Их новенькая

Глава 19. О том, как я увязаю всё сильней.

Итак, подтянутые парни в коротких и обтягивающих костюмах, в тугих шлемах на головах – это нечто. Они меня веселят и смущают одновременно. Но не Оливер Гросс. Он даже среди борцов выделяется. Парень определённо на своём месте и занимается своим делом.

Это впечатляет.

И да, Оливеру удалось-таки уговорить меня прийти сюда: в зал, где проходят соревнования по вольной борьбе.

Я не стала занимать место в первых рядах, потому бедная Барбара рискует свернуть шею, постоянно оборачиваясь на меня, чтобы наградить презрительным взглядом. В ситуации с ней меня радует одно: маски сняты, и больше не нужно притворяться подругами.

Но, похоже, это не устраивает её подругу Лу. Девушка замечает манипуляции Барб, бросает на меня извиняющийся взгляд и что-то горячо выговаривает ей на ухо, затем отодвигаясь от неё чуть в сторону по лавке. Не знаю, но, возможно, Лу за прошедшие две недели не отказалась от идеи переманить меня в свою компанию, пусть я и обедаю исключительно за столиком Бэлл, за которым к нам иногда присоединяется Ава Фиски.

Впрочем, Лу могла узнать о том, что натворила Барбара, и быть не согласной с её тактикой, ну или, в принципе, быть лучше. Кто знает, что у неё в голове и что она за человек, верно?

Я вновь сосредотачиваюсь на том, что происходит в центре зала, и краем глаза замечаю, как к Оливеру с его отцом подходит директор колледжа. Она трогает Оливера пальцами за плечо и, по-видимому, желает ему удачи – он выступает следующим. А затем Линда Гросс безошибочно находит в толпе зрителей меня и награждает мою скромную персону долгим и высокомерным взглядом.

Я ей улыбаюсь. Натянуто, правда, но, как можно приветливее. И она тут же отворачивается.

Мы с Оливером ещё вчера обсудили её указание прекратить общаться с ним и Никлаусом. Сначала Ол отшутился, мол, про Ника она права, а на счёт него я могу не переживать, а затем сказал серьёзно, что им с его сводным братом уже давно не по пять лет, и Линда не имеет права выбирать за них с кем им общаться.

Я его полностью поддерживала. Мы, в принципе, с Оливером вчера отлично пообщались, потому что узнали друг друга чуть лучше. Он пообещал мне, что мы не будем торопить события и начнём с дружбы, а мне, в свою очередь, пришлось пообещать, что я приду сегодня сюда.

– Что, наша Гарпия и тебя успела записать в чёрный список?

Увлечённая тем, как Гросс-старший горячо напутствует сына на победу, я не замечаю, как ко мне подходит Лу и садится рядом. Брюнетка понимающе улыбается, взглядом провожая директора до трибун напротив, где собрался почти весь преподавательский состав.

– Не думала, что у неё такой есть, – неловко улыбаюсь я.

– Туда входят все, кто хоть сколько-нибудь общается с её дорогими детишками. Ужасно ревнивая стерва.

– Серьёзно? – не верю я.

– Да. И мы давно перестали обращать на это внимание. Гарпия она и в Африке гарпия. И можешь поверить мне на слово, стерва лает, но не кусается.

– Очень похоже на русские пословицы, – озадачиваюсь я, сузив глаза на брюнетку.

– Моя бабушка приехала сюда из России, – хмыкает она. – Научила.

– Надо же! – искренне восхищаюсь я.

– А дед – ирландец. Так что и ирландские поговорки у меня в ходу, – ведёт она бровями.

– Здорово, – улыбаюсь я.

Лу вдруг становится серьёзней и, склонившись ко мне ближе, заверяет:

– Ани, я не знала о планах Барб. Честно. Когда Ол нам всё рассказал, точнее, наехал на нас, я была в шоке. Правда. Мне жаль, что она тебя так подставила. Но я не скажу, что удивлена – Барбара со средней школы сходит с ума по Оливеру, а тут он увлёкся тобой… В общем, не думай, что я, как и она, настроена против тебя, хорошо?

