Порочные ангелы

С этими словами он приседает, соскальзывая руками по моим бедрам. Его прикосновения нежны и обманчивы. Резко вдыхаю, пытаясь игнорировать то, что мое тело от удовольствия покрылось мурашками.

— Ты делаешь это в отместку, — говорю я, смотря на него и отказываясь отводить взгляд, отказываясь признавать предательство своего тела.

Он ухмыляется и начинает проводить руками по внутренней стороне моих бедер.

— Сальвадору? Ну, это довольно очевидно, моя красавица.

— Нет, — отвечаю я, — в отместку женщинам, — от этих слов движение его рук приостанавливается. — Потому что одна из них тебя сломала.

Он медленно поднимает взгляд на меня, и я вижу, что его глаза кипят золотой яростью, противоположной его холодной внешности. Через мгновение он выпрямляется и этот наполненный гневом и болью взгляд… исчезает. Вместо него я снова вижу прекрасную гипнотизирующую маску.

— Не понимаю, о чем ты, — говорит он с легкостью.

Не могу сдержать ухмылку. Я нашла его больное место: кто-то разбил ему сердце.

— Нет. Возможно, ты не понимаешь, — тату дало мне намек на это. Если бы оно действительно было просто связано с группой, то я бы никогда не увидела мимолетный страх в его глазах. Теперь у меня есть то, от чего можно оттолкнуться, чтобы добраться до него. — А возможно, не хочешь об этом говорить.

— Не о чем тут говорить, — в этот раз он произносит эти слова слишком легко. Его голос становится хриплым. — Дай мне свои руки. — Он хватает меня за запястья и заводит руки мне за спину, связывая их веревкой. Он что, повсюду с ней ходит? Видимо. С веревкой и ножом. — На колени, — командует он.

— Здесь? — спрашиваю я, на мгновение затаив дыхание.

— Да, — говорит он, наклоняясь к моему уху, — Здесь. Сейчас.

Интересно, что произойдет, если я откажусь это делать? В одну секунду он ведет себя так, как будто никогда не причинит мне боль, а в другую я сталкиваюсь с его черной злобой, с той его стороной, которая рубит людские головы.

В любом случае, я должна вести себя так, как будто меня ничего не волнует, поэтому делаю так, как он сказал, и осторожно опускаюсь на колени.

— Отлично. Теперь опусти голову на пол, а этот великолепный зад подними вверх.

Повинуюсь, прислоняя щеку к холодной плитке. Даже если бы я попыталась, то не смогла бы почувствовать себя более уязвимой или более униженной.

Но, кажется, Хавьер хочет попытаться и ухудшить мое положение. Он расстегивает молнию на джинсах, и этот звук отражается от стен кухни, такой простой и такой пугающий.

Зажмуриваю глаза и готовлюсь к худшему, отстраняясь от происходящего так, как делала это с Сальвадором и теми мужчинами, с которыми он заставлял меня спать. Проглатываю страх и свои чувства, становясь пустотой, которая не испытывает боль и не обладает эмоциями.

Хавьер может делать со мной все, что взбредет ему в голову. Я готова к этому. Готова ничего не чувствовать. Но никакой боли нет. Не знаю, является ли это частью его игры, но он не притрагивается ко мне. Хочет наброситься на меня тогда, когда я меньше всего это ожидаю? Просто оттягивает время?

Открываю глаза и, хотя не осмеливаюсь обернуться, улавливаю его периферическим зрением. Он здесь, прямо за мной. Но он не просто стоит, он слегка двигается. Слышу, как с его губ срывается небольшой стон, и наконец-то понимаю, что он делает: он ласкает себя.

Чувствую укол отвращения, смешанного с извращенным любопытством. Часть меня хочет рассмотреть его получше и узнать, каков он в действии. Но другая моя часть — лучшая часть — хочет притвориться, что ничего не происходит. Поэтому я вновь закрываю глаза, пытаясь притвориться, что меня здесь нет, но меня отвлекает звук его скользящей вверх-вниз ладони, кожа к коже, и его ускоренное от удовольствия дыхание. Я не могу выбросить эти звуки из своей головы. Чем больше он наслаждается, тем сильнее мне хочется увидеть происходящее. Я едва могу себе представить такого мужчину как Хавьер в уязвимости освобождения, однако это происходит прямо за моей спиной. И происходит это из-за меня.

