Порочные ангелы

— Не путай залог с тем, что можно оставить себе, — говорит он. — Как только Сал заключит с нами сделку, она вернется к нему.

— Хавьер не идиот, — говорит Доктор задумчиво, выдыхая дым через нос. — Сал соглашается — она возвращается к нему. А если он отказывается, то она умирает. Медленно. И болезненно. Так, чтобы все поняли, что мы никогда не шутим, — он многозначительно смотрит на меня. — Так ведь?

— Конечно, — быстро киваю я. — Конечно.

— А если этого не произойдет, — продолжает Доктор, — тогда, новости распространяются быстро, не так ли? Ни один картель, достигший нашего уровня, никогда не показывал подобной слабости, и нам нужно сохранить империю. Империю Хавьера.

Он по-доброму улыбнулся мне — так обычно улыбаются пожилые люди тем, кем гордятся, однако я знаю, к какому типу людей относится Доктор: по отношению ко мне он испытывает не доброжелательность, а терпимость. Сомневаюсь, что человек, являющийся профессионалом в искусстве пыток и переговоров, по-прежнему может быть добрым.

В этот момент я понимаю, что мы все собой представляем: кучку акул, сидящих за столом, ухмыляясь друг другу и подмигивая черными глазами. Если мы прекратим есть и плавать, то просто умрем.

— Никто не сомневается в том, что произойдет с Луизой, если Сальвадор откажется, — говорю я, откидываясь на спинку стула. — Но я считаю, что он согласится.

— Почему бы нам не снять еще одно видео? — предлагает Эсте, двигая бровями. — Предупреждение.

— Да, — соглашается Доктор, — Это не помешает нам, верно?

Нет, это не может нам помешать.

Слегка улыбаюсь и постукиваю пальцами по столу.

— Я думал, что обычно это делают в тех случаях, когда обсуждается выкуп или если похитителей не воспринимают всерьез, а не тогда, когда тот, с кем мы связались, просто не ответил.

— О, Хавьер, — говорит Доктор. — Ты ведешь себя как чудак со всей этой честью и подобной ерундой. Ты же наркобарон, черт возьми. Ты можешь делать все, что пожелаешь, и никто не запретит тебе. Здесь нет понятия чести, — он смотрит на Эсте. — Можно сделать это завтра.

— Как минимум завтра, — говорит Эсте. — Или мы не успеем. А лучше всего сегодня.

У меня возникает чувство, что комната начинает наклоняться, и я опираюсь руками на стол, пытаясь удержаться на месте.

— Подождите, давайте не будем торопиться. Нужно все идеально спланировать.

— Ты и твои вечные планирования, — насмехается Эсте. — По-моему, нужно просто подняться к ней и немного разукрасить кулаками.

— А лучше отрезать у нее какую-нибудь конечность, — добавляет Доктор. — Я знаю, как это правильно сделать.

Моя грудь сжимается. Не уверен, по какой причине мое тело так реагирует.

— Нет, — отвечаю я. — Никто кроме меня к ней не прикоснется. Это моя операция, и она — моя заложница.

— Тогда сам это сделай, — говорит Эсте. — Но действовать нужно быстро. Камеру я могу за минуту установить, — он встает, отталкиваясь от стула, и смотрит на меня. — Или сочувствие и понимание снова перепутались?

— Сядь обратно, бл*ть, — я жестоко ухмыляюсь, указывая на его стул. — Или ты забыл свое место?

Мы сталкиваемся взглядами, и эта битва продолжается до тех пор, пока он не отводит глаз — он всегда это делает. Эсте садится на стул, но его поведение не меняется.

— А может, это ты забыл свое место?

С оружием я быстр, и всегда был. До того, как Эсте успевает что-либо заподозрить, я вытягиваю нож из ботинка и отправляю в него легким взмахом запястья. Крик сообщает мне о том, что нож попал в цель.

Эсте продолжает орать, падая со стула на пол, пока я встаю и подхожу к нему. Нож вошел неглубоко, поэтому я постукиваю по нему ботинком, проталкивая глубже, и ухмыляюсь, когда слышу чудовищный крик Эсте.

