ООО «Иной мир». Филиал ада (СИ)

— Добрый вечер, Зинаида Пафнутьевна, — поздоровалась я с главной сплетницей района, потихоньку подходя к лавочке у подъезда и уже понимая, что не позднее, чем через пятнадцать минут, ближайшие три дома будут знать о произошедшем всё и даже больше.

— Добрый вечер, Оленька.

Восьмидесятилетний цербер, проживающий на первом этаже моего подъезда, уже изучал моего спутника невероятно цепким взглядом. Судя по недовольно поджатым губам, находил его крайне подозрительным и как минимум причислил к бандитам. А может чего и похуже. О том, что решили про меня, я предпочитала вообще не думать.

— Кавалер твой? Я ещё переживала за свою устойчивость, чувствуя, как дрожат от перенапряжения колени, а Зинаида Пафнутьевна (с виду — бабушка, божий одуван, а по факту — тот ещё информационный террорист) уже приступила к допросу. И рада бы молчаливо и гордо прошествовать мимо неё домой, но это грозило намного большей бедой, чем всего лишь правдивые ответы на несколько вопросов. Не отвечу сама — придумают за меня. Но я успела лишь открыть рот.

— Сегодня Ольга Андреевна получила высокую должность в закрытом учреждении. Самаэль встал рядом со мной, и я почувствовала, как от него вновь потянуло потусторонним холодом. К счастью, он умудрялся миновать меня, задевая лишь по касательной. Его целью, судя по зябко передернувшей плечами старушке (и это при жаре за тридцать градусов!), была Зинаида Пафнутьевна.

— По правилам организации Ольге Андреевне положено сопровождение.

Самаэль вновь говорил так ровно и безэмоционально, что даже мне стало неуютно. Зинаида Пафнутьевна вообще замерла, не мигая уставившись на моего спутника, как кролик на удава.

— С этого дня вам больше не интересна личная жизнь Ольги Андреевны, — продолжал ангел, приглушенным голосом, рождающим во мне крайне неприятные ассоциации. Почему-то подумалось о том, что именно так маньяки разговаривают.

— Не интересна… — как завороженная повторила Зинаида Пафнутьевна и тут же уткнулась носом в газетку, которую держала в руках.

— Идём, — абсолютно другим тоном произнес Самаэль.

Не знаю, почему, но мне стало жаль старушку. Та ещё старая карга и злобная сплетница, но это… Не знаю, что именно, но это было бесчеловечно. Да он её зомбировал!

— Гипноз, не более, — в мужском тоне промелькнуло недовольство, когда мы зашли в лифт, и мужчина без заминки нажал кнопку седьмого этажа. Правильную кнопку! Покосилась, но ничего не сказала. Меня до сих пор не отпускала поездка, так что вступать в полемику о том, о чём не имею представления, я не имела ни малейшего желания. Но осуждать мне никто не запрещал. И не запретит! И вообще! Он оправдывается — а значит, чувствует вину. И оправдывается, умудряясь при этом не видеть выражения моего лица, но доподлинно зная мою реакцию! Как? Как он это делает?! Кнопки, двери, мотоцикл — невозможно знать, где и что находится, не видя этого! Я вновь начала раздражаться, при этом понимая, что слишком труслива для того, чтобы выйти на открытый конфликт и обвинить спутника во лжи, неуважении и грязных махинациях. Ведь можно было согласиться на такси и не позорить меня перед случайными свидетелями. Можно было отделаться двумя-тремя вежливыми фразами и не гипнотизировать старушку. Можно было… Можно! Но ему, видите ли, виднее.

— Ольга Андреевна, — двери лифта распахнулись, выпуская нас на небольшую площадку перед квартирами, когда Самаэль вновь заговорил. — Мне больше трех тысяч лет. Поверьте, я знаю, что делаю.

— Зачем вы мне это говорите? — я старалась говорить ровно, но всё равно не смогла скрыть осуждение.

— Затем, чтобы вы успокоились и прекратили полыхать негодованием, — на губах спутника заиграла неприязненная усмешка. — Я вижу, но в ином спектре, недоступном человеческому глазу. И поверьте, ваши эмоции на эту секунду — не самое привлекательное зрелище. Рекомендую принять ванну.

