Еще более дикий Запад

Глава 19. О змеях и разумных опасениях

Чарльз очнулся от того, что на лицо лили воду.

Тонкой струйкой.

Ледяную.

Вода обжигала и скатывалась по щекам на шею, за шиворот. Под ним уже лужа набралась, одежда промокла, и Чарльз вяло подумал, что теперь точно заболеет. И открыл глаза. Ничего не изменилось, разве что вода в глаза попала.

А так темно.

Сыро.

— Живой? — сипло осведомилась тень, нависшая над головой.

— Живой. Кажется, — Чарльз поморщился. Каждое слово вызывало вспышку боли. И боль эта оглушала. А еще хотелось пить. — Пить дай.

Сперва его подняли, рывком. И усадили, прислонив к стене. Сунули в руки флягу с ледяною водой.

Стало легче.

Сперва.

— Что…

— У тебя спросить хотел. Голова, что с перепою, — пожаловался Эдди.

Это да.

Трещит и гудит.

Так. Собраться. Глушилка. Была.

Чарльз произнес это вслух.

— Вот… собачья дочь, — Эдди сплюнул.

— Молли?

— А кто еще? Её нет. И ладно бы её.

Чарльз растер воду по лицу. Огляделся. Рядом у стены стоял Странник, стоял, держась за голову и покачиваясь.

— Что…

— Плохо. Нас шибануло, а он же ж вообще наверху редко бывает, вот пока и… надеюсь, придет в себя. Иначе мы в полной жопе.

В полной.

И без того.

Милисенты нет.

Нет… и куда подевалась? Не ушла бы сама. Ладно, Чарльз, но брата она бы точно не бросила. Значит… Значит, увели.

Кто?

Думать нечего.

Тварь! И ведь он, Чарльз, нашел… помог… хотел помочь… поверил. А она… тварь.

— Не спеши, — Эдди сказал это спокойно. — Найдем. Нам бы только выбраться.

Помолчал и добавил:

— Хоть куда-нибудь.

* * *

Выбирались к озеру. Шли медленно, потому как каждый шаг вызывал в голове новую вспышку боли.

Когда Чарльз найдет эту стерву, Молли, он точно свернет ей шею.

Определенно, свернет.

Ибо нельзя быть тварью такой.

Добравшись до озера, он упал на четвереньки и не нашел ничего лучше, как сунуть голову в воду. Рядом фыркал Эдди.

— Радоваться надо, — сказал тот, размазывая черную, что деготь, воду руками.

— Чему? — поводов для радости Чарльз не видел. Вот совершенно.

— Тому, что не прирезала.

Да. Наверное. Могло бы быть и хуже. Но почему-то легче от понимания этого не становилось. Потому как и без того было плохо.

— Дрянь, — сказал Чарльз. — А я дурак.

— Я не лучше.

Эдди помотал головой, стряхивая брызги, и поморщился.

— Надо думать. Прямо лезть смысла нет. Ждать будут. В лучшем случае.

— Я не брошу.

— Никто не бросит. Но… думать надо.

С этим было сложно спорить.

— Куда вас доставить-то? — поинтересовался Странник, который выглядел презадумчиво.

— В город. Сможешь?

Тот пожал плечами. Потом помолчал и спросил:

— Так выход на пустыню показывать?

— Показывай, — Эдди упал на землю и уставился в потолок. Потолок пещеры был где-то там, высоко. Настолько высоко, что разглядеть его не получалось. С этого потолка свисали тончайшие нити, которые слабо светились. Свет этот голубоватый прозрачный и холодный отражался в воде, отчего казалось, что горело само озеро.

— Покажу, — Странник тяжко опустился рядом. — Но… такое дело… это и вправду древний город. И путей у него много.

— Насколько много?

— Очень много. Мы не слишком верили старику. Он был очень уж любопытным. Да, кое-что показывали, само собой. Нам нужно… многое нужно. Еда. Лекарство. Книги. Я пытался их учить.

— Подземников?

Странник кивнул.

