Их новенькая

Глава 18. А камнепад проблем всё продолжался…

Мы с Бэлл и Авой обсуждаем осенний бал, что состоится в конце сентября в нашем колледже, когда по громкоговорителю несколько раз произносят моё имя:

– Анна Морозов, срочно явитесь в кабинет директора. Анна Морозов…

Ава заинтригованно вздёргивает одну бровь, Бэлл же смотрит на меня испуганно-сожалеюще.

Мы сидим в столовой, потому многие ребята находят меня глазами, а затем переводят свои взгляды в сторону элитного стола, где сидит Оливер. Тоже не удерживаю себя от взгляда на блондина и вижу, как он поднимается на ноги, тревожно глядя на меня в ответ. Ловлю себя на мысли, что мне приятно его беспокойство, но, неловко ему улыбнувшись, качаю головой и сообщаю девочкам:

– Пойду.

– Удачи, Ани, – шепчет мне напоследок Бэлл.

Этот день просто не мог быть лучше вчерашнего, учитывая то, как плохо он начался. Во-первых, я уснула в комнате Никлауса. А проснувшись по утру в одиночестве, на выходе столкнулась с сестрой… Видели бы её лицо! Я попыталась соврать, сказала, что просто искала Никлауса, но… на мне была вчерашняя одежда, на что и указала мне Вика. Объясняться или спорить с ней времени не было – я могла опоздать на занятия. Потому она пообещала серьёзно со мной поговорить сегодня же вечером.

Во-вторых, мне пришлось подвозить в колледж Никлауса.

А после вчерашнего поцелуя, о котором он, возможно, не помнит, находится с ним рядом было ужасно неловко. Я мгновенно занервничала, как только вышла из дома и увидела его в своей машине, со стаканом коктейля в одной из рук.

Как я выяснила чуть позже, он пил детокс-коктейль по собственному рецепту. А это значило, что накануне нашего триумфального знакомства, он напился так же, как вчера. Бары, тусовки, вино для готовки у нас на кухне…

Возможно, Никлаус Макензи алкоголик.

Как моя мама…

Эта мысль меня убивала. Разрывала по кусочкам, принося невыносимую боль.

Даже сейчас, направляясь в кабинет директора, к Его маме, я мучила себя мыслями о Нём.

Я никогда и ни за что не хотела бы вернуться в то болото отчаяния и боли, в котором прозябала долгие годы в пустой надежде помочь. Помочь родному человеку. Но мама не хотела помощи, ей нравилось тонуть, а заодно утягивать на дно и меня. Моей сестре пришлось приложить немало усилий, чтобы вытянуть меня из той трясины.

И теперь… Когда я поняла, что Ник мне нравится… Перспектива окунуться в то, от чего я сбежала на другой конец света, изводила меня своей неизбежностью.

Алкоголики… Они разрушают не только свою жизнь, но и жизнь тех, кому они дороги.

Я просто не могла позволить Никлаусу разрушить мою жизнь. Меня. Но…

Он мне нравился.

Я резко останавливаюсь перед дверьми в приёмную и с силой зажмуриваюсь. Мне не обязательно думать об этом сейчас. Велика вероятность, что я просто ошибаюсь. Как вариант Никлаус ещё не погряз основательно. И как вариант ещё не погрязла основательно я сама.

Расправляю плечи и открываю двери в приёмную.

– Анна? – спрашивает секретарь, милого вида женщина с веснушками, за прямоугольной стойкой. – Присаживайся. Директор скоро тебя примет.

То, как женщина подозрительно меня рассматривает, меня смущает, и я, отвернувшись, смотрю на ряд мягкий сидений, как в кинотеатре. Уже хочу сесть, но дверь с табличкой «Директор» резко распахивается, и я буквально застываю при взгляде на мрачное лицо Никлауса.

Он тут же стремительно направляется ко мне, встаёт сбоку и обхватывает горячими пальцами мою кисть. Говорит тихо и напряжённо:

– Отрицай всё, поняла?

Конечно же, я ничего не поняла, но тут в проёме появляется статная женщина и сухо произносит:

– Анна? Можешь проходить.