– Хорошо. Только мне всё равно не ясно, почему ты так упрямо настроена дружить со мной, – говорю я честно.

Лу вздёргивает брови и возвращается в исходное положение, оправляя свои длинные и гладкие волосы за спину:

– Я думала, это очевидно, Ани. Те, кто дружит с Оливером Гроссом, должны держаться вместе. Ты прости, но я до сих пор не понимаю, почему ты водишься с толстушкой Смит, или с чокнутой Фиски.

– Потому что мне нравится с ними общаться, – задетая её высказыванием, говорю я сухо. – Ты прости, но я не из тех, кто выбирает друзей по статусу.

Лу на секунду сужает глаза, а затем начинает весело смеяться:

– Туше, Ани! Туше. Знаешь, в тебе что-то есть. Что-то такое, что притягивает.

– Собственное мнение? – всё ещё недовольна я.

– Может, и оно, – снова смеётся она. – Хорошо. Ты вольна общаться с кем угодно, кто я такая, чтобы тебе указывать, верно? Но мне интересно узнать тебя поближе, веришь?

– Стараюсь, – усмехаюсь я.

– Вот, например, скажи, ты уже решила, кого пригласишь на Осенний бал?

Да, на него приглашаю девочки, что мне очень на руку, так как не придётся обижать Оливера отказом, если бы он меня пригласил. И не придётся думать о том, пригласил бы меня туда Никлаус, и смогла бы я тоже ответить ему отказом…

Ник.

Я не виделась с ним после разговора с его мамой – этой ночью он ночевал в её доме. То есть прошли всего одни сутки, а у меня ощущение, что я не видела его неделю. И мне это не нравится.

– Решила, – отвечаю я Лу. – Я пойду туда с Бэлл и Авой.

– Боже, – не удерживает она себя от тяжёлого вздоха. – У неё есть возможность появится там с одним из двух самых популярных парней, а она идёт туда с подружками. Без обид, но ты сумасшедшая, Ани. Впрочем, дело твоё.

– Именно, – киваю я, и тут зал взрывается аплодисментами и улюлюканьем: одну из площадок для предстоящего боя занимает Оливер и его соперник.

Я тоже поднимаюсь на ноги, потому что те, кто впереди меня, закрывают мне обзор. Лу встаёт рядом и задумчиво обороняет:

– Интересно, если бы Макензи не ушёл из вольной борьбы, в своё время, он был бы так же хорош, как сейчас хорош его сводный брат? Ладно, Ани, я пойду на своё место – там всё же первый ряд.

Я провожаю брюнетку задумчивым взглядом.

Никлаус занимался вольной борьбой? Серьёзно? А что случилось? Почему бросил? Из-за Оливера? Здесь они тоже соперничали?

Господи, эти парни просто сводят меня с ума…

Почему ни один из них не может быть со мной откровенным до конца? Нежели это так сложно? Впрочем… Кто бы говорил, да, Анют?

Я вздыхаю и сосредотачиваюсь на борьбе Оливера и его соперника.

Блондин хорош. Очень! Я в этом всём совершенно не разбираюсь, но понимаю, что Оливер выигрывает. Если его противник как-то выкручивается, избежав положения на лопатках, то Ол быстро находит новый приём, чтобы вновь попытаться придавить его спину к полу. Мне даже в какой-то момент начинает казаться, что Гросс ни капли не устал тогда, когда его противник выглядит изрядно запыхавшимся.

В общем, я не удивляюсь, когда Оливер одерживает победу. Одну, вторую, а затем и третью. Единственное, что я подмечаю о себе самой за это время – это то, что я по-настоящему болела за него и искренне желала ему этих побед.

Когда заканчивается последняя борьба на сегодняшний день турнира многие зрители бросаются к Оливеру, чтобы его поздравить. Его отец находится в таком диком восторге, что я едва узнаю в этом человеке того серьёзного мужчину, с котором познакомилась у пляжных домиков. Впрочем, никому не запрещено радоваться успехам родного человека. Линда Гросс тоже находится рядом и широко улыбается пасынку. Правда её улыбка немного меркнет, когда парни подхватывают Оливера на руки и начинают подбрасывать его вверх.