Рекомендует он! Фыркнув, вынула из сумки ключи и, открыв дверь, не сдержалась — крикнула с порога.

— Мам, я пришла! Со мной коллега. Я в ванну, а вы знакомьтесь!

И, скинув обувь, сбежала в душ. Будь что будет! И даже если он загипнотизирует и её, то я просто не хочу на это смотреть — противно. И ещё противнее осознавать, что я бессильна сделать что-либо против. Какая же я трусиха… С некоторым ожесточением намыливая тело, я заставляла себя не думать о том, что сейчас может происходить за дверью. Я очень любила свою маму. Иногда очень хотела съехать, уставая от её порой чересчур навязчивой опеки, порой показывала характер, который по словам мамы достался мне от отца, как и блеклая внешность, но всегда понимала, что ближе мамы для меня никого нет. Отца я не видела. Никогда. Когда была маленькой, часто спрашивала, где папа, в ответ получая "в командировке", но уже лет в десять узнала правду, которая звучало не слишком приятно. Не сложилось. Два таких простых, но вместе с этим сложных слова. Их смысл я поняла ещё позднее, когда сама вошла в возраст, в котором начинают интересоваться противоположным полом. И это отвратительное "не сложилось" начало преследовать и меня… У мамы хотя бы я "сложилась", а у меня даже гипотетической надежды на ребенка не было. И не сказать, что я его так уж сильно хотела, но порой накатывало, и я задумывалась — а что дальше? Мне двадцать четыре, я живу с мамой, у меня нет ни работы, ни парня, ни особых перспектив. Наверняка всё то же самое будет и в тридцать, и в тридцать пять, и в сорок… А что будет в пятьдесят, когда мамы не станет? Заведу кошку?

Мочалка замерла на полпути, и я всхлипнула, судорожно обняв себя руками, словно это могло хоть как-то помочь. Почему-то именно в эту секунду я остро почувствовала собственную никчемность. Никто. Серость. Посредственность… Убогость. А теперь ещё и эта работа в аду! Зачем я подписала этот контракт? Чем я вообще думала? У меня нет необходимых знаний, я ни разу не видела демона, я понятия не имею, как они должны работать и какие документы обязаны иметь! Да даже если и будут все документы — как понять, что сотрудник выполняет свои обязанности с должным рвением? Я не знаю. Ничего не знаю. Ни-че-го.

Прохладные капли воды, остудив разгоряченную кожу, показались мне острыми иглами, больно ранящими кожу. Неприятный озноб, охвативший тело, норовил пробраться под кожу, захватить мысли и поселиться в голове. Думы, одна безрадостней другой. Отчаяние. Безысходность. Меня захлестнула такая всепоглощающая усталость, что захотелось лечь прямо здесь и больше никогда не вставать… Я пыталась спорить, уговаривала себя, что не всё так плохо и я справлюсь, потому что умею и люблю работать. У меня очень умная и деятельная начальница, у меня невероятно опытный коллега и вместе мы обязательно со всем разберемся, но чем дальше, тем сильнее все эти аргументы казались жалкими и надуманными. Я попала в ад. И это самое глупое, что я могла сделать.

— Стоять!

Дверь ванной резко распахнулась, запирающая её щеколда, вырванная с мясом, отлетела в сторону и в дверном проёме появился раздраженный Самаэль. Приказ был отдан так зло и властно, что я замерла, распахнув глаза, и даже не подумала прикрыться. Мочалка выпала из ослабших пальцев, а мой взгляд застыл на длинном зазубренном кинжале в правой руке блондина. Господи… Я испугалась так сильно, что пропал голос. Больше всего в это мгновение я желала упасть в обморок, чтобы меня убили уже бессознательную, но как назло нервы оказались крепче, чем мне бы хотелось. А он… Шагнул ближе и поднял руку. Такой холодный и сосредоточенный… Меня начало трясти, из горла вырвался приглушенный всхлип, одними глазами я умоляла Самаэля этого не делать, но кажется он этого не видел. Словно в замедленной съёмке я смотрела, как ангел замахнулся. Как начал опускаться кинжал, целясь мне в голову. Как прикоснулся… И в висках тут же прострельнуло такой запредельной болью, что я не выдержала — отмерла и упала на колени. Сжалась в комочек, безмолвно умоляя покончить с этим как можно быстрее…

— Вот тварь, совсем страх потерял, — раздраженно прошипели наверху. Помолчали, хмыкнули и иронично добавили. — Зато вам, Ольга Андреевна, теперь меньше работы. Не триста шестьдесят четыре, а триста шестьдесят три дела. Не веря своим ушам, я медленно подняла голову и в ужасе уставилась на Самаэля, сосредоточенно вытирающего клинок от серой слизи. Полотенцем для рук. Моим полотенцем!

