Крылья пепла

Глава 14

Стеша кралась мимо двери по коридору прочь, когда Кайти развернулась чтобы уйти. Прошла как мимо пустого места. С глазами такими же пустыми и отчаянными и за рукава кетлу себя дергала, будто переливчатый густо-малахитовый наряд виноват был, что у нее никак не складывается. Стеша видела витражи — картины из цветных осколков. Чтоб целая вышла, нужно много сложить.

— Такая мелочь, а шума как от лошади. Куда бежишь, лойри[1]?

Вот зачем элтаре было именно в этой части Дворца комнаты себе выбирать, будто комнат мало. Но его будто на веревочке тянуло. Или дело в Кайти, что норовила быть ближе к Эйту, а Кхетаан — за ней. Опять они вместе, как у одного костра, но порознь. Только Хафтиза не достает. Но наемник сразу сказал, что ему «в покоях» тесно и дышать нечем. Спал, где придется, и чаще мотался по округе и с охотниками, чем бывал во Дворце. А когда бывал — больше жаловал кухню, столовую и хозяйственный двор.

Кхетаан стоял в дверном проеме. И проход вроде не загораживал, но так смотрел, что пройти было никак.

— Любишь ты подслушивать, мышка-птичка.

— Двери закрывал бы, никто и не слушал бы.

— Это старый обычай, свет тен’Шайти. Здесь нигде замков нет, кроме как на воротах города. Открытая дверь — приглашение. А в личных комнатах и дверей нет. Раньше элле не таились друг от друга. Потом стали.

— Зачем ты следишь за мной, таэр?

— Не слежу. Смотрю. Всем хочется чуда.

Элтаре развернулся, мотнулась черная коса. Плетение и правда вышло очень красивым, Стеша не умела так плести. Перед посадкой на корабль Вейне сам ей волосы плел, а от пальцев было тепло и щекотно.

Добравшись до своих комнат, Стеша отдышалась и достала кетлу. И браслет. И перебирала мысли и слова, чтобы сказать Вейне о Горниле, и пока перебирала — вымылась, надела летящий шелк, а волосы оставила. Пыталась плести, но выходило не очень, и она сдалась. Тусклое серебро за эти полгода стало светлее и взялось отсвечивать янтарем на изгибах, будто Стеша сидела у костра и пламя так в волосах отражалось. Это и было пламя.

Ворвавшийся, как предштормовой ветер, Эйт сверкал глазами будто Стешу нужно было спасать, замер посреди комнаты и засиял. Лицо расплылось в улыбке, он обошел Стешу, как кот миску со сметаной и едва не облизывался.

— Вот красота, — урчал он, — давай не пойдешь на этот праздник? А то все смотреть станут, а мне жаль.

Можно бы и не пойти, но это же их первый настоящий праздник. А Эйт уже за руки взял, одной своей рукой, а другой волосы перебирает. И лоза цветет по запястьям, пробирается по шее на лицо.

— Будешь в танце со мной, Вейле’ти?

— Я ваших…

— Наших.

— Я танцев таких не знаю, — смутилась Стеша.

— Что там знать, птичка? Два-три шага, парочка поворотов и все танцы. Куда я — туда и ты. Ничего сложного.

— Куда я, туда и ты, — повторила Стеша. — Это хорошо. Я тебя попрошу сейчас, но на потом. Отвести меня кое-куда. И дам тебе за это кое-что. Подарю. Взамен.

— Когда кое-что просят и кое-что за это дают, это уже не просьба, а договор найма, — подергал бровью Эйт. — Предварительный с предоплатой. Раз сейчас, но на потом. Только я и так весь твой, без всяких предоплат. Ты мой зад видела прежде, чем имя узнала. Но мне все равно любопытно.

— Это кое-что очень ценное. Даже для элфие. — Стеша старалась говорить серьезно, но когда Вейне принимался дурачиться, сдержать улыбку не было никаких сил. Она торопливо сунула руку в скрытый в складках кетлу карман и показала браслет.

Вейне смотрел долго, на серебро, жемчужные слезки, голубоватый лунный камень и другие прозрачно-голубые, похожие цветом на его собственные глаза, камешки, названия которых Стеша не знала. И теплая лазурь остывала до густой буревой сини, подернутой по краю пепельно-серым. Больным. Это была старая боль. Так прячется под почерневшим настом снег на обочинах дороги и в глухих оврагах под прелыми листьями. Так пахнут костры по весне, когда завах цветущих вишен мешается с гарью. И свет. Как ножами вскрывающий рану рвется сквозь все это и слепит глаза до слез.

— Не плачь, ласточка, не твое горе, а я дурак, не успел закрыться. — обнимал, прижимал к себе, гладил по волосам, как дитя. — Прости. Хороший подарок. Очень ценный. Память всегда самое ценное, что только может быть, и забыть — потерять навсегда.

Он осторожно отстранился, взял браслет и повернул. По внутренней стороне бежала строчка в усиках и завитках. Стеша так и не разобрала, написанного.

— Каан’кае фейриене тьерт[2], — прочел Вейне. Каждый произнесенный звук отбивался внутри эхом, заставляя натянутую струну дрожать. — Когда зацветет терновник. Откуда он у тебя, цве… ласточка?

— Дядюшка Тома отдал, когда прощался. Сказал, у него другой родни нет.

— Я согласен. С одним условием. — Эйт взял Стешину руку, приподнял рукав кетлу, обнажая расцвеченное рисунком лозы запястье с угловато торчащей косточкой и надел на него браслет. — Вот так он для меня еще ценнее.

Он склонился к руке, обняв кисть своими ладонями, будто птенца держал, прижался лбом, виском, щекой, губами, снова к себе привлек и обнимал, будто она куда-то от него денется. Когда сердце его успокоилось, перестав биться о клетку ребер, отпустил.

— У элфие больше нет чудесных городов, растущих из камня, как цветы в Саду Фея. Куда прикажешь тебя отвести, неугомонная пташка?

— К краю мира. К Горнилу. Не сейчас, потом. Как-нибудь. Ты спрятал мой огонь, но он чует другое пламя и зовет меня туда. Ты говорил, что был там.

— Был. Там не место живому.

— Оно мне снится. Лучше мне быть подальше от всех, когда придется дать огню волю. Иначе случится как на пляже. Я испугаюсь и пораню кого-нибудь. А я не хочу. Это страшно. Живое серебро, что ты надел на меня почти истаяло.

— Я найду еще.

— Ты обещал, что отведешь.

— Не сейчас, потом. Я помню, что обещал, Вейле’ти, — говорил Эйт и Стеша, опустив глаза видела, как рассыпается пеплом рисунок лозы на его руке, прорастает сквозь серое сверкающим голубым и снова осыпается. И нужно было снова его разбудить, спрятать от прошлого.

— Вейне…

— Да, свет мой?

— Заплетешь мне волосы как тогда? А то… А то у Кхетаана коса красивее, чем у меня выходит, — выпалила Стеша и прикусила губу, таким озадаченным сделалось лицо Эйта.

— Я придушу эту сумеречную заразу, — рыкнул Эйт и дернулся. Стеша вцепилась в его рукав, хохоча и упираясь, проехала подошвами по полу, а потом разобрала, что Эйт это не всерьез, поскольку рванул он не к двери, а к зеркалу, где после Стешиных попыток в беспорядке валялись гребни и заколки.

________________________

[1] Лойри — мышонок.

[2] Каан’кае фейриене тьерт — букв. время после цветения терновника (каан — время, ограниченное определенными рамками, конечное; ’кае — после; фейриене — цвести; тьерт — терновник)