— Я вырос здесь. Частенько поднимался наверх, когда отец брал, но дом для меня тут. И там, наверху, чувствую себя чужим. А что теперь — понятия не имею… я думал, что буду как он. Торговать. Искать. Добывать. Развивать их. Они не тупые. Другие просто.

Он вздохнул и произнес:

— А еще они умеют прокладывать тоннели. И за сотни лет, пока жили тут… в общем, я могу вывести вас, куда скажете.

— К башням Мастеров? — прищурился Эдди.

— Без проблем.

— Почему помогаешь?

— Ну… не знаю, — Странник пожал плечами. — Может, потому что привык помогать? Им больше моя помощь не нужна, а вам вот пригодится.

Это точно. Без помощи Чарльз не справится. Даже с Эдди не справится. Он, если подумать, вообще не представляет, что делать.

Явиться и грозно потребовать, чтобы вернули жену?

Даже с больной головой план выглядел довольно-таки бредовым.

— В башню, к слову, вполне себе можно. Она на редкость удачно стоит. И подвалы у нее глубокие. Изначально там были естественные пещеры, а потом уже их под подвалы использовали. И под жилье. Ну а позже и башню поставили.

Странник поглядел на воду.

— Бывал? — поинтересовался Эдди, растирая воду по лицу.

— Случалось.

Уточнять, по какой надобности, Чарльз не стал. Ясно же, что серьезные люди по пустякам в чужие дома не заглядывают.

— Есть там один человек… из тех, кого я знаю… с кем работал.

— Надежный?

— Как сказать, — Странник поднял плоский камушек. — Он мне остатки свечей продавал. И так, по мелочи… большая башня, много людей, и расходы опять же изрядные. Такой-то свет только в господских покоях, а у слуг свечи. Так что свести могу. Но сами думайте, насколько это вам… надо.

— Надо, — сказал Чарльз.

А Эдди кивнул.

* * *

Что сказать.

Поднимались мы с помпою, гордо восседая на огромном бронированном монстре. Всю жизнь мечтала, мать его. Главное, спереди погонщик, потом мы на узеньком диванчике, что воткнули меж сочленений тела, а с двух сторон — мордовороты самого разбойного вида.

Охрана.

Правда, понять кого и от кого они охраняют, я не сумела. Но и не скажу, чтобы пыталась.

В общем, голем сперва полз вдоль берега, потом нырнул в какую-то нору, из которой воняло гнилью, а там уже вышел в тоннель, чтобы перебраться в другой. Двигался он довольно шустро, и меня поневоле начало укачивать. Молли и та не удержалась от зевка, а я подумала, что если спихнуть её, полусонную, глядишь, и свернет себе шею.

Но удержалась.

Ненадежно это. Может ведь и не свернуть. Разорется. Еще связать велит. Так что нет. Как Эдди говаривал? Всему свое время.

Я сложила руки на коленях и уставилась.

Заодно старалась головой не особо крутить. Дорогу и без того запомню. На всякий случай.

В общем, выбрались мы в конце концов в огромнющую пещеру, прямо посереди которой начинались рельсы. На рельсах стоял поезд, небольшой, почти игрушечного вида. За поездом виднелась гора из ящиков. В другой стороне прикорнул в уголочке голем, вокруг которого суетились люди. Наш, повинуясь приказу погонщика, остановился и с тихим лязгом опустился на землю. Первым спрыгнула охрана.

Ручки подали.

Вежливые, чтоб их. Ну я не гордая, помощь приняла.

— Иди за мной, — Молли поспешно расправила юбки, которые от этой суеты не стали ни менее мятыми, ни менее грязными. И кудряшки свои потрогала, потерла губой о губу, явно пытаясь стать краше.

Ну-ну.

Сердце закололо нехорошим предчувствием.

А что если… если я тоже? Если гляну на этого Змееныша и мозги потеряю напрочь? Позабуду и Эдди, и матушку. И… Чарли?

Мы ведь так и не стали мужем и женой по-настоящему.

Вдруг да это тоже важно?

Но бояться долго я не умела, да и Молли поспешила.

— Не отставай!

Отстала бы, да охрана не позволит. Если подумать, то с этой парочкой я справлюсь, хотя вот коробило меня людей убивать. Тех, которые сами меня убить не пытаются.

