Я, наверное, спать пойду, — я поднялась с кресла, и Раш глянул на меня чуть напряженно и вопросительно; я ему улыбнулась, — Поспишь со мной? А то я боюсь одна!

Он едва заметно выдохнул, кивнул и пошел за мной. Я поднималась, слушая как под ногами тихонько поскрипывают ступени; внизу еще продолжалась беседа, но уже не такая активная, раз почти все разошлись, а потому едва слышная, но очень уютная. Шагов Раша я не слышала, но знала, что он идет за мной, так близко, что я чувствовала тепло его тела. Самым громким звуком было биение моего собственного сердца в ушах.

Не знаю, чего вдруг, но я разволновалась. И то, что Раш идет сзади так неслышно, а его внимательный взгляд я ощущала не хуже прикосновения, одновременно пугало, но и… возбуждало.

Я зашла в комнату, пытаясь выровнять дыхание и немного унять дрожь. Вроде только утром из нее выходила, а кажется, будто меня здесь месяц не было. Раш лишь слегка прикоснулся кончиками пальцев к спине, а сердце снова пустилось вскачь. Он выдохнул неожиданно прямо над ухом так, что я вздрогнула:

— Пойдем спать? — я сглотнула вязкую слюну, неловко кивнула и пошла вперед, все так же не оборачиваясь.

Щеки наверняка полыхали, и это немного раздражало, но уже не так сильно, как раньше. Скорее волновало. Вот только тело будто одеревенело, и чувствовала я себя очень неловко. Так что даже не удивилась, врезавшись бедром в стул. Только чертыхнулась и покачнулась в сторону, стараясь не смотреть на него.

Раш положил руки мне на плечи, останавливая.

— Ты же не будешь в грязной одежде спать? — прошелестел он таким тихим низким голосом, что у меня дрожь по хребту пошла, и потянул вниз замызганный халат. Я аж дыхание задержала, потому что вдруг ощутила себя такой… смущенной? Что, черт возьми, он творит?!

— Ты что… — голос оказался каким-то хрипло-надломленным, и я прокашлялась, — ты что, меня соблазняешь?

Его руки уже спокойно и неторопливо расстегивали мою рубашку — пуговка за пуговкой. Я смотрела на пальцы, на чуть шершавую от мелких полупрозрачных чешуек тыльную сторону ладони. Щеки горели, и у меня не получалось поднять голову. Но, полагаю, у меня и шея горела, так что вряд ли мое смущение было бы для него сюрпризом.

— А ты против? — он спросил это так спокойно, будто бы даже буднично, если бы не царапающие хрипотцой звуки.

— Нет, — едва слышно, даже не шепотом, ответила я.

— Вот и славно, — так же тихо улыбнулся мне в плечо мужчина, забираясь ладонями под рубашки. Сердце ухнуло в желудок, сжалось там и расходилось по телу горячими волнами. Мышцы напряглись и мелко задрожали.

Я прикрыла глаза и поежилась, такой чувствительной вдруг стала кожа, будто и нет кожи, а только скопление нервных окончаний. Выдохнула судорожно; от поцелуя в основание шеи разбежались мурашки. Ощущения неожиданно стали такими яркими, что я попыталась отстраниться, но легкие объятия вдруг стали силками. Я всхлипнула.

— Куда же ты?.. — он властно прошелся ладонью от шеи до уже обнаженной груди и чуть сжал ее, царапнув коротко остриженными ногтями, и я выдохнула сквозь зубы. Интересно, он себя также ощущал, когда я, ни хрена не стесняясь, домогалась его в гостиной графа Сибанши? Таким же смущенным и будто бы даже беспомощным?.. Очень надеюсь, что да! Я сжала глаза до рези и все так же сквозь зубы помянула Темную. Он тихонько рассмеялся мне в шею, а потом снова поцеловал ее.

— Раш… — зачем-то позвала, обхватывая рукой его запястье, будто цепляясь за него.

— М-м? — мурлыкнул мужчина в плечо, продолжая выбивать из меня дрожь своими прикосновениями.

Почему-то я вечно забываю, что он уже, мягко говоря, не юнец. И вот опять — он трогает так уверенно, без всякой неловкости, смущения, заставляя меня как раз чувствовать себя совсем юной.

Хотя ко мне многие относятся чуть ли не как к ребенку, сама я себя маленькой никогда особо не считала, вот ни разу. И даже, как ни странно, юной. И тем более не была склонна к неуверенности, даже если была в чем-то неопытной. Сейчас же я ощущала себя именно так: юной и неопытной.

Конечно, за это ощущение я потом, когда попривыкну, на нем отыграюсь, но пока я зачем-то звала его, и цеплялась за него, будто он меня сейчас успокоит и все объяснит.

А он вместо этого только больше вгонял меня в краску своим спокойствием и нескромностью. Он повернул меня к себе, и тут же поцеловал, не так как обычно, а сразу глубоко, тягуче, соблазняя — хотя куда уж больше? Развязал завязку штанов, тут же забираясь руками под одежду. Я простонала прямо ему в губы, опять бесполезно дернувшись — то ли к нему, то ли от него. А он только глубже поцеловал, уже немного резко срывая остатки одежды.

В какой-то момент я осознала себя на кровати; простыни холодили обнаженную кожу, а он стоял надо мной на коленях и смотрел. Я чуть не дернулась в попытке прикрыться, но остановила себя в последний момент. Кожа вроде горела, но без тепла его тела было холодно, и я дрожала. А он все смотрел, не смущаясь, чуть наклонив голову в бок, улыбался ласково и добро, что совсем не вязалось с его абсолютной раскрепощенностью в действиях и похотью во взгляде. А самое ужасное, он был возмутительно одет. От того, что я обнажена, а он — нет, стало еще более неловко, до слезящихся глаз, но я упорно не пыталась прикрыться.

— Так и будешь смотреть? — я зло сощурила глаза.

Он в ответ озорно улыбнулся, сощурив глаза, покачал головой и наклонился, снова утягивая меня в поцелуй и срывая, наконец, свою дурацкую рубашку…