Вкус медовой карамели

ГЛАВА 7. Два сватовства

Кайя шла рядом с отцом, вложив ладонь в его теплую руку,и от смущения кусала губы. Что за злой дух в нее вселился, всякий раз подбивая совершать глупые, недостойные воспитанной девушки поступки?

Эрлинг после того короткого разговора к ним больше не заходил, целыми днями пропадая в своем новом доме, а ее, как назло, почему–то вдруг потянуло увидеться с ним. Разумеется, у нее имелась причина для встречи: она все ещё переживала из-за его поездок к дознавателям в Декру и готова была в любой момент предложить свою помощь в качестве свидетеля. Она долго убеждала себя в том, что дело именно в этом, но в конце концов перестала лгать самой себе: ей просто захотелось встретиться с ним, просто так, без всякого повода. Она вдруг осознала, что ей стало не хватать всего того, что поначалу так раздражало ее в нем. Хотелось вновь увидеть искреннее восхищение в его серых глазах, чуть кривоватую, но добрую улыбку, услышать голос – низкий, с едва слышной хрипотцой, насладиться его смущением из-зa ее неуемного озорства.

Прекрасно понимая, что отец и братья вот-вот и сами скоро вернутся домой, Кайя поспешно собрала в корзинку еду и, на ходу бросив Ирме, что отнесет им ужин, побежала под проливным дождем к дому над заливом.

Отца она увидела еще издали – он размашисто шагал по размытой дороге, глубоко надвинув на лицо капюшон и не глядя по сторонам. Иво и Мартин, нарочно подпрыгивая в самых глубоких лужах и поднимая сапогами россыпь темных брызг, следовали за ним, как маленькие лодки за большим кораблем. Сердце Кайи екнуло – надо же, опоздала! Но тот самый злой дух, время от времени сбивавший Кайю с праведного пути,и сейчас заставил ее отпрянуть в сторону, под крону ветвистой ольхи. Отец и братья прошли мимо, не заметив ее. А Кайя, чувствуя вместо раскаяния какую-то неправильную, как от шалостей в детстве, радость, продолжила путь к дому Эрлинга.

Лишь переступив порог чужого дома, она на короткий миг засомневалась – разве позволительно для порядочной девушки то, что она сейчас делает? Явилась одна, а в доме никогo, кроме новоиспеченного хозяина…

Но Эрлинг прямо с порога сумел развеять эти сомнения – на лице его отобразилось такое неподдельное изумление, что Кайя мгновенно развеселилась. Она едва сдержала глупый смешок, когда он, растерявшись, ударился головой о какой-то выступ на стене, но тут же одернула себя – смеяться над чужой болью, даже в столь забавных обстоятельствах, уж точно недостойно воспитанной девушки.

А ведь рядом с ним ей было хорошо. Уютно. Весело. Все время хотелось чудить и смеяться. Лишь в один миг она немного испугалась: когда он смотрел на нее близко-близко, каким-то чужим, застывшим и потемневшим взглядом – и, кажется, совсем ее не слышал. В тот миг Кайе почудилось, что еще немного – и он ее поцелует, и отпрянула, пораженная собственными мыслями.

Хотелось ли ему?

Хотелось ли ей?

На эти вопросы у Кайи не нашлось ответов, да и боязно было бы их узнать, но от раздумий у нее почему-то пылали щеки и горели уши.

Да нет же, что за глупости. Эрлинг не такой. Она ему нравится, cовершенно точно нравится – уж это-то oна могла уловить своим безошибочным женским чутьем, и даже позволяла себе слегка его поддразнить, - но он ни за что не стал бы целовать чужую невесту.

Чужую невесту. От этой мысли Кайе почему-то взгрустнулось. Штефан так и не приходил к ней с тех пoр, как они виделись в городской ратуше. И ей вдруг подумалось, что она не очень-то и расстроится, если он так и не придет.

И вновь ее бросило в жар, когда она осознала , о чем думает. Да что это с ней такое, в самом деле?

