Мафиози и его одержимость

О Господи.

Он поцеловал меня, жестко, почти грубо и так властно. Положив руку мне на бедра, он впился пальцами в мою кожу. Я укусила его за губы, и он зашипел, прежде чем снова яростно завладел моими губами.

Виктор вышел почти полностью, прежде чем сильно толкнуться в меня. Я задохнулась, а потом стала падать все ниже и ниже. Интенсивная волна сильно ударила меня, боль между бедрами усилилась, прежде чем медленно превратиться в тупое чувство.

Наши глаза встретились, и мы смотрели…не отрываясь.

Бедра Виктора уперлись в мои, прежде чем он вошел в меня в последний раз. Весь его член был погружен в мое тепло, пока я продолжала сжимать и выжимать его. Я чувствовала тепло его семени, когда он наполнял меня.

Он был глубоко во мне.

Я превратилась в безвольное месиво, задыхаясь и сильно запыхавшись. Его грудь вздымалась с каждым вздохом, и мы оба молчали.

Тишина. Наше святилище. В тишине мы нашли силу — мы нашли себя.

Виктор перевернул нас на бок, лицом друг к другу, но остался внутри меня. Он откинул мои волосы с потного лба и поцеловал меня, прежде чем заговорить.

— Это было…, - он замолчал и покачал головой. — Я даже не знаю, как это описа́ть.…

Мои пальцы прошлись по его щекам. — Мы…не можем…описа́ть это.

Его глаза снова расширились, и он глубоко вздохнул. — Пройдет некоторое время, пока я привыкну, Валери. Ты хоть понимаешь, что практически только что вскрыла мне грудь и вырвала сердце?

— Всё так… плохо? — спросила я. Теперь, когда я заговорила, мне стало интересно, как я звучу для Виктора. Он сказал, что мой голос был сладок, но…

Он мягко приподнял мой подбородок. — Громче. Я тебя не слышу.

Ох. — Всё так… плохо? — я попробовала еще раз.

Он поморщился и быстро посмотрел на дверь, прежде чем снова встретиться со мной взглядом.

— Слишком громко, детка.

— Извини, — пробормотала я.

Виктор улыбнулся. — Это было идеально.

Он поцеловал меня, быстрым украденным поцелуем, прежде чем снова заговорить. — Ты само совершенство. Ты можешь говорить. Ты действительно можешь говорить, черт возьми. И прямо сейчас я пытаюсь понять. Почему?

Одно простое слово…вопрос, который так тяжело давил.

Бессознательно, моя рука поднялась, чтобы коснуться моей обнаженной шеи. Виктор заметил, потому что замечал всё.

— Почему ты перестала говорить? Из-за Валентина? Ты действительно глухая…или…? — он оставил фразу висеть, ожидая моего ответа.

— Нет…я не слышу. Но я могу…говорить.

Виктор молчал, ожидая продолжения. Глубоко вздохнув, я объяснила невысказанную историю.

— Раньше я не была глухой. Но несколько лет назад я потеряла слух.

Я замолчала, закашлявшись, мое горло горело все сильнее с каждым словом. Виктор быстро отстранился, выскользнув из моего тугого жара. Я зашипела, потеряв его, и он одновременно закрыл глаза.

— Твою мать. Я мог бы жить в тебе всю оставшуюся жизнь, — сказал он, снова открывая глаза. Отвернувшись от меня, он наклонился и взял стакан воды с ночного столика.

Я села, когда он протянул мне стакан. — Пей, — приказал он, не желая спорить.

Стакан опустел через несколько секунд, когда я выпила всю воду, как голодное животное. Свежесть успокоила мое воспаленное горло, и я глубоко вздохнула.

— Лучше? — спросил Виктор, забирая у меня стакан.

Я кивнула. — Да. Спасибо.

Виктор улыбнулся, и его пальцы коснулись моих губ. — Чуть громче. Ты говоришь слишком тихо, чтобы я мог услышать.

Я прочистила горло и попробовала снова. — Я сказала, спасибо.

Он наклонился и быстро поцеловал меня, прежде чем снова отстраниться. — Всегда пожалуйста, Валери.

Мы снова легли на бок. Виктор обнял меня за бедра и притянул к себе. Между своих бедер, я почувствовала, как капает моя влага и его семя покидает мое тепло. Я сжала бедра вместе, не желая, чтобы хоть какой-то след от него исчез.

— Валери, поговори со мной, — настаивал он, тыча меня в кончик носа.

— Это у меня в генах. Моя мать глухая с самого рождения. В одиннадцать лет мне сказали, что в конце концов я тоже оглохну. Моей сестре тогда было шесть лет, но ей тоже поставили диагноз. Они дали мне приблизительно пять лет, прежде чем я начну терять слух, и, возможно, через два года после этого я полностью оглохну, — медленно объяснила я.

Пока я говорила, Виктор не переставал прикасаться ко мне. Будь то его пальцы, рисующие случайные узоры, или его губы, скользящие по моей коже, он всегда прикасался ко мне.

— Вот почему я умею читать по губам. Моя мать тоже читает по губам. Это трудно, но я тренирую свой мозг с одиннадцати лет. Когда я не была глухой, учиться было легче. Я слушала и следила за губами одновременно, пока не привыкла к этому, и голос просто сливался с фоном, и я слушала, просто читая по губам. Я также знаю язык жестов, — продолжала я.

