Мафиози и его одержимость

Глава 16

Виктор

Я стоял перед частично закрытой дверью. Я не должен быть здесь— на самом деле, я должен быть далеко отсюда.

Но я ничего не мог с собой поделать.

Мельком увидев Валери, идущую по коридору, я последовал за ней и оказался здесь. Прямо перед ее спальней.

Я поднимался по лестнице и остановился, увидев ее стоящей посреди коридора, который вел на ее сторону дома. Она просто стояла, глядя вдаль, словно хотела сделать шаг вперед, но какая-то невидимая сила останавливала ее.

Я видел, как она спорит сама с собой, сжимая кулаки. Ее сердце хотело одного, но разум останавливал ее.

Именно в этот момент я понял, что ей никогда не позволяли выходить из своей спальни. Должно быть, это был ее первый раз. Игорь отпустил ее? Или, может быть, его не было прямо сейчас?

Это было запрещено, но она нарушала правила.

Мне оставалось только гадать почему, заинтригованный мыслью о том, что она была под запретом и делала запретные вещи. Дерзкий характер скрывался глубоко внутри молчаливой девушки.

Затем ее глаза остановились на моих. Все мысли затихли в моей голове. Я мог только смотреть на нее, наши взгляды встретились и ни разу не дрогнули.

Она замолчала, ее губы приоткрылись, глаза расширились при виде меня. Ее рука легла на живот, пальцы сжали ткань платья.

Валери сделала шаг назад, я шагнул вперед.

Она нервно прикусила губу, прежде чем сделать еще один шаг назад. Я сделал еще один шаг вперед, преследуя ее.

Я был охотником, она-добычей. И мне не терпелось поймать ее.

И точно так же, как добыча, она отвернулась и побежала, убегая от меня. Это только усилило мое желание поймать ее. Волк всегда наслаждался хорошей охотой.

Ее быстрые шаги затихли, и она исчезла в своей спальне. Я постоял секунду, наблюдая за пустым коридором, пока не сделал шаг вперед, следуя за ней — желая быть рядом.

Это было странное, гребаное чувство, но с тех пор, как я проснулся этим утром, она была единственной, о ком я мог думать. Лицо Айлы исчезло в моих снах, сменившись немой монахиней.

Я проснулся в поту, сбитый с толку внезапно изменившимся видением. И с тех пор она была всем, о чем я мог думать.

Светловолосая монахиня, молчаливая, с самыми выразительными красивыми глазами.

И вот теперь я стою здесь, за ее дверью, как потерявшийся гребаный щенок.

Алессио будет смеяться до упаду. Феникс никогда не перестанет потешаться над этим.

Черт побери!

Но вместо того, чтобы отвернуться, я толкнул дверь и вошел внутрь. Она была одна в комнате, ее телохранителя нигде не было видно. Ее комнату, должно быть, оставили незапертой. Впрочем, я не удивился. Глядя на нее сейчас, я знал, что у нее нет ни единого шанса сбежать. Что-то держало ее в ловушке. Не Игорь, не эти закрытые двери.

Валери сидела в том же кресле, лицом к окну, в той же позе, что и вчера.

Она не обернулась когда я вошел. Закрыв за собой дверь, я прошел дальше в комнату, предвкушение лизало мое тело.

Мы были одни.

Мои губы изогнулись в ухмылке. Теперь ей некуда было бежать.

Я заметил блокнот и ручку на кровати. Подойдя к ней, я схватил их и направился к ней. Она все еще не повернулась, и мои кулаки сжались от мысли, что она намеренно игнорирует меня.

Играешь в недотрогу, детка?

Я усмехнулся, качая головой. Я не тот человек, с которым можно играть в игры — она будет раздавлена в считанные секунды.

Никаких игр, молчаливая мышка. Тебе не понравятся последствия.

Только мне было позволено играть в игры. Предстояла интересная игра.

Я не собирался брать Валери. Нет, она сама попросит меня… будет умолять. Это будет ее решение. Пока я правильно разыгрываю свои карты, ее секреты будут моими, и Валери попросит меня трахнуть ее через несколько дней.

