Еще более дикий Запад
- Автор: Екатерина Лесина
- Жанр: Любовная фантастика
Читать книгу "Еще более дикий Запад"
Глава 34. О том, что действительность не всегда соответствует ожиданиям
Августа открыла глаза.
Несколько мгновений она просто лежала, такая бледная, хрупкая, с неестественно огромным животом, который за последние дни увеличился, и Чарльз крепко подозревал, что это — совершенно ненормально. Но она открыла глаза.
И лежала.
Слушала.
— Здравствуй, — тихо произнес Чарльз, осторожно коснувшись руки. Сквозь пергаментную кожу проступали сосуды, и казалось, что, стоит надавить, и кожа эта лопнет.
Синеватые ногти.
Синеватые губы.
Ублюдок умер слишком быстро после того, что он сделал.
— Здравствуй, — эхом отозвалась Августа. Шепот её был тише голоса ветра за окном. Но Чарльз услышал. И улыбнулся.
— Это ты? — столь же тихо спросил он.
— Ты пришел за мной? — Августа повернула голову к нему.
— Да.
— Зачем?
— Чтобы спасти.
— Я не просила меня спасать.
— Ты… помнишь?
— Помню.
— Что?
— Все помню, — её безмятежная улыбка пугала. — Помню, что жила. И любила. И была счастлива.
По спине побежал холодок.
— Помню, что меня тоже любили.
— Не только тебя.
— Не только. Но он бы понял. Уилл. Рано или поздно, но он бы понял, что ему нужна лишь я. И отослал бы прочих. И мы жили бы втроем. Он, я и наш сын.
— Или дочь?
— Сын. Ему нужен сын, — она попыталась сесть, и Чарльз поспешно сунул за спину подушку. От Августы пахло болезнью и… безумием?
А оно имеет запах?
Похоже, что так.
— Что ты мне дал? — поинтересовалась она. — Сиу намешала? Еще та тварь… нелюдь… знаешь, Уилл заставил бы их склониться пред его величием.
— Украв артефакты?
— Он не крал. Они сами принесли, — Августа откинулась на подушки и погладила живот. — Они присягнули бы на верность. И он был бы милостив к своим подданным. Ко всем подданным.
— Ты встречала деда?
— Конечно. Он приходил. Самоуверенный козел.
Это какая-то другая Августа. Та, прежняя, его сестра, в жизни не опустилась бы до того, чтобы обозвать кого-то.
— Тоже думал, что умнее всех. Решил воспользоваться Уиллом… ты его убил?
— Не я.
— Не важно. Он бы все равно умер. И остальные… все, кто мешал нашему счастью. И не понятно только, почему ты жив?
Она поглядела так требовательно, что даже стало неудобно.
— Августа…
— Я бы стала императрицей.
— А я бы умер?
— Возможно. Или занял бы достойное место у трона.
— Служа самозванцу?
Странный разговор. Разве о том надо? Надо спросить о самочувствии. И заверить, что теперь-то все закончилось, что они скоро отправятся домой, всего-то пару дней нужно, порядок навести и заправить баки дирижабля летучим газом.
А там…
— Он не был самозванцем, — глаза Августы блеснули. — Он был драконом! Возрождавшимся! А ты… ты его убил!
— Не я.
— Конечно, твоя потаскуха…
— Замолчи.
— Она пришла. Обманула… и убила! Ты и она… будьте вы прокляты!
Этот визг ударил по ушам. И мрачноватого вида сиделка, присланная Дэном, поспешно перехватила руки Августы.
— Не шали, девонька, — сказала она неожиданно мягким низким голосом. — О ребеночке подумай.
— Он… он родится!
— Обязательно, — сиделка была крупной и грубоватой женщиной, до того некрасивой, что и смотреть-то на неё было неприятно. — Обязательно родится.
— Сын.
— Может, и дочка.
— Сын нужен! — заспорила Августа, неожиданно успокаиваясь. — Уиллу нужен сын!
— Будет и сын.
— Наследник!
— А то.
— Он родится… он вырастет. Я расскажу ему все. И он вас убьёт! — радостно завершила Августа, откидываясь на подушки. — Пить хочу.
