Твоё слово

Глава 11. Шут. Арест

— Что, прости? — нет, не такого ответа я ожидала.

— Скажи, ты хоть иногда задумываешься, о ком ты пишешь? И к каким это может привести последствиям? — очень неожиданный заход. При чем тут вообще это?

— Ну ты опять? — я прямо чувствовала, как у меня начинает болеть голова.

Этот разговор у нас происходит с периодичностью раз в неделю, по-моему. И ни к чему не приводит. Так зачем опять его начинать? Тем более, я вовсе не ищу намеренно проблем на свою голову. Просто делаю то, что считаю нужным делать.

Ок, это может обернуться плачевно, но это моя зона ответственности, и то что он в нее влезает — его решение и его выбор, я-то об этом не просила. Он сам с чего-то решил, что я нуждаюсь в опеке — ну ладно, чем бы дитя не тешилось. Но почему он думает, что он может реформировать мою жизнь по своему усмотрению? И при этом мне еще и что-то предъявлять?..

— Мне из-за тебя пришлось отозвать сегодняшний выпуск «Дней Империи», — чего?! Он остановил выпуск газеты?!

Я была в таком шоке, что даже не нашлась, что ответить, просто сидела и хлопала глазами; а он продолжал говорить так, будто сделал мне великое одолжение.

— И это просто удачное стечение обстоятельств, что я успел это сделать сегодня, потому что завтра даже я, не факт, что смог бы разобраться с последствиями твоей глупости…

— Глупости? Что, прости? Ты нормальный вообще? — он остановил выпуск чертовой газеты.

Просто взял и остановил. Потому что ему что-то там не понравилось в моей статье. У меня появился личный цензор. О-ча-ро-ва-тель-но. Такими темпами писать я буду в его присутствии и только о том, как удачно разродилась тетя Клава с соседней улицы и на ком женился дядя Вася из дома напротив. И только в положительном ключе.

— Ты хоть знаешь, кто такой Бронс? — улыбнулся Раш, — кто ему покровительствует? Что с тобой могут сделать за раскрытия информации, которая, на минуточку, является недоступной для широкой общественности и отнюдь не просто так? Знаешь? Думаешь хоть иногда о последствиях своих слов?

— Тебя это не касается! Это моя работа, мои слова и мои последствия! — вспылила я, подскакивая со ступенек, — и жизнь тоже моя: захочу — буду беречь, как зеницу ока; захочу — выкину на помойку! Ты кто такой вообще, чтобы за меня решать?! Муж, брат, сват?!

В тишине утра мои слова гулко разносились по улице. Тухли магические огоньки, освещавшие улицы ночью и солнце раскаленными белыми лучами проходилось по крышам домов, по моему лицу и глазам.

— А мне обязательно быть мужем, братом, сватом, чтобы о тебе волноваться? — его голос был спокоен, ровен, но так холоден, что я передернула плечами, — а если я возьму тебя в жены, ты хотя бы иногда будешь ко мне прислушиваться, а? Ты поверишь, что Бронс не твоего полета птичка? Что информация, которую ты щедро раздаешь всем подряд, опасна может быть не только для тебя? Что за последствия твоих слов отвечать порой потом не только тебе? Тебе, похоже, плевать на себя, да? И поэтому тебе и на других плевать?

— Это не тебе решать, во-первых, кому и сколько информации выдавать; во-вторых, тебя вообще не касается на кого мне плевать, а на кого нет, — я чувствовала, что говорю не то, что меня не услышат; чувствовала, что мне говорят не то, что сама не слышу, но, господи боже, раскаленный белый свет нового дня лег мне на глаза, и как же мне было все равно; я чувствовала только ярость и какую-то непонятную жгучую обиду, — а в-третьих, иди ты к Мать-Земле и ей мозг бери!

Я вбежала в дом, скинув чертово покрывало на диван, влетела по лестнице на чердак и с разбега плюхнулась на кровать. В утренней рассветной тишине были хорошо слышен стук каблуков, удаляющийся от дома.

