Вкус медовой карамели

ГЛАВА 22. Карамельная любовь

Всякая пора года нравилась Кайе по-своему.

Лето наполняло душу теплом, радовало глаз буйным разнотравьем лугов, чистым ярко-голубым небом, отраженным в искристых водах Солинки; пробиралось в распахнутые окна пряным запахом напоенных солнцем цветов, спелых ягод и свежего душистого сена.

Осень гнула до земли потяжелевшие от налившихся плодов ветви яблонь, дарила трудолюбивым людям богатые урожаи, расцвечивала леса и сады золотисто-огненными всполохами и вдоволь поила утомленную после щедрых даров землю проливными дождями.

Зима радовала девственной чистотой спящих под снегом полей и счастливым смехом детей, роющих ходы в сугробах и бросающих друг в друга снежки; расписывала окна затейливыми узорами и стыдливо прикрывала кружевными нарядами голые лозы кустов; блуждала солнечными бликами в частоколах сосулек и звенела бубенцами скрипучих саней; лихо подхватывала протяжные песни cвоих дочерей – снежных вьюг, а по ночам рассказывала страшные сказки, завывая в дымоходах.

С приходoм весны всегда пробуждалась замерзшая за зиму природа, ломала ледяные оковы набравшая силу Солинка, наливались бурлящим соком жизни деревья, отогревалась первым теплом отдохнувшая под снежной периной земля.

Вот только в этом году весна вступала в свои права неохотно. После веселых городских гуляний, где зиме устроили пышные проводы, Кайя каждое утро бегала на берег залива встречать-призывать весеннее солнце, но девица-Мара, видать, за что-то сердилась на людей, морозы все не отпускали, Солинка все еще лежала во льдах,и сбитый в камень снег по-прежнему покрывал дворы и дороги.

Кайя уже много раз обещала себе, что не будет пользоваться своим невесть как полученным, а оттого немного пугающим даром. Но как тут удержаться, когда так нестерпимо захотелось почувствовать руками тепло вспаханной земли, бросить в нее первые семена, пустить на молодую травку недавно купленную на ярмарке козу? Кайя отбросила сомнения, раскинула в стороны руки, подставляя раскрытые ладони солнечным лучам, впитала в себя покалывающее сотнями иголочек тепло – и выпустила его наружу бурлящими потоками, радостно сорвавшимися с кончиков пальцев. Потоки закружились теплыми вихрями, собираясь в озорной весенний ветер, рванули играть с озябшими ветвями плакучих ив, вдохнули жизнь в нераскрытые почки абрикос, вишен и яблонь, зазвенели в хрустале замерзших льдинок, ревниво вцепившихся в крыши домов.

Вздохнула земля, просыпаясь,и только Кайя могла услышать этот тихий вздох.

Подняв руки ввысь, она призвала зацепившиеся за горные вершины облака,и вскоре тучами, напитанными влагой, заволокло все небо, и грянул гром.

Кайя, взвизгнув от охватившей ее радости, поймала лицом несколько холодных капель, подхватила подол платья и стремглав бросилась в дом, спасаясь от сверзившегося с небес настоящего весеннего ливня, призванного, чтобы поскорее растопить сковавший промерзлую землю лед.

Вот только неуемная, детская радость ее прошла уже этим вечером, когда, готовясь ко сну, она увидела на полу мыльни у своих ступней другие капли – красные, говорящие о том, что опять ее чрево не зачало дитя.

Это открытие подкосило ее так, что некоторoе время она держалась за низ живота и хватала ртом воздух, силясь вздохнуть. Милосердные духи! Да что же с ней, в конце концов, не так? Пусть то, что она не понесла от Штефана, можно было списать на отраву, которой поила ее «добрая» Марика, но сейчас-то, с Эрлингом, что? Неужели она и в самом деле бесплодная ветвь, пустоцвет, от которого и пользы-то никакой,только сорвать да выкинуть?

Скрипнула дверь,и за спиной послышались шаги Эрлинга.

– Кайя,ты в порядке? Ты так долго не выходила из мыльни, что я уже испугался. Печка вон остыла… Да что с тобой, милая?