— Ты — ничтожество, — говорю я, склоняясь над ним. Его лицо искажено болью, но глаза смотрят прямо на меня. — Твое место именно здесь, на этом чертовом полу. Я бы нассал на тебя, если бы мог, но в данный момент я слегка заведен, — выпрямляюсь и с предупреждением смотрю на Доктора. Перед тем, как развернуться, я протягиваю руку и выдергиваю нож из ноги Эсте. — Ой, забыл, он мне понадобится, — говорю я поверх его крика.

Иду к раковине и промываю нож, после чего вытираю его и возвращаю взгляд к Доктору.

— Давай не будем сегодня брать с собой Эсте. Хотя я уверен, что его крики пригодились бы для видео. Визжит как девчонка.

Он кивает, высоко подняв брови. Я сумел его удивить. Думаю, я показал им, что лучше никогда не подвергать сомнению то, что я, бл*ть, разбираюсь в том, что делаю.

Оставив Эсте корчиться на полу, мы идем за камерой, после чего поднимаемся в комнату Луизы, где я почему-то чувствую, что должен постучать в дверь. Она ожидает меня, но не Доктора с камерой.

Хорошо, что она не в той ситуации, когда может ожидать чего-то.

Открываю дверь и, войдя в комнату, включаю свет.

Луиза сидит на кровати, прижав колени к груди и обернув вокруг них руки. На ней надеты джинсы и серая майка, принадлежавшая кому-то другому, и выглядит она так же, как и любая девушка в ее возрасте. Только она не просто какая-то девушка. Она прекрасна. И она сейчас немного покричит для своего мужа.

— Сегодня мы совмещаем приятное с полезным, — сообщаю ей я, поднимая в воздухе нож, пока Доктор закрывает за собой дверь. — Доктор заснимет на камеру нашу маленькую ночную интерлюдию.

— Зачем? — спрашивает она мягко. — Сал не согласился на сделку?

— Он вообще не ответил, но мы надеемся, что скоро это изменится. Я покажусь камере, чтобы он знал, у кого ты, в том случае, если он не понял, что я чертовски серьезен.

Вижу ли я в ее глазах страх, или это освещение играет со мной в игры? Подхожу к ней и указываю ножом на кровать.

— Ляг на живот.

— Ты покажешь ему, что вырезаешь на мне свое имя? — она не двигается.

Качаю головой.

— Мое имя, скорее всего, навсегда испортит тебя для него, так что нет. Он увидит только то, что ты испытываешь боль.

— Ну, это мы еще посмотрим, — она порочно улыбается, смотря на меня с самодовольством во взгляде.

Хотелось бы мне проигнорировать это, но дело в том, что прежде она не показывала никакой реакции на мои действия. Мне нужно, чтобы в этот раз она отреагировала, потому что в противном случае будет казаться, что я ничего с ней не делаю. Значит, мне придется сделать более глубокую рану и, как бы я не ненавидел признаваться в этом, я вовсе не хочу этого.

— Ложись, сейчас же, — я снова указываю на кровать.

Она делает, как сказано, и я мысленно вздрагиваю, когда вижу следы от электрошокера на ее спине. У нее был хреновый день, и сейчас он станет еще хреновее.

Смотрю на Доктора, который с весельем наблюдает за мной.

— Все готово? — спрашиваю я, раздраженный его взглядом.

— Да, — отвечает он, вставая позади камеры. — Освещение тут не очень, но сойдет и так. Свяжешь ее?

— Она никуда не денется, — смотрю на нее.

— Нет, — признает он. — Но если ты этого не сделаешь, то будет казаться, что она слушается тебя. Позволяет тебе. А это не тот тип сообщения, которое мы хотим отправить Сальвадору. К тому же, она абсолютно не выглядит напуганной. Думаю, ты должен это исправить.

Мне не нравится, когда кто-то говорит, что мне делать, но он прав. Луиза с ожиданием смотрит на меня, и я по-волчьи улыбаюсь в ответ, доставая веревку из кармана. Той веревки, что у меня с собой, хватит только на запястья, и она не очень прочная, но для нашей ситуации сойдет.

Хватая руки Луизы, я быстро связываю их у нее за спиной, после чего залажу на кровать и расставляю ноги по обеим сторонам от девушки.