Да и остальных тут много.

Браслетик опять же. Вдруг да действует?

Но и прихорашиваться я не стала. Я в гости не напрашивалась, а раз уж позвали, то пускай принимают такой, какая я есть. И пошла за Молли.

Мимо голема.

И поезда, который был холодным и мертвым. Боковину его разобрали, часть деталей разложили на коробках да и бросили.

Жалко.

Из пещеры поднимались по лестнице, которая сперва была грязною и тесною, но после обыкновенный камень сменился благородным мрамором. А на мрамор и красная дорожка легла, чтоб совсем уже по-богатому.

Стены тоже побелели, после оделись дубовыми шпалерами. На них появились картины в золоченых рамах. Солидные такие. А я, глядя на это великолепие, — у нас, небось, и у мэра дом не такой богатый — подумала, что права Молли.

Хрен бы эти мастера сами все тут обустроили.

На душе стало мерзко. Казалось бы, какое мне дело? До короны, до мастеров, до игрищ этих в политику? А все одно мерзко.

Мы остановились перед дверью, которая средь прочих выделялась размерами да еще обилием позолоты. Причем золотые виноградные ветви, прикрытые золотыми листьями, мне почему-то казалось лишними, будто появились они на двери не сразу, но только сейчас.

И клеили их наспех. Вона, слева чуть выше, чем справа.

— Запомни, — голос Молли дрогнул. — От того, насколько понимающей ты будешь, зависит твоя судьба. И не только твоя.

Она вдруг взяла меня за руку и стиснула пальцы так, будто сломать эту руку хотела.

Может, и хотела. Да силенки не те.

— Твой дурноватый братец, конечно, сунется тебя спасать. И тут все может пойти по-разному… он может погибнуть в процессе. Спасательные операции, чтоб ты знала, порой весьма опасны. А может занять место, достойное его талантов!

И ущипнула.

Вот же… собачья дочь!

— Я тебе шею сверну, — пообещала я ласково. И подумала, что чем-то становлюсь похожей на сиу. Вот и враги появляются.

Личные.

— Хотя… — Молли потрепала меня по щеке. — Учитель милосерден. Он никогда не причинит боли тем, кого любит. Надо лишь понять для себя, достойна ли ты его любви.

И вперед подтолкнула.

А дверь взяла да раскрылась. Честно, ожидала, что там трубы заиграют, барабаны или еще чего. У нас в городе вот всегда оркестр для торжественных случаев выводят. На трубе играет сын мэра, а барабанщиком — шериф. Остальные уж как придется, но играют громко. Матушка правда говорит, что не всегда по нотам, но ведь главное, что получается торжественно.

А тут…

Снова дорожка.

На сей раз, правда, золотая. И мебель тоже золотой тканью обтянута. И шторы с золотыми розами да коронами. А матушка утверждала, что излишняя тяга к золоту и показушности — свидетельство дурного вкуса. Если так, — матушке своей я верила — то человек, что гордо восседал в огромном золотом кресле явно со вкусом имел проблемы.

Так вот он какой…

Змееныш.

И вправду Змееныш. Старик, он был… не знаю, таким, что дух захватывало. А этот… этот похож, да. И красивый. Только прямо коробит меня от этой красоты.

Черты лица правильные.

Волосы зачесаны гладко.

Костюм… черный, а не золотой. Но в ухе поблескивает серьга, а на тонких пальцах — перстни. Помнится, Кархедон тоже их любил. Может, это у него драконья кровь так проявилась? Но я-то в себе любви к золоту не ощущаю.

Я прислушалась.

Точно не ощущаю. И трепета душевного. А вот Молли… стоило ей увидеть этого вот засранца, как поплыла, иначе и не скажешь. Вот пристрелите меня, если я когда-нибудь хоть на кого-нибудь буду глядеть таким вот овечьим беззащитным взглядом, полным немого обожания.

Рот её приоткрылся.

Щеки заалели.

И ресницы дрожат.

— Я… привела её, — сказала она низким хриплым голосом. И у меня от сказанного прям уши загорелись.