Рабыня Рива, или Жена генерала

Глава 19

База больше напоминала старый, ржавый и обшарпанный склад. Никакого сравнения с «Вестой»: стекла, обзорных площадок, и куполов не было. Клиент ждал в офисе компании, откуда мы должны забрать груз.

Увидев парня, я испытала облегчение.

Сюрпризов не будет. В культурном отношении они похожи на нас, пусть со специфическими пониманиями семьи и быта. Но здесь не должно быть проблем. Они с капитаном пожали друг другу руки.

— Рива, — представилась я.

— Наш ксено-этик, — добавил капитан и меня укололо в сердце.

Нужно было другое имя взять… Ладно, никто меня не узнает. Рива — не редкое имя. Не редкое, но… Если меня подадут в розыск, кто знает…

Они расселись, капитану подали кофе, который он с удовольствием пил.

Я сидела рядом, готовая подсказать, как себя вести, если возникнет заминка. Они завели разговор о деле, обменялись последними новостями. В форме шуток, но Лони отвечал настороженно — просто чтобы разговор поддержать. Боится, не пытаются ли его заболтать.

— Это просто вежливость, — прошептала я кэпу на ухо, как когда-то Лиаму, — без двойного дна. Он ничего не замышляет.

Он чуть расслабился. Обменявшись любезностями, они приступили к подписанию договора. Я подсказала несколько нюансов, объяснила, что те или иные пункты означают в контексте расы второй стороны. Для меня это было несложно, но Лони путался.

Наконец, формальности были улажены.

— Подождешь здесь? Я оформлюсь.

Я кивнула, расслабившись в кресле. Они ушли, а я смогла выпить кофе. Мирные звуки повседневной складской жизни успокаивали. Ничего общего с боевым кораблем. Обратила внимание на экран на стене, его включили для посетителей. Сейчас, кроме меня, народа почти не было.

Я чуть не подавилась кофе, когда увидела на экране Лиама.

Воздух застрял в горле.

В белой форме, он почти не изменился. Я своими глазами видела, как ему вонзили кинжал в глотку, но шрам был закрыт высоким воротничком. Звука не было — я не знала, что он говорил. Мне лица хватило.

— Что с тобой? — незаметно вернулся Лони.

Я облилась кофе, когда он взял за плечо.

— Ничего, — торопливо поставив чашку, я вскочила и спиной повернулась к экрану. — Можно идти?

— Ага, — он озадаченно посмотрел на меня, но ничего не добавил.

Я вернулась на корабль и спряталась у себя.

Пугающее лицо стояло перед глазами. Я и так всего боялась. Каждый случайный взгляд, который задержался на мне дольше секунды, вызывал тихий животный страх и холод в животе. Как-то капитан уставился на меня — задумался, а я испугалась, что меня сейчас разоблачат. Теперь еще хуже.

С тех пор, как сбежала я оказалась в информационном вакууме. Ничего не знала ни про Шада, ни про Лиама… Слишком страшно что-то предпринимать. Но сунуть голову в песок и делать вид, что ничего не случилось — глупо. Лучше знать, чего бояться, чем трястись просто так. Нужно поискать информацию.

Долго думала, стоит ли это делать. Вдруг информация о поиске пойдет на главный компьютер корабля, и команда узнает, что я искала? А потом решила: ну и что? Неужели я не могу посмотреть новости о войне?

Начала я с Лиама.

Этот интерес было проще объяснить, если поймают: он одна из главных фигур по итогам войны. В новостях всегда он, о нем говорят, а благодаря скандалу — тем более. Моей фотографии они найти не смогли бы — кому нужна рабыня. Максимум на что они могут рассчитывать: записи из внутренней части корабля, если я случайно попала в обзор на подписании мира. В документах старый снимок. Илария уничтожила обо мне все следы, заметая улики своего позора под ковер…

Я убедила себя, что ничем не рискую, если проверю.

О Лиаме писали очень много.

Я просматривала новость за новостью, ничего не находя интересного. Писали о том поединке, о том, как выжил Лиам. Практически чудом. Рана было очень серьезной. Зря генерал сомневался — он нанес лучший удар из всех возможных в той ситуации. Оценки самого правового момента были осторожными. Больше напирали на его самочувствие, чем на конфликт генерала и Лиама. Обо мне ни слова, словно меня и не было.

Странно. Они не скрывали, что причиной поединка был личный конфликт из-за жены генерала. Только вот кем была его жена и как ею стала — умалчивалось.

Затем я поискала что-нибудь о Шаде. Ничего. Вернее, что-то писали, но о нас — нет. Даже григорианская пресса сделала вид, что меня не существует.

Я растерянно опустила руки, прошлась по своей маленькой каюте, пытаясь понять, в чем дело. В том, что я рабыня? Слишком мелкая сошка, чтобы обо мне писать? Даже песчинка, замешанная в таком скандале, приобретет вес. В чем же дело, почему обо мне забыли?

Может быть, для меня уготована другая судьба? Или прессу контролируют настолько тщательно, что без разрешения она и пискнуть не смеет? Я горько усмехнулась. Как будто может быть иначе, в мире-то, где рабыню лишают голоса, если это не мешает ей работать.

В свободное время я часто лежала в каюте и вспоминала прошлое, глядя в потолок. Во время работы хандрить было некогда, и я старалась занять себя чем угодно.