Наклоняюсь, прикасаясь губами к ее уху.

— В этот раз я причиню тебе больше боли, чем обычно, — сообщаю я ей. — На этот раз ты отреагируешь. Если не для меня, то для камеры.

— Зачем? Чтобы Сальвадор согласился на сделку? Я не хочу возвращаться к нему. Там еще хуже, чем здесь, — она смотрит на меня, повернув голову в сторону.

От ее слов у меня возникает ощущение, будто я проглотил камень. Глубоко вдыхаю и говорю:

— Твои желания значения не имеют, — я смотрю на Доктора, который наблюдает за ней с любопытством.

— Интересно, — говорит он медленно. — Но, Луиза, он прав. Твои желания не важны. Важны наши. И это также касается людей, которые тебе дороги. — Эти слова заставляют ее поднять голову и посмотреть на него, отчего его губы изгибаются в ухмылке. — У тебя же есть родители. Они были на твоей свадьбе. Если Сальвадор не будет считать, что ты в опасности и будет думать, что ты скорее умрешь от рук картеля соперника, чем вернешься домой, как думаешь, что он сделает с твоими родителями? — Чувствую, как ее тело напрягается подо мной, как будто эта мысль только что посетила ее голову. Так вот что больше всего волнует ее: родители. Меня убивает то, что я не знал об этом, в отличие от Доктора. — Просто задумайся над этим, — заканчивает Доктор. — Я сейчас начну запись. Ты говоришь в камеру, Хавьер?

Киваю, входя в роль, и прижимаю нож к ее спине, готовясь сделать надрез, после чего дожидаюсь знака от Доктора и смотрю в камеру.

— Сальвадор, мы немного разочарованы тем, что ты не связался с нами, чтобы обсудить возвращение своей жены домой. Предлагаю тебе как можно скорее ответить, в противном случае ты не получишь Луизу целиком, — хватаю ее за волосы и оттягиваю назад, чтобы ему было видно ее лицо. К моему удивлению, с ее губ срывается крик: я действительно причинил ей боль. Ее реакция вызывает у Доктора, стоящего позади камеры, улыбку, и мне не остается ничего, кроме как тоже улыбнуться. Единственная разница в том, что моя улыбка фальшива. — У тебя прекрасная жена, — продолжаю я. — Очень красивая. Будет обидно, если ты потеряешь ее только потому, что не веришь в серьезность моих намерений. Серьезней быть не может. У тебя есть два дня на ответ, после чего она станет собственностью моего картеля, а что это означает, я уверен, ты знаешь. Это — только начало, — прижимаю кончик лезвия к ее коже, но вместо возбуждения, который обычно испытываю в этот момент, я чувствую, как мои внутренности сжимаются. Несмотря на это, я упорно задвигаю это легкомысленное чувство подальше, и резко ввожу нож в спину Луизы на дюйм.

Она кричит. Не знаю, кричит ли она от боли или мысли о потере родителей, но это именно то, чего мы хотели. Медленно веду лезвие вниз, отчего алые ручейки собираются вокруг металла и стекают по ее спине на покрывало. Луиза продолжает кричать до тех пор, пока Доктор не говорит нам, что съемка закончена.

Ее крики тут же прекращаются. Она тяжело дышит, из раны свободно течет кровь, но Луиза не издает ни звука.

Доктор слегка качает головой и говорит:

— Пойду отправлю запись и проверю Эсте. Сегодня было пролито слишком много крови, даже для такого как я.

Он собирает камеру и покидает комнату. Как только мы с Луизой остаемся наедине, я начинаю чувствовать себя растерянно, и это чувство абсолютно чуждо мне. Развязываю веревку, сковывающую ее запястья, и слезаю с нее, несколько мгновений смотря на бегущую кровь, перед тем как пойти в ванную за полотенцем. Прижимаю полотенце к ее спине, и она вздрагивает от моего прикосновения.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Она не отвечает. Продолжаю держать полотенце у раны и наблюдаю за тем, как красный цвет постепенно сменяет белый. — Этот порез довольно глубокий. Некрасивый. Мне не нравится оставлять некрасивые отметки.