— Сейчас, детонька. Водички? Или вот бульончику? Бульончик хороший, бульончик силы даст. Давай-ка ложечку… вот умничка… у такой красавицы…
Сиделка ворковала, успевая и подушки взбить, и одеяло поправить, и удержать Августу, обжигающий взгляд которой не обещал ничего хорошего.
— Чтобы детки сильными были, и матушка должна быть сильной.
И Чарльз поднялся. Может, лекарство не подействовало? Или… или не подействует вовсе? Что, если дело не в привороте, что если именно эта любовь, она настоящая?
Он вышел и прикрыл за собой дверь.
Прислонился к створкам, закрыл глаза. Боги, как он устал… и от Запада, и от всей этой истории.
— Не помогло? — Милисента подпирала стену.
— Не знаю. Я боюсь, что и не поможет. Что дело не в нем, а в ней самой.
— И что дальше?
— Понятия не имею, — вынужден был признаться Чарльз. — Я как-то не думал. Я… я ж считал, что и вправду нужен. Что приду. Спасу. И мы уедем. Она очнется.
Он подавил вздох.
Милисента взяла за руку и осторожно заглянула в глаза.
— Может… ей надо время?
— Может.
Только Чарльз начал подозревать, что время не поможет, что… и вправду, что дальше?
— Надо отвезти её домой. Там врачи. И целители. Здешнему я как-то не особо доверяю, — признался он. Пальцы жены были холодны. И сама она, наверное, замерзла. В этих башнях как-то слишком уж зябко. И он обнял Милисенту.
Просто взял и обнял.
— Есть те, кто занимается душами… не знаю… про них всякое говорят. Я не отдам её в…
— В дом призрения?
— Лечебницу, — поправил Чарльз. — Хотя есть очень хорошие, но все одно не отдам. Поместье… небольшое и тихое. Найму кого-нибудь, чтобы присматривали. Опять же… может, это от беременности? Я слышал, что беременные женщины часто разум теряют.
— Может и так.
— Не особо на это надеешься?
— Не знаю, — честно призналась Милисента. — Я её вообще боюсь. Но постараюсь как-нибудь привыкнуть. Мы ведь родственники теперь? Или как?
— Родственники.
От неё пахло травами.
А дверь стоило бы запереть. И без присмотра Августу оставлять нельзя, хотя с ней сиделка, но все одно сказать надо, чтобы не отлучалась. Вдруг да Августа решит наложить на себя руки?
Почему-то эта мысль не напугала.
Напротив, та, кого он увидел, не станет убивать себя. А вот эта мысль уже напугала. Но не настолько, чтобы выпустить жену.
— Значит, план имеется, — сказала та.
— Имеется.
— И это хорошо. Эдди… в общем, сказал, что дирижабль почти готов, что можем вылетать, как соберемся.
Наверное, стоило порадоваться.
Скоро все и вправду закончится, пусть и не так, как ожидал Чарльз. Но… главное, скоро закончится. И он вернется, наконец, домой.
Или нет?
— Когда ты много думаешь, то становишься слишком серьезным, — сказала Милисента. — Голова не болит?
А глаза у неё все еще золотые.
И волосы темные, непослушные. Смуглая кожа. Резкие черты лица. Удивительные черты, которыми нельзя не залюбоваться.
Тянет коснуться.
И Чарльз касается.
Сердце замирает. А потом отмирает.
— Ты удивительная, — больше не хочется думать ни о чем.
О плохом.
О хорошем тоже.
Хочется стоять вот так, вдвоем. Вечность. Или две. Две вечности всяко лучше одной. И ловить улыбку на её губах. Наверное, это нехорошо.
Категорически.
Нужно помнить… плевать на все, что нужно помнить, в том числе и на приличия. У него жена есть.
— Я соскучился, — признаваться в этом легко.
— Когда успел?
— Вот только что.
Она смеется, тихо и от этого смеха кровь закипает, а глаза становятся еще более желтыми.
Золото.
У него сокровище, такое, которое Чарльз никому не отдаст.
— Идем, — его тянут за руку.
— Куда?
— Куда-нибудь. Отсюда.
Да.
Отсюда.