Никлаус при звуке голоса матери грубо пихает меня плечом, чтобы в тот же миг покинуть приёмную.

Господи, и что всё это значит?!

Я поправляю на плече ремень сумки и вхожу в кабинет директора.

– Дверь закрой, пожалуйста, и присаживайся в кресло.

Здесь светло. Очень. Два больших прямоугольных она на одной из стен выходят на дорогу за оградой, где нет ничего, что не пускало бы в комнату солнечный свет.

Я прохожу к стеклянному столу, на котором педантично расставлены канцелярские принадлежности, и опускаюсь в одно из двух мягких кресел у него. Директор колледжа выглядит так же педантично, как её рабочий стол. Ни одной выбившейся светлой прядки из идеальной укладки, ни одной складочки на идеально выглаженном брючном костюме бежевого цвета. Белизна блузы под пиджаком буквально ослепляет. Макияж ровный и неброский. Женщина-директор, которая знает цену себе и своему времени.

– Итак, Анна, – отходит она от окна и встаёт напротив меня за своим столом. – Меня зовут Линда Гросс и, как ты поняла, я являюсь директором колледжа Санта-Моники. Я вынуждена следить за порядком в этом учебном заведении – это моя прямая обязанность. Потому я должна выяснить, кто виновен во вчерашнем инциденте в кабинете химии. Ты, Анна, подговорила Никлауса Макензи устроить там взрыв?

– Я? – округляю я глаза. – С чего вы взяли?

– Я говорила с пострадавшими. Одна девушка убеждена, что таким образом Никлаус отомстил ей за тебя, Анна.

– Барбара, – киваю я. – Она ошибается. Я никого не подговаривала.

– А как же статья? – сужает глаза директор. – У тебя есть мотив.

– То есть Барбара признала, – говорю я сквозь зубы, пока к лицу приливает горячая кровь: директриса видела статью, – что за статьёй стоит именно она?

– Почему ты, Анна, выходила из мужской раздевалки почти обнажённая? – холодно интересуется женщина. – У нас не допустимо подобное поведение. Я буду вынуждена сообщить об этом твоим опекунам, чтобы они приняли меры.

– Но… Мои вещи украли! Я была в мужской раздевалке совсем не по тем причинам, о которых думаете вы, прочитав ту дурацкую статью!

– Хорошо, – равнодушно кивает она, опираясь ладонями на стол. – У тебя украли вещи и спрятали в мужской раздевалке. Зачем ты оправилась туда сама? Ты могла попросить кого-нибудь из ребят вынести тебе одежду.

– И меня всё равно сфотографировали бы в полотенце у дверей, – цежу я. – Они ведь именно этого добивались, разве, не ясно?

– Ты могла попросить кого-нибудь из девочек, постучать в дверь мальчиков! – продолжает она настаивать.

– Раздевалка была пуста!

– Нужно было подождать. Рано или поздно в раздевалке должен был кто-то появиться.

Я с силой сжимаю пальцы на сумке у себя на бедрах.

– Мне извиниться за то, что мной в тот момент овладела злость, мешая мыслить рационально?

– Да, спасибо, – отталкивается она от стола, выпрямляясь в полный рост. – Выходит, на волне злости ты и подговорила моего сына натворить то, что он натворил.

– Боже, нет! – восклицаю я.

– Помолчи и послушай меня, Анна, – поджимает директор губы. – Никлаус доверчив и раним. Он легко очаровывается подобными тебе, и по их указке совершает глупости…

Господи, мы думаем про одного того же Никлауса?!

– …Но я не позволю тебе им манипулировать, ясно? Как не позволю манипулировать вторым своим сыном, Оливером! Ты немедленно прекратишь с ними обоими всякое общение, иначе, несмотря на хорошее отношение к твоему поручителю, к отцу моего сына, я вышвырну тебя вон из моего колледжа!

Сказать, что я нахожусь в шоке – ничего не сказать.

Я поражена до глубины души! Растеряна, зла и до придела возмущена!

Исключать из колледжа за общение с её сыновьями? Она вообще в своём уме?!