Немного усилий с моей стороны — и все просто.

Мои ноги остановились перед ней, закрывая вид из окна. Она удивленно посмотрела на меня, прежде чем скрыть выражение лица.

Положив блокнот и ручку ей на колени, я снова выпрямился. Валери посмотрела на свои колени, потом на меня.

Она сидела неподвижно, молча, пристально глядя на меня.

Я обнаружил, что тоже не могу оторвать от нее глаз.

Откашлявшись, я кивнул в сторону блокнота. — Как ты сегодня?

Ты что, серьезно, Виктор? Ты что — пятнадцатилетний девственник, пытающийся заполучить какую-то киску?

Она отвела от меня взгляд и посмотрела на свои колени. А потом она взяла ручку и приложила ее к бумаге.

Я уставился на ее лицо; оно было наполнено сосредоточенностью, когда она медленно записывала свои слова.

Я в порядке. А ты?

Я прочел эти слова, когда она показала мне бумагу. Послав ей легкую улыбку, я пожал плечами.

— Я жив — самый большой подарок дня. — Валери нахмурилась, ее лицо сменилось со спокойного на обеспокоенное.

Ты в опасности?

Быстро написав, она снова показала мне бумагу.

— Не совсем. А ты? — спросил я, отвлекаясь от темы. Ей не нужно было ничего об этом знать. Чем меньше она знает, тем лучше.

Тревожные линии были выведены под моими словами, а затем молчаливая мышка покачала головой.

Не совсем.

Я приподнял бровь, увидев ее ответ. — Это не ответ. Ответ это " да " или "нет"?

Ее губы сжались в прямую линию, прежде чем она снова принялась яростно записывать в блокнот.

Ты дал мне тот же ответ.

Я поднес кулак ко рту, пытаясь скрыть смех. А, вот и она. Дерзкая монахиня снова смотрела на меня.

Это заставило меня задуматься, был ли я единственным, кто видел эту ее сторону. Она казалась замкнутой, почти бесчувственной, но в ней был огонь. И я хотел исследовать его.

— Это единственный ответ, который ты получишь, — ответил я, вызывая ее на поединок.

Она этого не сделала. Вместо этого ее глаза встретились с моими, и мы оба снова потерялись.

Звук открывшейся двери заставил меня отвести от нее взгляд. Я уставилась на Игоря, который стоял у закрытой двери, переводя взгляд с Валери на меня.

При виде меня он нахмурился. Скрестив руки на груди, он стоял, но молчал. Он знал, что лучше ничего не говорить мне в ответ. Вчерашний день послужил ему уроком.

Я оглянулся на Валери и увидел, что она смотрит на Игоря. На ее лице был написан страх, пальцы сжимали и разжимали ручку.

Мои губы скривились в гневе. Долбаный Игорь.

Он просто испортил мне момент с моей мышкой.

Я проигнорировал ее телохранителя, ведя себя так, словно его там и не было. Он был неуместен. Я разберусь с ним позже.

Положив палец под подбородок Валери, я снова привлек ее внимание к себе. Ее глаза встретились с моими, слезы наполнили их.

Инстинктивно я провел большими пальцами по ее щекам, а затем под глазами, нежно лаская ее лицо.

Она всхлипнула, прежде чем оторвать от меня взгляд. Валери посмотрела на свои колени, и я был вынужден убрать руки.

Я смотрел, как она что — то записывает в блокнот. Когда она показала мне бумагу, я медленно прочитал слова.

Ты не должен быть здесь. Если мой муж узнает, ты будешь жестоко наказан.

Прежде чем я успел ответить, она забрала блокнот и снова начала писать.

Сюда никого не пускают. Ты должен уйти.

Я покачал головой, и разочарование сверкнуло в ее прекрасных глазах.

Пожалуйста.

Он причинит тебе боль.

Я снова покачал головой, и она стукнула ручкой по блокноту, смаргивая слезы. Она выглядела такой опустошенной, испуганной — дрожащей от страха. Причинит мне боль…ты хочешь сказать, что он причинит тебе боль, моя прекрасная монахиня?