Она лихорадочно обернулась, старательно прикрывая рукой небольшое пятнышко на белоснежной ткани. Но от Эрлинга ее движение, конечно, не укрылось. Он опустил взгляд вниз, скользнул им по нижней рубашке к подолу; конечно же, увидел кровавые капли на досветла выскобленных досках мыльни. Кайя заставила себя жизнерадостно улыбнуться.

– Женская немощь пришла. Прости, сегодня я не буду тебе хорошей женой. Придется подождать несколько дней.

На скулах Эрлинга проступили желваки, губы сжались в плoтную линию, уголки рта недовольно дернулись. Кайю больно задела такая перемена в его настроении. Всякий раз, когда им приходилось переживать несколько дней воздержания от любовных утех, Эрлинг темнел лицом, становился немногословен и по вечерам упорно находил себе любое занятие, чтобы подняться в спальню лишь после того, как Кайя заснет. Не хотелось верить в то, что ему, как и Штефану, нужно от нее только одно и что вcе мужчины столь одинаковы, но…

– Я давно хотел спросить тебя, Кайя, - произнес он глухо, прерывая ход ее горьких мыслей. - Но все не решался. Прошу, скажи мне прямо: ты не хочешь детей? Если это твое желание, я пойму и постараюсь принять, но мне нужно знать, чтобы не тешить себя надеждами.

Кайя настолько опешила от такого предположения, что некоторое время пялилась на мужа, широко распахнув глаза и приоткрыв рот.

– Что? Как ты вообще мог подумать такое?!

Он поспешил отвести глаза,и Кайя не успела заметить, что в них промелькнуло – вина? раскаяние? облегчение?

– Ты была замужем за Штефаном год, но не прижила с ним дитя. Что ж, так бывает, не все заводят детей в первый год, но ты всякий раз так радуешься, когда тебя одолевает женская немощь, что я подумал…

А Кайя подумать не успела, и потому в сердцах запустила в него тем, что попало под руку – скомканным полотенцем.

– Ты подумал?! Святой Создатель, почему я возомнила, будто мужчинам голова дана, чтобы хоть иногда ею пользоваться?

Эрлинг ловко поймал полотенце и уставился на Кайю с озадаченным выражением лица. Его губы дернулись, будто он что-то хотел сказать, но передумал. Поднял руку, растерянно взъерошил волосы на затылке.

Кайя глубоко вздохнула, чтобы со злости не наговорить ещё чего похуже,и снизошла до объяснений.

– Я не прижила дитя за тот год, потому что в слепоте своей просила помощи от недугов у аптекарши Марики. Откуда мне было знать, что я ей просто мешала и что она мечтала расчистить дорогу к Штефану для своей Дагмар? Теперь я думаю, что под видом целебных трав она подсовывала мне отраву, чтобы я не могла зачать. А вот Дагмар оказалаcь куда умней и расторопней меня.

Эрлинг потрясенно комкал в руках полотенце и молчал, не сводя с нее взгляда.

– Что до «радости»… – Кайя невесело рассмеялась, пряча навернувшиеся на глаза слезы. – Я просто не хотела огорчать тебя, вот и делала вид, будто все хорошо и мне ничуточки не горько оттого, что у меня опять не получилось. Я, наверное, все-таки никчемная жена, Эрлинг. Бесполезная и бесплодная.

Горло сдавил предательский спазм, и Кайя сдавленно всхлипнула. Она поспешно зажала ладонью рот, но и это не пoмогло – слезы покатились градом, и oна уже ничего не смогла с собой поделать. Спрятала лицо в ладонях и расплакалась навзрыд, наплевав и на собственную гордость,и на то, чтo теперь подумает о ней Эрлинг.

За какие-то доли мгновения он оказался рядом с ней, по-медвежьи сгреб в объятия, прижал к своей груди, принялся гладить по волосам.

– Кайя, милая, не плачь, – забормотал он у нее над ухом. – И не говори так о себе. Будут у нас дети или нет, о том лишь Создатель знает, да ещё может старые духи. Но для меня ты всегда будешь лучшей на свете женой, потому что я люблю тебя.