Я же решаю, что поздравлю блондина в другой раз, чтобы сейчас не толкаться локтями с другими ребятами, и иду на выход из спортивного зала. На улице по вечернему душно, потому я тороплюсь на парковку, чтобы скорее сесть в машину и насладиться ветром от её движения. Даже не представляла, что настолько сильно полюблю машину и вождение. Завтра же исполню свою задумку: потрачу весь день на изучение улиц Санта-Моники. А вот в воскресенье придётся в плотную заняться учёбой – не хотелось бы отстать от остальных из-за работы и прочих факторов, отвлекающих меня от зубрёжки.

До дома я добираюсь за двадцать минут, предвкушая то, как приготовлю себе попкорн и зависну перед телевизором в гостиной, так как Вики и Роб вновь на вечеринке друзей, а значит, дом в моём полном распоряжении.

Но…

Похоже, я должна привыкнуть к мысли, что моя жизнь давно перестала быть предсказуемой.

Я поднимаюсь в свою комнату, чтобы оставить сумку и переодеться во что-нибудь уютно-домашнее, но мои планы рушит лежащий на моей кровати Никлаус.

Сердце подскакивает к горлу, лишая меня способности говорить, затем возвращается на место, но решает, что будет неплохо продолбить себе путь наружу через многострадальные рёбра.

Никлаус медленно переводит свой тёмный взгляд от куклы в его раках на меня и ухмыляется:

– Ты всерьёз считала, что я не смогу их найти?

Да, я спрятала своих кукол, все до единой, в чемодане под кроватью ещё тогда, на следующий день, после того как он разбил одну из них. Чемодан был старинным – мне купила его сестра на первой посещённой нами здесь барахолке, в знак подарка на новоселье. И у этого высокого прямоугольного чемодана, между прочим, есть кодовый замок!

– Как…

– Пришлось сломать, – равнодушно жмёт он плечами.

Я поджимаю губы и скрещиваю руки на груди:

– Кажется, ты обещал, что больше никогда не зайдёшь в мою комнату, Никлаус. Что ты здесь делаешь?

Он отбрасывает от себя куклу, от чего мой желудок совершает испуганный кульбит, – слава Богу, на матрас рядом, – и спускает ноги на пол, чтобы сесть. Смотрит на меня долго и пристально, а затем убирает одну из рук себе за спину и вынимает оттуда тетрадь в твёрдом переплёте.

Мой дневник.

Я никогда раньше не делала ничего подобного, но переехав сюда, не знала куда деть все те чувства, что обуревали меня. Их было слишком много. Просто невыносимо много. И в конце концов, я где-то вычитала, что, если записывать свои чувства на бумагу, то организму становится легче с ними справляться. Я попробовала, и мне понравилось.

И там…

Там много того, что Никлаусу знать нельзя, потому что это сугубо личное!

Никлаус подкидывает тетрадь в руках и насмешливо интересуется:

– Запишешь в нём сегодняшний поход на турнир? О том, как тебя впечатлил непобедимый Оливер?

– Ты его читал? – хрипло спрашиваю я, потому что горло сжимает спазм.

Глаза щиплет, а по пищеводу поднимается едкая злость. Если он… Если он посмел залезть в моё самое сокровенное…

– Пару страниц, – играет он с боковым обрезом страниц. – Мельком. Но сейчас…

Никлаус мерзавец. Я ошибалась каждый раз, когда допускала хоть одну мысль, что может быть иначе.

Я бросаюсь к нему, когда он открывает тетрадь ровно по середине. Но этот подлец подскакивает на ноги и поднимает руки вверх:

– Нет уж, Ан-ни, не выйдет.

Хватаю его за локти и тяну их вниз, но Ник умудряется вырваться из моих рук и убрать свои себе за спину. Его взгляд откровенно насмехается надо мной тогда, когда я уже готова вцепиться ногтями в его наглое лицо. Толкаю его ладонями в грудь и рычу:

– Верни мне мой чёртов дневник!

– О-хо-хо, какие мы свирепые.