Меня потряхивало, глаза почему-то жгло, дыхание сбилось и было каким-то прирывистым, будто меня тошнит. Горло перехватило. Странные ощущения. Как когда мне в живот на физкультуре случайно попали мячом.

Я чувствовала себя идиоткой. Ну вот чего я так вспылила? Надо было делать как всегда: улыбаться, соглашаться, делать по-своему. А потом врать на голубом глазу, что так вышло случайно. Ну рабочая же схема!

Почему меня так колотит? Почему мне вообще обидно? Я принципиально ни на кого не обижаюсь, мщу из вредности — да, но всерьез обижаются только дураки, у которых, видимо, где-то завалялись лишние нервы. Я же не дура! Ну, то есть дура. Чего так злиться-то было? Какая разница мне до того, чего он там хочет, чтобы всерьез с ним спорить? Ну хочет и хочет — это не значит, что нужно тратить свое время на попытки что-то там доказать.

Но обидно все-таки было. И доказать, что я права, все-таки хотелось. И не спорить у меня не получалось. Потому что почему-то мне было не все равно. И это, наверное, было самым отвратительным.

Я спросила, что у него случилось, потому что он выглядел расстроенным. Это ошибка номер раз. Чужие проблемы — не мое дело.

Я позволила обиде захватить мои чувства. Это ошибка номер два. Обижаются только дураки, умные — мстят.

Я начала спорить. Это ошибка номер три. Спорят только те, кому не все равно на мнение оппонента.

Я психанула и ушла, хлопнув дверью. Как это комментировать — я даже не знаю…

Мне не нравилось, что он так активно лезет в мою жизнь, но еще больше мне не нравилось, что меня это вообще трогает. Надо держать с ним дистанцию. А еще посоветоваться с Дором, Бором и Евой, ведь они хорошо его знают, а значит и с его тараканами должны быть знакомы.

Заснуть я уже не могла, работать тоже. Хотя я уже продумала и решила, как буду дальше себя вести, успокоиться до конца почему-то не получалось. Я все думала, что я могла бы ему сказать? Как он мог бы ответить? Совершенно бесполезные мысли, которые тем не менее никак не отпускали. Я еле-еле дождалась завтрака, вывалившись кубарем из комнаты, как только услышала, что Дорик с Бориком уже встали.

— Ребята, нам надо поговорить! — начала я без предисловий.

— Мне уже страшно, — Дорик глянул на меня подозрительно, оторвавшись от книги.

— Раш остановил сегодняшний выпуск «Дна»! Из-за моей последней статьи! — я чувствовала, что вот-вот опять готова завестись, так что выдохнула и продолжила спокойнее, — как думаете, это нормально? Просто, по-моему, не очень, но вы его лучше знаете. Он распсиховался на меня и ушел, громко цокая каблуками!

Да, я немножко привирала. Распсиховалась-то скорее я, но уверена, в душе он тоже не был спокоен! Да я его таким неспокойным вообще никогда не видела. Просто он из того типа, что психуют с самым вежливым тоном, попивая чаек, закинув ногу на ногу и оттопырив мизинчик!

— Там же вроде было про какое-то средство от облысения с незаконно завезенными в Империю компонентами, да? — нахмурился Борик, — мы еще вчера в Горький переулок зашли, он из-за этого переживал?..

— Да нет, из-за абзаца про графа Бронса из Теневого министерства, — сказала я. Борик поперхнулся чаем, Дорик посмотрел на меня со священным ужасом. Из-за угла выглянула Ева со странно натянутой улыбкой.

Этот Бронс что, правда такой известный? Я, вроде, прощупала почву вчера, когда в булочную ходила, никто особо ничего про него не знает, так, взбалмошный график со Второго Кольца.

— Ты рехнулась?! — выпучил на меня глаза Борик, одновременно откашливаясь от чая, — не отвечай! Я сам вижу, что рехнулась!

