Крылья пепла

Глава 9

Людские земли

— Долог день, долог путь и далек

Через ночь от зари до темна.

От меня до тебя — огонек,

От тебя до меня — тишина, — заунывно выводил где-то в одной из попутных телег в охвостье обоза девичий голос.

Вейне, развалившись поверх плотно увязанных тюков, от нечего делать вяло перебирал струны в такт мелодии, иногда прерываясь, чтоб отпихнуть каурую морду. Эйт всученную обозником кобылу даже к борту не привязывал. Сама рядом шла. Лошади от чего-то приглянулись так и не убранные волосы, и она норовила подцепить темными губами пряди, разметавшееся по грубой серо-зеленой ткани. Подцепила.

— Аш… Хашши’ин[1]!* Животное! — дернулся Эйт, стеганув кобылу краем плаща поперек храпа. Золотистая копна обеднела всего на несколько волосков, но и они были горячо любимы владельцем. Лошадь отскочила, фыркнула и снова вернулась.

— Любят тебя бабы, Вейне, всякие, — хохотнул Хафтиз, он ехал верхом с другой стороны телеги, которую ровно тянула пара приземистых короткогривых тяжеловозов с мощными ногами и длинной шерстью на бабках.

— Зря, — отозвался Эйт, приподнялся, ловко свернул часть волос узлом на затылке, добыл из кармана девчачью шпильку-заколку с камушком и прижал, чтоб не рассыпалось.

— Ты б еще серьги нацепил.

— Не, не буду, а то и мужики любить начнут, а я не такой, — ляпнул бесстыдник, поиграв темными бровями, такими ровными, что и девица позавидует. Заново умотался в плащ и улегся обратно на тюки, водрузив кейтару на поджарый живот. Темное дерево отблескивало по краю тонкой золотой нитью, затейливым узором вплавленной в лак. Шесть тугих струн, резонатор каплей, черный гриф с такой же золотой нитью по краю, головка в тон корпусу и колки с радужными яшмовыми вставками.

— Ты разбей тишину, позови

Через ночь, через тьму дорог.

Ветром, птицей в окно лети,

Потому что ждет огонек, — печалился голос.

Длинные пальцы прижали было лады на грифе, но рука застыла, так и не коснувшись струн, и мелодия осталась где-то между.

Ждет огонек… Скоро огня будет вдосталь.

Что такого везет хозяин обоза, почтенный купец тен’Мори́к, что ему понадобилось огибать не слишком прямой, но относительно безопасный Княжий тракт, тратиться на полторы дюжины наемников к имеющейся личной охране и ехать по практически заброшенному Лоскутному пути? Отсутствие надзирающих из Торговой палаты и таможенной пошлины на границе края Файретине? Время в дороге вдвое короче, но опаснее стократ. Разбоничьи ватаги из обнищавших крестьян, особенно активные по весне, так, мелочь. От них можно отбиться или откупиться. Пепельники репой и деньгами не возьмут. Хотя сплав серебра с аэрвелном[2]* их замедляет. У Вейне было в тайнике несколько монет со специальными насечками на ребре, позволяющими даже не владеющему даром отличать их от других сребников. Такая же редкость, как работающие артефакты или полные накопители. Чистый аэрвелн мог бы легко развеять озлобившуюся неотпетую душу, погибшую от темного огня Янэ. И тот самый меч, что Вейне прятал в запертых ножнах, тоже мог.

Как сильно придвинулся край Горнила к дороге? Как далеко от очага забредают пепельники? Раньше было два полета стрелы и один. Их приход выдает серый снег. На самом деле не снег, конечно. Откуда над Горнилом браться снеговым тучам? А вот пепла там полно. И он обжигающе ледяной.

Щеки коснулось холодное, и задумавшийся Эйт вздрогнул — всего лишь заклепка на болтающемся поводе. Лошадь снова попыталась закусить волосами. Вейне отложил кейтару, подобрал поводья и в два приема оказался на кобыльей спине. Стремена были коротковаты, седло — неудобное.

— Прогуляюсь, — сказал он Хафу и направился к середине обоза.

Он неспешно двигался вдоль повозок, кивал знакомым наемникам, послал воздушный поцелуй Кайти, снова поглазел на серых полукровок, которых везли в фургоне с решетчатыми стенками. Наткнулся на Кетана, получил распоряжение дежурить в ночь. Поравнялся с обозничим, подоставал его вопросами о надбавках «за кровь». Поулыбался выглянувшей из фургона наложнице тен’Морика, полюбовался пышными прелестями, но тут его отвлекли.

— Вынюхиваешь? — спросила Кайтмарен.

— Любуюсь, — отозвался Эйт и не без удовольствия прошелся взглядом по гибкой сильной фигуре наемницы. Перевязь с метательными ножами пряталась под плащом, над краем сапога выглядывала рукоять кинжала, из-за плеча — лук со спущенной тетивой, но Вейне не один раз видел, как ловко и быстро Кайти ее натягивает. И как стреляет тоже. Так же быстро и ловко, как тычет кинжалом в интересные места.

— Слышала, ты этой ночью в дозоре, — сказала она. — Пустишь погреться?

— Места у огня достаточно, — пожал плечами Вейне.

— Споешь для меня «Рассветную тайну»?

Эйт развернул лошадь, приблизился, насколько это было возможно и, склонившись к острому ушку Кайти, прошептал:

— Я сам выбираю, когда петь, что и кому, таэро’аше. Но ты приходи, вдруг повезет.

— Не груби, тиэн, — так же шепотом ответила она, почти касаясь губами его губ, что было на грани приличий, ведь поцелуи — для жен и невест, а никак не для случайных подружек. — Будь мы в Землях, Вейне…

— Мы не в Землях, Кайти, и я волен поступать, как мне вздумается, так же, как и ты.

Он вернулся обратно к крайней телеге и Хафтизу, и медленный скучный день прошел медленно и скучно. Вейне любил медленные и скучные дни в дороге, когда можно просто ехать, просто есть, просто разговаривать, а потом сидеть у костра, смотреть на пляшущие над огнем рыжие искры, слушать ночь, просто… Когда не нужно касаться оружия, когда не нужно убивать.

На ночевку встали прямо на дороге. Съезжать смысла не было — никому не помешаешь, только стянулись кучнее и выпрягли лошадей. По обе стороны затеплились огни костров. Кетан ругался с обозничим, что охранять «эту соплю» вдвое сложнее, но тот послал его сначала к тен’Морику, а потом к навьим на ухо.

Как только окончательно стемнело и обоз почти уснул, исключая дозорных, Кайти пришла к костру. И Вейне все же пел. Не то и не для нее, но она слушала, потому что ей тоже было о ком скорбеть. А Эйту казалось, что кто-то далекий смотрит в спину, и вспоминались теплые сумерки в Райвеллине, призрачный свет от статуй в Саду застывших слез и, неожиданно, грязноватый задний двор трактира, серые глаза и тонкое запястье с синеватой от холода косточкой.

— Когда зацветет терновник,

Ты выйдешь ко мне босая…

Терновник, тьерт… Светоч, Сияющий-во-Мраке, Разделивший Свет, Владыка земель Элефи Халле, светлый Таэрен тен’Тьерт… Я помню, что обещал.

____________________

[1] Хашши’ин — нецензурное ругательство.

[2] Аэрвелн — мертвый металл, поглощает любую магию, не заключенную в артефакты, самое крупное месторождение аэрвелна находилось во владениях опального дома тен’Нихио.