Поздно вечером, когда все улеглись спать, Кайя лежала на своей кровати без сна и слушала , как тяжелые капли дождя барабанят по черепичной крыше, как завывает во дворе ветер, пытаясь пробраться сквозь толстое стекло окна, как тихо скрипит кровать родителей в комнате по соседству и как на соседней кровати ворочается и вздыхает Грета.

– Что-то случилось, сестренка? – не выдержав,тихо спросила Кайя.

Грета на миг затихла, а потом выскользнула из своей постели, пробежала на цыпочках к Кайе и забралась к ней под одеяло. Обняла за плечи и горько вздохнула, защекотав дыханием шею.

– Не могу поверить, что скоро ты насовсем уйдешь в чужой дом.

Кайя улыбнулась в темноту.

– Еще не скоро. Это только помолвка. Да и вообще… неизвестно, уйду ли. Штефан что-то позабыл уже дорогу в наш дом.

– Известно, – буркнула Грета, не поднимая головы. Кайя вновь невольно улыбнулась: даже не требовалось смотреть на младшенькую, чтобы представить ее лицо с обиженно выпяченными губами и по-детски надутыми щеками. – Улла сказала, что уже в субботу Штефан придет свататься.

Улла, младшая сестра Штефана, была закадычной подругой Греты, а значит, в ее словах не стоило сомневаться. Но в сердце Кайи вместо ожидаемой радости как будто что-то оборвалось. Уже в субботу?..

Грета вновь горестно вздохнула, еще крепче прижавшись к ней.

– Ты точно хочешь за него замуж?

Кайя помолчала , пытаясь разобраться в нахлынувших на нее чувствах. Она так ждала этой помолвки, уже давно готовила приданое, Ирма на днях собиралась поехать вместе с ней в Декру, что бы выбрать материю на свадебное платье… Εще совсем недавно eе сердце бешено колотилось бы от такой новости, потому что Кайя была до дрожи в коленках влюблена в Штефана, а сейчас в душе почему-то пустота. Может, это из-за усталости? Или из-за льющего который день дождя? Руки зудят разогнать прочь от Заводья это ненастье, но нельзя: осени надо позволить хоть немного побыть осенью.

– Хочешь – не хочешь, а приходит время, когда надо взрослеть и создавать свою семью, - вздохнув, уклончиво ответила Кайя.

Грета приподняла голову,и даже в темноте стало заметно, как строго блеснули ее глаза.

– Ты ведь поняла, о чем я спрашиваю. Штефан для тебя желанный жених?

– А чем он плох? - вместо ответа спросила Кайя. Не Грету даже, а саму себя. - Старший сын самого старосты, самый завидный жених в городе. Богатый, красивый. Разве есть кто-то в Заводье красивее, чем он?

– Разве в красоте дело? Я спросила, нравится ли он тебе.

– Нравится, – резковато ответила Кайя, досадуя на дотошность сестры, но тут же попыталась отшутиться: – Мне даже со свекровью жить не придется, представляешь? Господин Бруно обещал сразу же после свадьбы поселить нас в отдельный дом, который выстроил для Штефана. И ты сможешь приходить ко мне, когда вздумается,и даже на ночь оставаться, если захочешь.

Грета перестала забрасывать ее вопросами, но не перестала тяжело вздыхать . Этой ночью они так и уснули вместе, под одним одеялом, словно Кайе предстояло уйти из отцовского дома уже завтра.

***

Ей хотелось бы, что бы это субботнее утро ничем не отличалось от какoго-либо другого утра. Но все домашние уже спозаранку слонялись повсюду необычайно загадочные, важные, разодетые в лучшие одежды,и все изображали, будто страшно заняты делом, а на самом деле находили поводы не отлучаться из дома.

Ирма вела себя с Кайей непривычно ласково, ограждая от всякой домашней работы, и это почему-тo раздражало. И печь не топи, чтобы не замарать руки,и пол не мети, а то подол нового платья запылится,и хлеб не нарезай, а то, не приведи Создатель, порежешься. Порежешься! Нет, вы подумайте! Как будто Кайя дитя малое и беспомощное, а не взрослая девица восемнадцати лет, и ножа с роду в руках не держала. Хоть поcуду позволили расcтавить на столе,и на том спасибо.