— Ольга Андреевна? — в голосе Самаэля послышалось беспокойство. — Всё в порядке? Бледно выглядите.

— Ч-ч-что… эт-т-то… б-б-было?! — от ужаса, который всё ещё сковывал моё тело, я заикалась и дрожала, как припадочная.

— Демон уныния, — ангел беспечно пожал плечами, убирая вытертый клинок куда-то за спину. — За вас взялись резвее, чем я думал.

— Вы его… — затуманившимся неверящим взглядом я рассматривала мужское плечо. То место, где пропал кинжал. — Вы его убили?

— Да, — ответ прозвучал коротко и жестко. — Имею право.

Сфокусировав взгляд на лице Самаэля, увидела сурово поджатые губы и затвердевшие скулы. Мужчина явно не собирался оправдываться.

— Выйдите, — с трудом выдавила я, когда молчание начало затягиваться.

Пожав плечами, Самаэль развернулся и молча вышел, плотно прикрыв за собой дверь с вырванной щеколдой. Так, словно для него всё случившееся было обыденностью. Ежедневным времяпрепровождением. Развлечением перед ужином. Сволочь! Ужас произошедшего потихоньку проходил и дрожь сменилась физической и, что самое ужасное, моральной усталостью. С трудом села, вытянула ноги, откинулась назад и, не обращая внимания, что вода заливает лицо, закрыла глаза, запрещая себе думать о случившемся. Я чувствовала себя разбитой.

Если Самаэль не солгал, несколько минут назад меня пытался заворожить (загипнотизировать /зомбировать?) демон уныния. Что ж, у него это получилось — чувствую себя тряпкой. Этот демон сумел посеять во мне ту самую неуверенность, от которой я так старательно избавлялась. Сомнения, страхи, комплексы — их оказалось во мне столько, что я… Я всерьез испугалась ответственности и неудачи! Зло стиснув зубы, сжала в руке мочалку, выжимая из неё остатки пены и воды подчистую. Не дождетесь! Да, я не так умна, как многие. Лишена хитрости и изворотливости, не умею кляузничать и интриговать. Не знаю нюансов работы в аду и даже сейчас ума не приложу, как взять себя в руки и избежать подступающей истерики, но… Но я не сдамся! Я ни разу в жизни не оставляла дело незаконченным. Не пасовала перед трудностями и отсутствием информации, зная, что всегда могу её раздобыть. Не трусила, когда приходилось общаться с недружелюбно настроенными работниками и начальством. Так почему же сейчас я боюсь элементарно выйти из ванной?

— Ольга Андреевна? — из-за двери раздался нетерпеливый голос Самаэля. — Вам помочь?

— Нет! — выкрик вышел истеричным. Вдохнула, выдохнула. Снова… И уже спокойнее проговорила. — Я сама. Сейчас выйду. С мамой всё в порядке?

— Да.

— Ждите. И даже не вздумайте зайти!

Мыться я закончила в рекордные десять секунд. Торопливо вытерлась, накинула на плечи любимый шелковый халат, немного жалея, что он короткий (намного выше колена), потуже затянула пояс, поправила очки, бросила косой взгляд в зеркало, увидела там бледную лахудру и скривилась. К черту! Всё равно он не видит, а мама и не такое видала. Дверь я открыла резко, глупо желая напугать Самаэля, но попытка пропала впустую — мужчины в коридоре не оказалось. Его глухо звучащий голос донесся с кухни и ему вторил беспечный мамин смех. Оттуда же повеяло ароматами ужина, так что я поторопилась в свою комнату. Переоделась в домашнюю розовую пижаму с мишками, завернула волосы в полотенце и только после этого рискнула пройти на кухню.