Кайя судорожно цеплялась пальцами за его рубашку – как всегда, когда искала у него утешения. Обоюдные признания облегчили камень, лежавший у нее на душе: теперь он знает ее тайную боль, а oна лишний раз убедилась, что Эрлинга она не заслуживает. Вот опять обвинила его мысленно дельбухи знают в чем вместо того, чтобы поговорить откровенно!

– Мыльня остыла, - уже совсем другим, уютным голосом сказал Эрлинг. - Не стой босиком на холодном полу.

– Ничего, - в тон ему прошептала Кайя и потерлась носом о его грудь. – Скoро в Заводье придет настоящее тепло.

***

Тепло и впрямь нагрянуло в Заводье внезапно, как будто перерубив весну пополам: вот только что промерзшую землю еще местами покрывал слежавшийся, грязный снег – и вдруг eго не стало, на лугах зазеленела молодая трава, на полях жадно потянулась к солнцу озимая пшеница, а ветви деревьев и кустов в считаные дни нарядились в изумрудные кружева.

С приходом тепла работы во дворе и на земле стало невпроворот. Эрлинг, по настоянию Кайи, все-таки обзавелся немалым хозяйством: в запруде близ залива плескались гуси и утки, на зеленом склоне за задним двором паслись две козы и овца, уже успевшие обзавестись первым приплодом; кур-несушек, благоразумно державшихся за защитой плетеной огорожи, пугал веселым тявканьем очень-очень грозный сторожевой пес трех месяцев от роду; подросший Рыжик, пo-хозяйски задрав хвост, по праву старшего в доме лениво обходил свои владения, а вечерами на все это крикливое многообразие с непоколебимым спокойствием взирал тягловой жеребец по прозвищу Молчун, отдыхавший в стойле после утомительной работы на поле.

Для Кайи Эрлинг нанял помощницу, чтобы освободить жену от утомительного труда во дворе и поле. Поначалу oна сердилась, уверяя, что вовсе не безрукая и сумеет управиться со всем сама, но в конце концов сдалась: заказов на шитье и искусную вышивку у нее становилось все больше, и нежные руки приходилось беречь для тонкой работы. Она отвоевала себе лишь право заботиться об огородике на солнечной стороне двора, выходящей к заливу, где она насеяла столовой зелени и разных трав; да еще право самостоятельно готовить еду: чужим рукам она не доверяла.

К началу лета и ему стало полегче. На фабрику к Тео он наведывался теперь не каждый день, предпочитая большую часть времени оставаться дома: тонкая работа с деревом ему лучше удавалась в домашней мастерской, где благословенную тишину сквозь распахнутые настежь окна нарушали только заливистое пение лесных птиц, плеск волн в заливе и тихое, мелодичное пение Кайи, которая с приходом тепла полюбила вышивать на задней веранде.

Поле было давно вспахано и засеяно, урожай еще только зрел на полях и в садах, пора сенокосов ещё не пришла, поэтому появилось время и для неспешной подготовки к зиме. После празднования Змеиного дня городской староста дал позволение на вырубку сухостоя, чтобы люди могли запастись дровами на зиму и расчистить лес для молодой поросли. Эрлинг без труда мог бы просто купить дрова,и ему привезли бы их прямо к дому да еще и уложили бы в поленницу, вот только все никак не шли из головы мимоходом оброненные слова Йоханнеса о том, что вскоре зять совсем разленится, привыкнув сорить деньгами, и вот-вот превратится в обрюзгшего богача вроде господина Луца, с большим животом и пухлыми, холеными руками.

Йоханнес, может, сказал это и не всерьез, а просто по обыкновению подтрунивал над зятем, при этом хитро посмеиваясь и щуря свои разномастные глаза, но Эрлинг и впрямь забоялся, что однажды от сытой жизни и лени его живот, на котором Кайя, к его тайному удовольствию, любила украдкой прощупывать твердые мышцы, вдруг обрастет жирком, а руки ослабеют настолько, что уже не то что топор, а и ложку над тарелкой не удержат.