– Вы не имеете права, – напряжённо замечаю я. – И потом, где доказательства, что взрыв устроил Никлаус? Где доказательства, что именно я как-то причаста к тому, что случилось? Общение с вашими сыновьями не может быть веской причиной моего исключения. Статьи, где есть моё фото у раздевалки мальчиков, не существует. Полагаю, вам больше и нечего мне предъявить, верно?

– То есть ты отказываешься мне подчиниться, девочка? – сухо спрашивает она.

– В первую очередь я хожу в ваш колледж, миссис Гросс, чтобы учиться, а не развлекаться. Я примерная студентка. А то, с кем я общаюсь или нет вне учёбы, колледжа и вас, как директора, касаться не должно.

– Как директора, – кивнув, холодно улыбается она одними губами. – Хорошо. Ты свободна, Анна.

Я тут же подскакиваю на ноги и буквально лечу за дверь и дальше, вон из приёмной. Меня трясёт. Неудивительно, что Роберт не провёл в браке с этой женщиной и полгода! Надо же так притягивать за уши обвинения! И угрожать подобным образом!

Просто сойти с ума!

Я испуганно вздыхаю, когда кто-то обхватывает мою кисть и дергает меня за угол, мимо которого я лучу на всех парах. Короткое мгновение, и моя спина прижата к стене, а надо мною нависает Никлаус. Лицо напряжено, пальцы впились в мои плечи.

– Что она тебе сказала? – требует он.

Это ужасно, но в данную секунду я не могу думать ни о чём, кроме того, что Он стоит слишком близко. Невыносимо близко…

Я собираюсь с мыслями, как раз в тот момент, когда звучит голос Оливера:

– Он снова тебя достаёт, Ани?

Никлаус напрягает плечи и, не глядя на него, бросает:

– Исчезни, Гросс.

Пытаясь справиться со вспыхнувшим смущением, я вижу, как плеча Ника касаются пальцы Оливера:

– Это ты должен исчезнуть, Макензи.

Никлаус закрывает глаза, словно пытается сдержать себя, отпускает мои плечи и медленно разворачивается к сводному брату. Его взгляд пылает, челюсти сжаты. Оливер вздергивает подбородок, отвечая ему таким же недобрым взглядом. Позади них собираются зрители…

Едва утихшая злость вспыхивает с новой силой, и я кидаюсь вперёд, замерев между ними. Я говорю слова медленно и твёрдо, чтобы до каждого из них дошёл смысл:

– Вы оба должны исчезнуть и оставить меня в покое. Ясно?

Вопрос я задаю не для того, чтобы получить ответ, потому смотрю на них по очереди и, кивнув самой себе, быстро ухожу. Драться они не будут, здесь я спокойна, а вот то, что сама полезу к ним с кулаками – очень вероятно. Потому что я просто адски зла на них обоих. В последнее время мне невероятно сложно быть пацифистом.

И всё это из-за них!

Мне требуется немало времени, чтобы успокоиться – все оставшиеся занятия. И лишь покинув парковку у колледжа я чувствую долгожданное облегчение. Впереди пара часов работы, где мне ничто не будет напоминать об этих двоих.

Так я предполагаю, и, разумеется, ошибаюсь.

Я возвращаюсь из подсобки, оставив там свой фартук, и захожу за барную стойку, чтобы забрать свою сумку и отправиться домой, когда Джек с таинственной улыбкой на губах негромко замечает:

– Ани, меня попросили передать, что тебя очень ждут на террасе.

– Кто? – хмурюсь я.

– Он попросил не говорить.

Я закатываю глаза и думаю о том, что правильнее будет пройти мимо террасы, прямиком на улицу, к машине, сесть в неё и уехать домой. Но… Что-то меня останавливает. Зудит в груди тревожным чувством.

Думаю, не сложно догадаться, кого я против воли ожидаю увидеть снаружи в тени вьюна и цветов.

Но меня ждёт не Он. Меня ждёт Оливер…

Блондин поднимается из-за дальнего столика и неловко мне улыбается. А я… Я пытаюсь отогнать от себя горькое чувство разочарования, которое здесь абсолютно неуместно. Расправляю плечи и иду к парню, чтобы сообщить ему, что он зря меня ждал.