Мафиози и его одержимость

— Так это был твой план? — спросил Валентин, его глаза расширились. — Но как? Я не—

— У меня свои методы, — отрезал я, приподняв бровь. — Я же говорил тебе, Валентин. Я все делаю по-своему. Я играю не для того, чтобы проиграть.

— Теперь я это вижу, — ответил он, удовлетворенно кивая.

Оттолкнувшись от стены, я прошел мимо него. — Если бы у меня был шанс, эта сука тоже была бы мертва-но опять же, зачем убивать их так легко? Алессио должен почувствовать боль. Один убит. Ребенок должен был уйти. Лучше раньше, чем позже. Я бы сказал, что мы побеждаем.

Валентин громко рассмеялся. Когда он заговорил, его слова заставили меня стиснуть зубы от ярости.

— Мне нравится ход твоих мыслей. Я не думал, что ты сможешь это сделать, но, очевидно, я продолжаю недооценивать тебя. Хорошая работа, сынок. Впервые я горжусь тобой. Твой отец-дурак. Он не видел твоего потенциала. Они сделали тебя вторым в команде под гребаным Боссом. Но ты — ты заслуживаешь быть гребаным Паханом. И однажды ты им станешь.

Я не ответил. Мои глаза встретились с его жестким, непоколебимым взглядом. Он замер, и я отвел взгляд, заставив его замолчать.

Не удостоив его больше взглядом, я вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Его шаги постепенно затихли, а затем наступила тишина.

Тишина вызывала у меня тошноту, и я боролся с желанием вырвать.

Мои внутренности сжались, и снова мои эмоции сошли с рельсов. Я дышал через нос, пытаясь успокоить нервы и нескончаемые спазмы в животе. Пот стекал по моей шее. Мои руки задрожали, и я сжал их в кулаки. Комок в горле рос, пока не стало трудно глотать, язык отяжелел — я онемел. Я был неподвижен.

Я чувствовал себя…изувеченным.

Что я только что сделал? ***

Неделю спустя

Половина тела Валери лежала поверх моего, покрывая меня. Она прижалась ближе, уткнувшись лицом мне в грудь. Ее пальцы рисовали случайные узоры, ее прикосновение растекалось по рисунку на моей коже.

Она любила их и, казалось, не могла перестать прикасаться к замысловатым узорам, всегда исследуя их своим прикосновением. Кожа к коже. Иногда она покрывала поцелуями дорожку моих татуировок.

В течение недели мне удавалось держать Валентина подальше от Валери. Используя различные тактики, я был тем, кто оказывался в ее спальне каждую ночь. Не гребанное лицо, которое якобы было ее мужем.

— …Виктор.

Очнувшись от своих мыслей, я посмотрел на Валери и увидел, что она уже смотрит на меня.

Что-то неописуемое всегда воспламеняло меня, когда она произносила мое имя.

Ее голос был таким сладким…все еще непривычным за годы молчания. Иногда ее голос звучал слишком тихо или слишком громко. Ее тон был низким в начале предложения, а затем повышался, пока я не говорил ей, что это слишком громко. Голос Валери был немного скрипучим, но тем не менее красивым.

Я думаю, что, возможно, я считал его более красивым, потому что он был…другим. Он был её. Он был прекрасен.

— Ты всегда…погружен в свои…мысли.

Валери села, склонившись над моим лицом. Ее голая грудь была прямо над моим ртом, и я испытывал искушение укусить…может быть, даже лизнуть. Мой член затвердел от роскошного зрелища, и я выругался себе под нос.

Она погладила мое лицо — в то время как я хотел, чтобы она погладила мой твердый член — и ее лоб опустился и коснулся моего.

— Почему ты не хочешь говорить…со…мной? Я знаю…что-то беспокоит…тебя, — прошептала она.

Ах. Ну вот. Невысказанные слова между нами. Единственное, о чем я не хотел говорить.

— Ты изменился. Ты более молчаливый…и…задумчив, — продолжила Валери, ее губы коснулись моей щеки в легком поцелуе.

— Всё нормально, — пробормотал я. Ее глаза остановились на моих губах, и я увидел в них недоверие. Ее губы сжались в маленькую, разочарованную гримасу.

