Рабыня Рива, или Жена генерала

Глава 9

У моего мужа суровая родина.

Особенно к чужакам.

Из иллюминатора я рассматривала дымчатый диск планеты. Военный корабль слишком велик для посадки, мы вновь пересядем на шаттл. За завтраком Шад обмолвился, что несколько лет не был дома — война не щадит даже победителей.

Завтрак тоже проходил интересно. Мы впервые ели вместе — одной семьей. Я как ксено-этик многое знаю о григорианцах, но что это значит — изучить чужую страну и обычаи по книгам? Когда попадешь туда сам, голова пойдет кругом. Так и со мной. Знала я много, но видела впервые.

Мы ели вдвоем. На «Стремительном» я привыкла есть одна или с другими рабами, но офицеры ели вместе. Здесь не так. Здесь командный состав ест в одиночестве или с членами семьи — как вышло со мной. Правда, я исключение. У них не принято таскать родню на войну просто из-за того, что ты по ним скучаешь. Это на «Стремительном» высший состав любил держать рядом жен и любовниц.

Ничего шикарного нам не подали: несколько ложек высокомолекулярного белка с комплексом аминокислот, немного сложных углеводов… Интереснее сам вкус. Острая, соленая пища обжигала рот. Я с трудом ела, хотя Шаду она никакого дискомфорта не доставляла.

Я знала, что они традиционно любят острые вкусы. Но не знала, что настолько. Мне до конца своих дней придется мучиться, давясь этим?

Заметив, что я перестала есть, Шад прищурился.

— Трудно есть? — понял он. — Я скажу, чтобы тебе делали другую пищу.

— Спасибо.

Я убрала вилку и ждала, пока Шад доест. Он и так оказал честь тем, что я не ем одна.

Пока я совсем не привыкла к нему — не понимала, какой у нас статус. Кто мы друг другу? Настоящие супруги или связанные клятвой лишь внешне, а внутри своей неправильной семьи мы другие? Да и нет никакой семьи. На Григе понятие «семьи» свое. Я волновалась, не понимая, как меня воспримут его родственники.

Он генерал, значит, семья родовитая. Там не потерпят кого попало.

Сердце по-заячьи сжималось от страха. Я боялась, что и тут навсегда останусь чужачкой, рабыней, пустым местом. Приложением к генералу Эс-Тиррану, ничего не значащим и жалким. Нечто, чему принесли в жертву высокопоставленного военного. На Григе это важная каста. Только военные могли претендовать на престол — присоединиться к династии монархов. И происхождение тут имело меньше значения, чем заслуги в войне. Но претенденту нужно соблюдать несколько правил. Не стать предателем, не быть осужденным, не быть опозоренным в бою. И самое главное: быть женатым на григорианке.

Своей женитьбой на мне он лишил себя множества возможностей.

Лишил будущего.

Меня могут за это возненавидеть, особенно, если он был единственным в семье.

Что ж, он пошел на это добровольно… Я рассматривала его и пыталась понять, что меня ждет и где мое место. Но самое важное, что в моем будущем нет Лиама и черной формы.

Сегодня я надела короткое платье: так здесь принято. Длинную одежду григорианцы не носят, заменяют ее плащом до пят во время песчаных бурь. Остальная одежда короткая — и у женщин, и у мужчин. Броня универсальна и в случае чего всегда подойдет в качестве одежды хоть на каждый день, хоть на торжественную присягу. Здесь внешний вид не главное, а броня — это почет и слава.

Мое платье было светло-зеленым.

Мне очень нравился цвет, когда я покупала его: он напоминал мне о зеленых полях Иларии, но сейчас стало грустно. Я оделась и с мужем пошла к шлюзам.

Во время посадки я увидела несколько высоких фигур на площадке.

Две женщины — они тоньше, уже в плечах. И один крупный мужчина. Женщины здесь служат наравне с мужчинами, так что их присутствие меня не удивило. Солнце било прямо в глаза, слепило и делало мир внизу темней. Неподвижные черные фигуры, завернутые в плащи, казались зловещими. Его семья или военнослужащие?

Из шаттла мы вышли бок о бок, как полагается супругам.

Здесь жарко. Местами планета сплошь в песках и пустынях — поэтому у них кожа грубее человеческой. Я к такой жаре не привыкла, особенно после службы на «Стремительном». Солнце било и пекло, воздух был раскаленным настолько, что от посадочного покрытия площадки пахло пластиком, так сильно он был нагрет.

От группы отделилась женщина — ниже остальных, а значит, моложе, и сбросила капюшон на плечи.

Тонкое лицо с сероватой кожей и полыхающими янтарными глазами напоминало лицо Шада. Лицо было воодушевленным, словно она вела за собой в бой. Родственница? Подруга? Может быть… бывшая невеста? Волосы, заплетенные в тонкие косички, были убраны под плащ. У мужчин волос почти нет, но у григорианок бывают — какой-то атавизм. Они редкие, но считаются признаком красоты и их носят в косах. Тонкий нос, подбородок — тонкокостный, аккуратный, что даже сделал бы честь девушки с Иларии. Он дрожал, словно она была перевозбуждена или в ярости.

