Крылья пепла

Глава 3

Была Стешина очередь помогать на кухне. Готовить она была не мастерица, зато ловко нарезала, чистила, лущила, перетирала. Она только проводила Эйта, ушедшего с охотниками. Но не в сторону гор, через Вторые ворота, а к пустоши, через Первые. Иногда охотники уходили туда. Возвращались без добычи, вымотанные и уставшие. И зачем ходить?

— Вот святая простота, — изумилась Сирина, с которой Стеша на пару чистила фасоль. Стручки под пальцами легко раскалывались, обнажая разноцветные пестрые зерна для будущего супа. Разделанные на кусочки тушки огневок ждали в огромном котле. — Они же не за той добычей, за какой в горы идут. Или думаешь, раз нас Поборники не трогают, так и мы про них забыть должны? Будем жить, не выглядывая, так они прямо под стеной соберутся, а мы и не узнаем.

Сирина сердито ссыпала лущеную фасоль в широкую миску чтобы промыть.

— К людям они подались. Без телег, налегке конными, даже в объезд со стороны, день туда, день обратно, это не трое суток обозом тащиться с поклажей и дитями, как мы шли.

Стеша распереживалась. И сколько он уже так «охотиться» ходил, когда говорил, что идет горных козлов по ущельям гонять?

Следующие пару часов прошли как в тумане. Заглянувшая на кухню Фелье принялась сначала браниться за неловкость, ворча, что сегодня Стеша с Хани поменялись, а потом в глаза заглядывала и все выспрашивала, не тошнит ли, не болит ли где? Затем и вовсе отослала прочь.

Но к ужину помогать и другой день, и на третий Стеша продолжала приходить. Фелье перестала гнать. За работой ждать было легче. Лучше бы не знать…

На четвертый день Стеша напросилась к Фею. С праздника уже порядочно времени прошло, а она больше так и не осмелилась пойти к древу, будто Кхетаан, догадавшийся о ней, снова будет там ждать. Элтаре утверждал, что Эйт тоже догадался, но Эйт продолжал вести себя как прежде, только вещи свои перетащил к Стеше, заняв дальнюю комнату. Она как-то вернулась — а он там. На круглой кровати, голову вниз свесил, отросшая коса корзинкой свернулась на узорчатом полу, а глазищи с прищуром так и блещут, будто сказать хочет: ну вот я, тут, принимай. И выходит теперь, они еще больше пара. Не потому ли Фелье про тошноту спрашивала, а подружки хихикают и принимаются всякий раз обсуждать, какой длины невестино покрывало краше смотрится? Толку от покрывала если она, судя по всему, до невесты не доросла еще. Смотреть можно, руки и макушку целовать можно, шептать и петь и мурашек голосом распускать можно, а больше — никак. И сны приходят такие, что в пору в холодную воду нырять.

Воды в утреннем Саду было вдоволь, как раз холодной. Роса усеивала кусты и листья, земля пахла близкой осенью и тонкие молодые яблоневые деревца, выращенные магией Фея, были усыпаны глянцевыми рябенькими плодами. Не крупными и еще кислыми.

— Нам бы солнышка, — приговаривал Фей и завлекал в Сад кого-нибудь из поющих ветру, гонять назойливые облака.

— И ты приходи почаще, Вейле, — щурился элфар-полукровка, и Стеша видела, как разбегаются морщинки от серых, почти таких же как у нее, глаз. — От тебя всегда тепло. Живому нужно живое тепло. Без тепла жизни нет. Только долгий сон. Мы здесь всё разбудили и теперь в ответе.

Вот Стеша и ходила, представляла, будто у нее внутри костер поет, как в ночь прощания, приседала, касаясь руками земли, и отдавала часть пламени, согревая. Делалось легче. Но всегда, когда тянулась к дару, она начинала слышать огненную бездну Горнила.

«Охотники» задерживались. Должны были еще вчера вернуться, Стеша подслушала, как говорили у конюшен мужчины. И Кайти ушла с одним из охотничьих отрядов, тоже, наверное, чтоб не маяться. Не к тен’Нихио же идти со своими тревогами.

И работа перестала спасать. Руки были заняты, а голову кроме как мыслями о Вейне занять было нечем.

Пятый день Стеша провела лежа на постели Эйта, свернувшись клубком, положив рядом с собой кейтару. Водила рукой по струнам в надежде, что эльф вот-вот явится, чтобы отругать, словно она за меч схватилась, а не за гриф, хотя сам ей кинжалькик подарил, улыбался довольно и говорил, что теперь она настоящая кусачая птичка, но ругать было некому.

Шестой день она встречала на вершине центральной башни. Отсюда было хорошо видно площадку перед Дворцом, широкую, выложенную светлыми плитами дорожку к Первым воротам, край стены и пустошь, очерченную развалинами и буреломом. Дальше все размазывалось кашей. Стеша пробовала тянуться и звать, но ничего не выходило, может Вейне был слишком далеко или она что-то делала не так.

Солнце поднималось выше, слепило слезящиеся от напряжения глаза, горизонт оставался неизменен. Измучавшись, Стеша опустилась на каменный пол. Отчаянно потянулась снова и мир качнулся. Она едва успела обрадоваться, что догадалась присесть, как услышала терпкий запах лошадиного пота, а в лицо ударило ветром.

Летели из-под копыт клочки травы и земля, азарт и звонкая ярость бурлили в крови, будто это она мчалась на лошади чуть пригнувшись к мышастой шее, это ее ноги сжимали напряженно ходящие бока, и это на ее спине ныли и будто гудели в ожидании два узких меча, скованные ножнами. Позади двигалось что-то злое, в злобе своей так похожее на проклятый дар, что Стеша слышала это почти, как сейчас Эйта — как себя. И оно нагоняло, хотело отнять ее теплый свет… Поборники.

— Рассыпаемся! — крикнул тот, в ком она отражалась, и дернул на себя тугие поводья.

Лошадь встала свечкой, разворачиваясь, едва не завалившись. Взвились в воздух копыта, плеснула на ветру серая, как туман, грива. Эйт, оставшийся в седле, будто прирос к нему, оглянулся, отмечая, куда направились товарищи, и краем глаза зацепил преследователей.

Снова окатило злобой.

Стеша почувствовала не свое удивление, затем изнутри будто повеяло прохладой и Вейне что-то пропел, без слов. Перед мысленным взором расцвела розетка из сверкающих нитей, сворачивающихся в узлы и спирали, и резкий порыв ветра вздыбил песок и пыль, отгораживая беглецов непроницаемой завесой. Остатки первой стены и густые, почти непролазные заросли приблизились, замелькали ветки.

Тишина. Упала. Удары сердца отдавались вибрацией, заставляя натянутую струну дрожать сильнее.

— Я скоро, хаэл’ти, — шепнул Эйт и обнял теплом, погладил, будто солнечный блик по коже скользнул. — Я близко. Не бойся. Жди.

И окончательно спрятался за ледяной коркой безмолвия. Но прежде, чем «спокойствие» огородило его от нее, Стеша успела заметить и понять, что у тех, кто преследовал, тоже была магия — мертвый слепящий свет, холодный и страшный.

— Мой, не отдам! — взъярилось пламя внутри, лавой растекаясь по венам.