Но он по-прежнему и пальцем ко мне не прикоснулся. Он просто ласкает себя, смотря на мой голый зад. Даже не знаю, чувствовать ли мне себя униженной или польщенной.

«Он просто насмехается над тобой», — говорю я себе. — «То, что он не насилует тебя, еще не делает его человеком, отличающимся от Сальвадора».

Когда я успела начать думать, что он… лучше?

— Ты такая сочувствующая, — слышу я его стон из-за спины; его голос низкий, грубый и затуманенный страстью. — Такая хорошая. Почему же мне кажется, что в тебе скрывается плохая девчонка, рвущаяся на свободу? — Я молчу, в то время как его дыхание учащается вместе с движением руки. — Возможно, если я кончу на твою прекрасную спину, — шепчет он, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Кончу на буквы своего имени. Вотру себя в твою кожу и твою кровь. Возможно, тогда это девочка вырвется? Пробужу ли я этим настоящую Луизу? — он глубоко стонет, и этот стон пробирает меня до костей. — Скоро узнаем это, верно, дорогая моя? — Он резко втягивает воздух и стонет еще громче. — Бл*ть, — кричит он, задыхаясь. — Черт возьми.

На мою спину брызжет горячая жидкость, заставляя меня вздрогнуть от удивления. На какой-то момент все, что я слышу — это его тяжелое дыхание. Жду, не зная, насколько буквальными были его предыдущие слова.

Слышу, как молния его джинсов возвращается на место, после чего он нависает надо мной.

— А я хорошо смотрюсь на твоей коже, — бормочет он. Прижав руки к моей спине, он начинает втирать липкую жидкость в мою кожу и мои раны. Прикусываю губу, сдерживая крик, потому что это настолько больно, что мои глаза наполняются слезами. — Наконец-то, — шепчет он, и я чувствую, что он пристально за мной наблюдает.

Больше он ничего не говорит, продолжая втирать, пока моя кожа не впитывает все, как он и хотел. После этого, он развязывает веревку и отходит от меня.

Опускаю руки на пол, и он обходит меня, отчего я оказываюсь смотрящей на его ботинки. Он присаживается, пока наши глаза не оказываются почти на одном уровне, и протягивает мне платье.

— Спасибо, — говорит он с улыбкой, и его глаза мерцают в ленивом возбуждении. Потом он хватает меня за руки и поднимает, натягивая на меня платье, пока я не оказываюсь снова прикрытой. — Можешь идти, — говорит он. С удивлением смотрю на него, что вызывает у него еще одну улыбку. — В свою комнату, конечно, — уточняет он. Внезапно, он разворачивается и щелкает пальцами. — Тито, — кричит он, после чего в кухню входит охранник, который ранее мне подмигнул. — Отведи ее в комнату.

Чувствую, как мои щеки вспыхивают от смущения — видел ли этот мужчина все? Если да, то Хавьеру определенно наплевать, кто видел, как он на меня кончает. Хавьер наклоняется к столу и протягивает мне тарелку с нетронутой едой, которая предназначалась Эстебану.

— Чуть не забыла свой завтрак.

С этими словами он разворачивается и уходит, скрываясь в одной из комнат.

Пораженно смотрю ему в след, удерживая в руке тарелку с едой.

Тито рукой указывает мне идти в сторону лестницы, изображая вежливость. Я едва замечаю, что выглядит он молодо, но устрашающе, перед тем как подняться по лестнице и вернуться в свою комнату. Он захлопывает за мной дверь, закрывая ее на замок, и я снова остаюсь в одиночестве с едой, которую не хочу, но которая нужна мне, и мыслями о том, что мне не нужно, но чего я хочу.