И я все еще скучала по маме. Наверное, до конца это никогда не пройдет: я буду вспоминать ее, самую дорогую женщину в моей жизни. Хотеть к ней — прилечь на колени, и чтобы мама обняла. Пусть это невозможно, но я останусь ее дочерью, тоскующей по семье и детству.

Хорошо ли это, или плохо, но наша семья не отпускает нас быстро.

Может быть, мы еще встретимся. Когда-нибудь, когда нам обеим будет безопасно встретиться. Когда ни я, ни она не получим за это осуждения. Когда мать и дочь смогут взглянуть друг другу в глаза без страха.

Наверное, поэтому я привязалась к Эмме больше, чем к остальным, хотя старалась не показывать этого. Она была такой сильной и уверенной в себе — внушала уважение.

В тот вечер я тоже выбралась из каюты, чтобы не киснуть в одиночестве и отправилась поискать интересное дельце на корабле. Мы были между первой и второй точкой, и до нее еще было далеко.

Эмма нашлась на складе. Закончив с работой, она развлекалась, бросая в старую пустую бочку из пластика кинжал. Нож не был метательным и из-за плохой балансировки врезался в нее плашмя или рукояткой с гулким звуком.

Эмма не отчаивалась, глаза горели, она раскраснелась и азартно продолжала метать кинжал. Его дизайн о чем-то мне смутно напомнил. Знакомая форма, отделка…

— Откуда у тебя григорианский кинжал? — нахмурилась я.

Похожий я видела у Шантары.

Эмма обернулась. Лицо стало настороженным, словно ее поймали на месте преступления. Я и сама испугалась ее взгляда: если она хранит тайну, которая не должна открыться, ей ничего не стоило меня убить. У нее стальные мышцы, а сердце твердое, как камень. Ей хватит на это сил.

Эмма чуть-чуть смягчилась, заметив, что я оробела.

— Откуда ты знаешь, что он григорианский?

Рабыня Рива хранит свои тайны — не менее страшные, какими бы они ни были у Эммы.

— Видела трофейный, — я обуздала страх, а вместе с ними эмоции.

В этом состоянии лицо у меня становилось слегка застывшим и неподвижным, зато не пропускало изнутри наружу. Эту науку я освоила на «Стремительном», и она все еще мне пригождалась.

— Ты и сейчас его видишь, — Эмма усмехнулась, расслабилась и подбросила кинжал. Он красиво подлетел, вращаясь, и вновь упал рукояткой прямо в сильную ладонь. — Это женский вариант. Ты знаешь, что на Григе женщины сражаются, как мужчины?

— Слышала.

— Вот. А оружие разное. Это ритуальный кинжал григорианской женщины. Я получила его в бою.

Эмма широко улыбнулась, с удовольствием рассматривая красивую рукоять и сияющее лезвие. Во взгляде была гордость и довольствие собой. Она по праву гордилось завоеванным трофеем — справиться с григорианкой нелегко.

— Можно попробовать?

Она удивилась, но передала кинжал.

Я стиснула рукоятку. Она была рифленой, теплой — нагретая рукой Эммы, и ощущалась под пальцами слегка бугристой. Я не сразу поняла, что это выемки под пальцы григорианки. Возможно даже, кинжал отлит по руке хозяйки. Было немного неудобно, потому что у них пальцы длиннее, сильнее и тоньше.

Какая-то женщина заказывала этот кинжал, примеряла рукоять, тренировалась, дралась, владела. Теперь он оказался здесь, на старом торговом корабле, в руках штурманши-силачки.

— А ты умеешь им пользоваться? — я вернула нож новой хозяйке.

Эмма сунула его в ножны привычным движением.

— Как-то умею, — пожала она плечами. — Не как они, но ничего. Хочешь, и тебя научу.

Эмма показала пару простых приемов.

— Тут главное тренировка, — сказала она. — Чаще тренируешься, лучше получается. Если противник сильнее, скрывай оружие, а удар наноси исподтишка и внезапно. Сразу насмерть. Поняла?

Она бросила кинжал мне. Я поймала и попробовала повторить выпад, копируя движение.

— Неплохо, — похвалила она.

По голосу я поняла, что она пытается подбодрить новичка.

— Будешь тренироваться, будет лучше получаться, — добавила она. — Оставь себе пока… На корабле он мне без надобности.

Кинжал я унесла в каюту. Эмма носила его на твердой земле — на планетах или базах. На корабле, где куча работы, он ей только мешался.

Завтра она его заберет, но ночью я немного потренировалась по ее совету. Я поняла, почему Эмма его таскает: смертоносная игрушка, но приятная. Такими вещами хочется владеть, невзирая на то, насколько остро они нужны.

О том, что Эмма дала мне кинжал узнали за завтраком. Капитан заржал, но затем похвалил.

— Лучше иметь оружие, чем не иметь, — глубокомысленно заявил он, подняв вверх указательный палец и забросив ноги на стол. — Оружия не имеют только рабы.

Последние слова заставили меня разозлиться.

Я крепче впилась в кинжал. А он прав: на «Стремительном» оружия рабам не полагалось — и мне тоже. Никакого. Ни боевого, ни ритуального.

Они оставили меня в покое, за столом потекли разговоры, а я играла под столом с кинжалом. Держала его на коленях и проводила по клинку пальцем. Очень жаль было с ним расставаться, но придется вернуть Эмме.

Сегодня ночью у нас швартовка. Вечером Эмма захотела получить его назад.

Она заметила, что я не хочу расставаться с оружием.

— Заведи себе свой, — посоветовала она, но где — не сказала.