— Да что тако… — начала я, с удивлениям поглядывая на реакцию своих… сожителей.

— Шура, милая, — чуть сдавленным голосом позвала Ева, — а откуда ты знаешь про Бронса из теневиков?

— Ну… Там-сям походила, поболтала — все как всегда, — я присела за стол, все так же озадаченно глядя на их совершенно явную нервозность, — да что с ним не так-то? Я его вообще между делом упомянула, — сказала я, — про то, что он сейчас как раз поставщиков ищет, которые…

— Милая, просто Теневое министерство — это ТАЙНОЕ министерство, — Ева все продолжала смотреть на меня то ли как на неизлечимо больную, то ли как на душевнобольную, — о нем знает относительно узкий круг разумных и подавляющее большинство давали клятву на крови о неразглашении. А остальные просто в какой-то момент исчезают.

— Серьезно? — удивилась я, — а к чему вообще такая скрытность? Да и как-то многовато для узкого круга лиц, вы вот, очевидно, знаете…

— А ты знать не должна! — подскочил Дорик, всплеснув руками.

— И почему же я тогда знаю? — съязвила я, — об этом жуть какой тайной правительственной организации! Существование которой, конечно, всех ну просто очень удивит!

— Поязви еще тут! — зашипел Бор, доставая из шкафа какой-то блокнот и что-то там читая, а потом объявил, — сейчас и будем узнавать, почему и от кого тебе известно. И зачем.

Следующие часа полтора меня натурально допрашивали. Мне пришлось вспомнить буквально каждую секунду последних двух дней. Благо, память у меня крепкая, и каждое лицо я в состоянии была описать достаточно подробно и живо. Под конец я уже не злилась, осталось только глухое раздражение, основательно придавленное нежеланием выходить на новый конфликт и продолжать общение.

В итоге я почти тепло распрощалась с ребятами, поклявшись здоровьем своего отца, которого никогда в жизни в глаза не видела, что буду хорошей девочкой; посижу дома, пока мы не разберемся, как все это произошло и никуда лезть не буду. Разворачиваясь в сторону лестницы, растопырила скрещенные за спиной пальцы и спокойно пошла на чердак.

Закрыла дверь на крючок и легла на цветастый, немного пыльный ковер. Солнце скрылось за тяжелыми весенними тучами, распухшими до фиолетово-синей темноты от наполняющей их влаги. Окно было открыто и в комнату задувал ветер.

Было жарко и влажно. Комната утопала в тени, но магические огоньки я зажигать не собиралась. А то сразу станет уютно и мило, а мне сейчас не уютно и не мило. Я, не вставая, прямо по ковру, покатилась в сторону сумки, переворачиваясь с боку на бок. В сумке была коробочка с сигаретками, которую мне неделю назад подарил главред вместо премии, причем с таким видом, будто я должна скакать от радости и целовать его в обе щеки. Когда я попросила отдать мне деньгами, он назвал меня дурой и сказал, что это на черный день, и с моим характером у меня их будет много, и я ему еще спасибо скажу за предусмотрительность.

— Спасибо, начальник! — сказала я в пустоту, признавая, что была не права.

На деревянной коробочке была нарисована симпатичная синяя гвоздичка. Мне нравилось, как охра дерева сочеталась с бирюзовой краской, которой был раскрашен цветок. Это сочетание цветов напоминало мне… да, один из снов, кажется… там были часы похожей расцветки!

Я открыла и понюхала. Пахло горько гвоздикой. То, что надо! Горький вкус в горький день. В углу, на камине, которым пока не было нужды пользоваться, лежали спички. Маленькая картонная коробочка была запылена, но мне было все равно, что на пальцах остался грязный след — чиркнула и затянулась гвоздичной сигаретой, поднеся кончик к огоньку. Кашлянула пару раз для приличия и пошла тоскливо смотреть в окно, потому что все приличные дамы должны, томно затягиваясь сигареткой, тоскливо смотреть на затянутое тучами небо из окна, когда их никто не понимает. Чем я хуже?