Прочь от двери, только запереть на ключ. Совесть? Молчит, проклятая. Или нашептывает, что Чарльз имеет право отдохнуть, что за Августой присмотрят. Что с сиделкой ей даже лучше…
— Идем.
Эхо собственного голоса тонет в коридоре. Шаг переходит на бег. Главное, руки не выпустить. И пусть сердце обрывается, а в висках стучит кровь, но главное — не выпустить её руки. И Чарльз справляется.
Перед дверью он задерживается.
— Ты… — в золотых глазах переливается пламя. — Будешь моей женой? По-настоящему?
— Ох ты и бестолочь…
Пламя того и гляди выплеснется, и тогда Чарльз сгорит. От любви и страсти, и может, еще от чего-нибудь. Он не слишком-то разбирался в переполнявших его чувствах. Главное, что сгорит.
— Будешь?
— Буду. Куда я денусь. И… кажется, я тебя люблю.
Она произносит это так тихо.
И Чарльз повторяет эхом:
— Люблю.
И снова смеется. Точно, бестолочь. Разве так себя ведут? Не так. Главное… главное, что огня становится вдруг так много, что Чарльз понимает: он не справится с ним один.
Но оказывается, огонь прекрасно можно разделить на двоих.
* * *
Что сказать?
В книгах, оно как-то иначе все было. Даже не могу сказать, в чем иначе, но точно не так. И это вот странное чувство, когда вроде и все хорошо, но страсть до чего стыдно, как от него избавиться?
И вообще… что надо делать?
Ну, дальше?
Лежать? Вставать? Говорить чего? А чего? Поэтому и лежу тихо-тихо. И он лежит. Муж, стало быть. Теперь-то нас ни один суд не разведет, а я не могу понять, хорошо это или нет. И потому гляжу.
Разглядываю.
Пятна поблекли чутка и вообще уже не выглядит он таким потрепанным, как прежде. Волосы вот отросли и торчат иголочками. Я не удержалась и потрогала.
— Ты как? — тихий такой вопрос.
Пожимаю плечами.
Обыкновенно.
Или нет?
— Не поняла еще, — подумав, добавила. — Повторить надо. Ну… потом.
— Потом повторим.
Серьезный опять.
…сиу дала мне шкатулку. Длинненькую, вроде той, которую я храню, но еще не нашла, как открыть. Теперь вот буду две хранить. Только та, что от сиу, легко открывается. Внутри — крохотные склянки числом дюжина.
На всякий случай.
— Я не знаю, дозволено ли мне будет вернуться, — сказала она.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умерла.
Я ответила совершенно искренне, а сиу склонила голову.
…Дэн обещал поднять документы, те, что сохранились, потому как и вправду с работорговлей в городе все строго было. И стало быть, записи должны остаться.
А по записям и человека найти можно.
…если будет кому искать.
— Если ты не вернешься, — я коснулась её руки. — Пусть вернется твоя сестра. Если захочет. Пусть найдет меня. И я помогу. Чем смогу.
…Дэн сказал, что местные не стали бы рисковать, покупая сиу. И скорее всего, искать мальчишку нужно там, на Востоке.
Вот и поищу.
Или попрошу Чарльза.
— А если нет, то… я постараюсь перевезти твоего сына сюда. Если он захочет.
Сиу умели улыбаться так, что не создавалось ощущение, будто тебе вот-вот горло перережут.
— Спасибо.
— Не за что.
— Это сок темной травы, — она коснулась первого флакона. — Она растет в Мертвом городе, и брать её можно лишь при свете луны. Тогда она сохранит силу. Капли будет довольно, чтобы подарить безумие. А две дадут покой.
— Вечный?
Она слегка кивнула. И коснулась второго флакона.
— Вытяжка из костей мертвеца…
…двенадцать флаконов. Две дюжины ядов. И надо бы сказать о таком подарке Чарльзу, а я вот молчу. Лежу, разглядываю его.
И думаю.
Что могу убить человека двенадцатью способами. И никто ничего не поймет. Скорее всего. Пара капель… и самой становится жутко.
Я же не всерьез?
Или…
— Сиу кое-что дала мне, — я давлю в себе саму эту мысль, до того пугающую, что пальцы холодеют.