Наклонившись вперед, пока наши лица не оказались в нескольких дюймах друг от друга, я убедился, что она смотрит на меня. — Валери, это поместье принадлежит мне не меньше, чем ему. Он не может причинить мне вред. Он даже не посмеет. И твой муж уж точно не сможет выгнать меня отсюда. Я могу приходить и уходить, когда захочу. Никто не посмеет испытать мой гнев, — прошептал я ей.

Ее губы приоткрылись, рот приоткрылся от моих слов. Смущение затуманило ее взгляд, и она только моргнула, глядя на меня.

— Никто не обидит меня. Никто тебя не обидит.

Смущение Валери заставило меня улыбнуться. Она даже не знала, кто я и что значу для семьи Солоников.

Я был их единственной выигрышной картой — хозяином этой игры. Ее гребаный муж был никем.

— Сэр, вам не подобает находиться так близко к жене Босса.

Я посмотрел через плечо Валери, подняв бровь на Игоря. Он нервно сглотнул, прежде чем отвести взгляд.

Мой взгляд вернулся туда, где он должен был стоять, и она, казалось, не обратила внимания на слова Игоря. Ответа от нее не последовало. Я думал, что это снова нарушит наш момент, но ее взгляд все еще был прикован к моему.

Хм…интересно.

Она моргнула, глядя на меня, а потом ее щеки покраснели. Ухмыльнувшись, я отстранился. О чем только думала немая монахиня?

Представляла ли она мои губы на своих — целовал ли я ее? А может, и больше?

Она покраснела еще сильнее, глядя на свои колени. Ее пальцы играли краем бумаги, и она нервно облизала губы.

Я видел, как она застенчиво смотрит на меня, ее длинные ресницы скрывают ее прекрасные глаза лани. Достав из кармана зажигалку, я щелкнул ею.

Ее взгляд мгновенно устремился к маленькому огоньку, полностью завороженная им. Я достал сигарету из маленькой коробочки, которую держал в кармане, и зажал ее между зубами. Она перевела взгляд с зажигалки на мои губы и смотрела, как я прикуриваю.

Она бросила на меня странный взгляд, словно изучала меня, запоминая мое лицо в своей маленькой головке.

Я положил зажигалку обратно в карман и затянулся, прежде чем выпустить дым через губы. Дым коснулся ее лица, и она моргнула, все еще глядя на меня.

Я подошел ближе и снова затянулся сигаретой. Глаза Валери были на моих губах — наблюдали, прежде чем опуститься на колени.

Ее внимание было приковано к блокноту, когда она начала писать.

— Терпеть не могу, когда ты не обращаешь на меня внимания, мышка, — пробормотал я только для ее ушей.

Ответа не последовало. Даже не вздрогнула. Она даже не взглянула на меня, чтобы подтвердить мои слова. Склонив голову набок, я уставился на эту красивую женщину.

В ней было так много такого, что мне еще предстояло узнать. Так много что нужно было исследовать. Так много что нужно было увидеть. Она была полна стольких тайн, что я даже не знал, с чего начать.

Валери продолжала писать, а потом показала мне свою бумагу.

Тебе нельзя курить. Это вредит твоему здоровью.

Прочитав эти слова, я разразилась смехом. Так вот о чем она беспокоилась? О моем здоровье?

Я покачал головой от ее глупых мыслей—о, детка, это последнее, о чем тебе нужно беспокоиться.

Я контролировал свою смерть, и я был чертовски уверен, что еще не готов к ней. Смерть могла трахнуть себя в задницу раскаленным прутом. Я позвоню ей, когда буду чертовски готов к тому, чтобы она утащила меня в ад.

Курение — это плохо.

Я не замечал, что она пишет, пока она снова не показала мне свой блокнот.

— Ты права. Курить — плохо, — пожал я плечами. — А я люблю делать плохие вещи.

Она резко втянула воздух, ее взгляд быстро упал на колени. Придвинувшись ближе к ней, я прижался к ней всем телом. Она оказалась в ловушке, и ей некуда было идти.