Ее глаза были устремлены на Шада.

— Шад Эс-Тирран! — выкрикнула она.

— Шантара, — спокойно ответил он. — Счастлив видеть тебя здоровой.

— И я, брат! — на мгновение она прикрыла рот тонкими узкими ладонями с длинными красивыми пальцами и всхлипнула. Через мгновение она обрела прежнюю уверенность и выпрямилась, гордо глядя на него. — Теперь я зовусь Эстра-Шад! Еще долго будут говорить: твой брат женился на иларианской рабыне, чтобы убить ее хозяина. О твоей жертве будут помнить. Ты наш герой! Это она?

Все уставились на меня.

Все-таки семья. Отец, мать и сестра.

Григорианская семья складывалась вокруг главы и фамилии получали от его имени: дочь, сын, жена такого-то. Как я стала Ривой Эми-Шад — женой Шада. Но если один из членов семьи отличился, остальные имели право образовать новую фамилию и называться не дочерью или сыном, а сестрой, матерью или отцом. Для непосвященных это выливалось в страшную путаницу кто кем приходится. Супружеские связи роли не играли, только личное желание — его сестра могла выйти замуж, и все равно зваться Эстра-Шад, хотя ее муж вряд ли обрадуется, что оказался не таким именитым, как ее брат.

Его мать оказалась высокой, красивой — с их точки зрения. Длинные волосы, сплетенные в несколько кос, были медного оттенка с прокрашенными яркими прядями. Никакого значения я этому не вспомнила, а значит, мода. Возможно, она это сделала в честь победы в войне, в противовес традиции их женщин красить пряди волос в черный в честь траура. Однажды я видела похоронную церемонию, земле предавали погибшего военного среднего звена. Его дочери, супруга и пожилая мать прокрасили волосы черным, наподобие как наши женщины покрывают голову черной тканью. Но раздавленными они не выглядели. Напоминали опасных птиц из-за желтых, неумеющих плакать глаз, и этих волос, похожих на хищное оперение.

В коротком белом платье мать Шада, статью и прямой спиной, развернутыми плечами, напоминала неизвестную богиню войны и охоты. Птичьи глаза, не мигая уставились на меня — прекрасные, ясные, но абсолютно бесчувственные.

Я непроизвольно съежилась, но она молчала. Ни слова. Только смотрела.

Этого было достаточно, чтобы я опустила взгляд первой. Я ей не нравилась, но она смирилась со мной. И мне внезапно стало стыдно перед ней, как становится стыдно перед матерью. Я закрыла двери в будущее ее сына, хоть моей вины в этом не было. Она не обвиняла меня, потому что знала это.

— Рива Эми-Шад, — поприветствовала она меня.

Мне нравились их приветствия: назови имя, и его обладатель поймет — его заметили и оказали честь.

— Лиана Эми-Тирран, — произнесла я в ответ.

Она убрала тонкую руку со своего кинжала, и я выдохнула. Мать Шада дала понять, что принимает меня и будет гостеприимна.

Отец взглянул на меня лишь раз, грозно сверкнув глазами. Высокий — выше жены, он производил устрашающее впечатление, и ладонь не снимал с рукояти кинжала. Он глава и дал понять, что будет защищать семейство. Но он тоже назвал мое новое имя.

— Будьте нашими гостями, — сказала мать и пригласила нас за собой изящным жестом руки.

Мы добрались до дома. Я чувствовала себя неуютно и скованно — все чужое и вряд ли когда-нибудь станет моим.

Семья Шада жила в отдельно стоящем каменном доме. Приземистом, несмотря на второй этаж и еще надстройку сверху. Это впечатление производили раскинувшиеся «крылья» дома. Большой родовой дом был рассчитан на несколько семей, но время кланов уходило в прошлое — дома пустели. Под одной крышей предпочитали оставаться только близкие родственники.

Серого цвета, он производил бы мрачное впечатление, если бы не яркая лужайка, усыпанная мелкими цветами по зеленой траве. Цветы мне сразу понравились. Я почувствовала себя спокойнее и присела на корточки, чтобы поприветствовать незнакомые растения. Они напоминали маленькие белоснежные бутончики с острыми лепестками. Вблизи запах оказался потрясающим: сладковатый, с чем-то фруктовым.

Я уже протянула ладонь, чтобы потрогать эту прелесть, как вдруг сестра Шада, гортанно ругнувшись, пнула меня по руке.

— Говно древних! Ты что делаешь, тупая башка?!

Рука мгновенно онемела и налилась свинцовой болью. От неожиданности я упала в пыль и испуганно уставилась на нее. Я не поняла ее гнева. Лихорадочно копалась в памяти, пытаясь вспомнить табу и запреты. Может, это ритуальные цветы и их запрещено касаться?