— Ты плохой лжец, Виктор.

— Валери… — я вздрогнул, но она шикнула на меня. Моя маленькая монашка действительно шикнула на меня.

Приложив палец к моим губам, она сказала:

— Ты просишь меня доверять тебе, и я доверяю, но…ты мне не доверяешь. Ты не хочешь…сказать мне, что…причиняет тебе боль. И я знаю, что тебе больно. Что-то тебя беспокоит.

Я смотрел в ее теплые карие глаза, полные такого понимания. Интересно, была бы она такой же понимающей, если бы знала мою правду?

Быстро перевернув нас так, чтобы она оказалась подо мной, я навис над ее обнаженным телом. — Ты права. Мне больно. Я беспокоюсь. И я сделал ужасные вещи, Валери.

Пальцы Валери запутались в моих волосах, и она приблизила мое лицо, наши губы были всего в нескольких дюймах друг от друга. — Что ты сделал, Виктор?

— Я причинил боль тому, кто очень близок мне. Я причинил ей боль, и она значит всё…но я переживаю, что сделав это, я теперь не знаю, в порядке она или нет, — наконец признался я, мой голос был хриплым от невысказанных эмоций, и мои слова застряли в горле.

Валери молчала, не отрывая от меня взгляда. Поэтому я продолжил. — Сама мысль о том, что с Айлой что-то случится, калечит меня, Валери. Но узнав, что я — причина этого…Алессио никогда меня не простит.

Ее теплые глаза смутились. — Может быть, ты…не будешь так строг к себе. Я не знаю, что сказать. Она кажется важна для тебя. Если ты думаешь, что причинил боль…ей, тогда ты…должен извиниться.

— Не думаю, что извинений будет достаточно, — признался я.

Валери покачала головой, ее брови печально сдвинулись, как будто она чувствовала мою боль. Она наклонилась и украдкой поцеловала меня. Я поцеловал ее в ответ. То, что должно было быть быстрым поцелуем, превратилось в долгий поцелуй, от которого у нас перехватило дыхание.

На какое-то мгновение я забыл о своих тревогах. Я забыл об Айле и Алессио. Я совсем забыл о ребенке.

Я наслаждался поцелуем Валери и продолжал погружаться в море любви, которое она дарила мне, глубина которого никогда не кончалась.

— Завтра будет новый день. Всё…будет… хорошо, Виктор, — пробормотала она мне в губы.

Устроившись рядом с Валери, я притянул ее в свои объятия. — Давай не будем думать о завтрашнем дне. Я хочу жить в настоящем. А сейчас я просто хочу обнять тебя.

Валери улыбнулась, и мое сердце дрогнуло, как всегда, когда она смотрела в мою сторону.

Мы пролежали так, казалось, несколько часов. В нашем собственном пузыре, где никто не мог причинить нам вред.

В конце концов она встала, чтобы принять душ. Я смотрел ей вслед, не отрывая глаз от скользкого тепла, струившегося между ее ног. Покачав головой, я сдержал смех. Она просто снова испачкается.

Прислушиваясь к шуму воды в душе, я порылся в ее ящике. На сегодня Валери сказала достаточно. Я заметил, что в конце она стала говорить менее внятно. Её вздрагивания были видны безошибочно.

Но вместо того, чтобы найти ее ручку и бумагу…я нашел коробку.

Замявшись, я достал её из ящика. В комнате Валери было только самое необходимое. Ее шкаф был забит кое-какой одеждой, но это было всё.

В ее комнате не было ничего для нее самой. Никаких личных вещей, делающих комнату по-настоящему ее.

Это была просто клетка. Прятавшая ее. Заманив ее в ловушку, как пленницу.

Сев у изголовья кровати, я открыл коробку. Что за—

Внутри я обнаружил то, чего никак не ожидал.

Держа туфли в руках, я осмотрел их. Они были плоские, очень легкие и сшиты из дорогого бежевого атласа. На поверхности были разбросаны белые жемчужины с длинными лентами, которые, вероятно, завязывались на лодыжках. Очень женственные. На самом деле они были очень милыми.

Подошвы были почти изношены. Но это была не просто обычная обувь.

Это были чертовы балетки.