Кусок в горло за завтраком отчего-то не лез. Кайе отчаянно захотелось, чтобы уже наступил вечер, и все волнения этого дня остались бы позади, и чтобы Штефан не пришел вовсе,и чтобы вся эта помолвка и будущая свадьба оказались просто дурным сном…

Но Штефан со сватами заявился в аккурат тогда, когда Грета с Кайей убирали со стола грязную посуду. Рослый, статный, обутый в высокие, до колена, хрустящие новой кожей сапоги, одетый в светлую праздничную рубаху и роскошную меховую безрукавку; красивый до умопомрачения, с буйными темными кудрями, обрамлявшими выразительное лицо, oн горделиво обвел взглядом гостиную и сложил губы в благодушную улыбку.

– Добра вашему дому, господин Йоханнес. Примете гостей?

– Отчего же не принять, господин Штефан, – вступил в свою роль спокойный, как скала , отец. – Расскажите нам, с чем пожаловали, да что на пути своем видели.

Из-за плеча Штефана выступил его друг, первый свидетель, и завел полoженные на обряде сватовства речи:

– Долго ходили мы по свету, добрый хозяин, были и за горами, были и за лесами, были и за реками да за морями, много дорог исходили, много сапог истоптали,и сильно устали, пока к вам добрались.

– Что же вы так долго за морями и горами искали?

– Красоту неземную, доброту бесконечную, девицу особенную, такую, чтобы нашему жениху по сердцу пришлась да невестой стала…

Кайя, слушая все эти заученные речи, больше всего желала провалиться сквозь землю. Раньше, будучи совсем ещё неразумной девчонкой, она часто бегала с подружками к тем домам, в которые приходили свататься женихи, и сквозь окна глазела на все эти обряды, подслушивая сватовские прибаутки, мечтая, что однажды вот так же придут сваты в отцовский дом. И будут вести все эти речи о ней…

А теперь вот испытывала мучительную неловкость . Лишь раз взглянула на Штефана и отвела глаза. Показалось ей, что, несмотря на приветливую улыбку, в его глазах, обычно теплых и искристых, затаился все тот же холод, который видела в них во время их последней встречи. Старалась смотреть то в пол, то в окно,то на незапертую дверь, но взгляд то и дело останавливался либо на друзьях Штефана, продолжавших вести обрядные речи, либо на его родителях, господине Бруно и госпоже Эльзе, стоявших позади и довольно кивавших на каждую новую присказку. А из сеней выглядывали любопытные носы Густава, младшего братишки Штефана,и Уллы, его сестренки, которая тут же из-за плеча брата начала перемигиваться с Гретой.

Кайю, пережившую первый острый стыд, теперь сковало странное равнодушие. Она даже усмехалась про себя – все вокруг говорят и говорят, да только с отцом и мачехой, а не с ней, как будто то, что она вот-вот станет невестой Штефана, уже для всех давно дело решенное, а ее согласия никому и не требуется. Вот уже и закончились обряды,и жених передал выкуп за невесту отцу и встал перед ним на колено, склонив голову. У госпожи Эльзы вырвался умильный вздох, а господин Бруно довольно подкрутил пальцами густой, серебрящийся проседью ус.

– Отдашь ли дочь свою, добрый хозяин, замуж за меня?

Красивый. Невозможно красивый. Но почему совсем не отзывается сердце?!

Кайя умоляюще посмотрела на отца, словно цепляясь за последнюю надежду.

– Отдам , если будет на то ее воля, - усмехнулся он,тепло подмигнув ей добрым карим глазом.

Наконец все обратили внимание на Кайю. Ирма, счастливая и сияющая, как весенняя звезда, поднесла ей на вышитом полотенце хлеб,испеченный рано утром для сватовского обряда.

Кайя молчала, глупо уставившись на этот хлеб. Стоит только взять его в руки и передать Штефану – и все, помолвка будет считаться свершенной, и потом уже без позора для семьи не разорвать ее, не oтменить свое решение, и будет Кайя навсегдa привязана к его неискренней улыбке, к его холодным глазам…