— Когда ты стала глухой? — спросил Виктор, нежно касаясь кончиками пальцев моего уха.

Я на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить даты. — Года три назад, наверное. Я так думаю.

— Доктор ошибся, — сказал он с легкой улыбкой на губах.

Я кивнула. — Я слышала дольше, чем они думали. Я очень медленно теряла слух; прошло всего шесть месяцев, когда я заметила это. Но потом…

Слова застряли у меня в горле, и я с трудом сглотнула, когда воспоминания нахлынули на меня.

— Что случилось?

Я уткнулась головой ему в грудь, всхлип застрял у меня в горле. — Валентин…я почти ничего не помню. Это была плохая ночь. Он ударил меня, и случайно моя голова сильно ударилась о столб кровати. Я потеряла сознание и очнулась через два дня…Я ничего не слышала, когда проснулась. Как бы громко я ни кричала, я ничего не слышала. Ни слов. Ни звуков. Была просто тишина. За несколько дней я перешла от нормального слуха к полной тишине.

Рука Виктора сжалась вокруг меня, заключая в свои объятия. — Я знаю, что в конце концов должна была оглохнуть. Это должно было случиться. Но мне все равно кажется, что он лишил меня слуха. Может быть, если бы я не ударилась о столб кровати, мой слух продержался бы дольше…хотя бы на несколько месяцев.

Он отстранился и заставил меня посмотреть ему в лицо. — Ты страдаешь? Быть глухой…ты ненавидишь это?

Моя рука поднялась, чтобы коснуться его щеки, потирая его грубую щетину. Мое горло снова начало болеть от того, что я слишком много говорила, но я продолжала говорить. Для Виктора.

— Нет. Я научилась принимать это и быть счастливой. Я глухая…но не сломлена. Это часть меня. И в каком-то смысле я нашла в этом силу. Потому что тогда, мне не нужно было слышать его жестокие слова. Удивительно, но тишина прекрасна.

Виктор ждал…потому что он знал, он просто знал, что “но” придет.

— Но сейчас я хотела бы услышать тебя. Больно не слышать тебя. Или звука твоего сердцебиения.

Глаза Виктора потемнели, и наши лбы успокаивающе соприкоснулись. — Если бы я мог исполнить твое желание, я бы его исполнил. Черт, я бы даже отрубил себе руку, чтобы исполнить твое желание. Я бы устроил кровавую бойню — только бы исполнить твое желание, мышка.

Покачав головой, я не могла не улыбнуться его словам. — Мне не нужно, чтобы ты устраивал для меня кровавую бойню.

При моих словах Виктор улыбнулся…мрачной зловещей улыбкой. Она была быстрой, а потом исчезла, как будто её никогда и не было. Как будто она была лишь моим воображением. — Почему ты перестала говорить?

Я закрыла глаза от его следующего вопроса.

— Ему нравилось, когда я кричала от боли. Это был его наркотик. Мои крики были его властью надо мной. И после того, как я потеряла слух, моя речь тоже изменилась. Я не могла контролировать, как громко или тихо я говорила, как сейчас. Он сказал, что у меня отвратительный голос.…это прозвучало странно. В конце концов, я поняла, что моя сила заключается в моем голосе. Если я его заберу, он не выиграет. Он не сможет меня контролировать. Каждый раз, когда он умолял меня закричать, а я не кричала — я побеждала.

Виктор притянул меня ближе к себе, пока мы не прижались друг к другу. — Ты слишком долго оставалась безмолвной, когда таковой не являлась. Ты такая сильная, Валери. Ты это знаешь?

Я пожала плечами, услышав его слова. — Ты сильная, мышка, — выдавил он.

Мы оба погрузились в молчание, наслаждаясь этим моментом. У меня голова шла кругом. Столько всего произошло. Мы с Виктором… а потом я снова обрела голос.

В конце концов Виктор отстранился и пошел в ванную. Через несколько минут он вернулся со стаканом, наполненным водой. Я выпила его без всяких вопросов.

— У тебя болит горло, — констатировал он. Не вопрос, а простой факт.

Я кивнула, ставя стакан на тумбочку. Виктор снова забрался в постель и накрыл нас одеялом. Без колебаний я свернулась в его объятиях, и мы прижались друг к другу.

Наш взгляд не дрогнул, и сон медленно начал просачиваться в мое томное тело. Виктор поцеловал меня в нос, прежде чем заговорить.

— Почему ты заговорила для меня? — спросил он. Я представила, как он шепчет эти слова — наш секрет.

Я открыла рот, чтобы ответить, но горло обожгло, и я закашлялась, когда слова не выходили. Быстро выудив из ящика блокнот и ручку, я начала записывать.

Улыбка тронула мои губы, когда я держала его ручку, пока мои пальцы скользили по бумаге. Воспоминания — наши мгновения промелькнули у меня перед глазами.

С этого всё и началось. Так мы стали собой. Когда наши сердца решили танцевать друг для друга.

Потому что ты заслуживаешь моего голоса. Ты заслужил это, Виктор.

Виктор прочитал мои слова и сплел наши пальцы вместе. — Это всё, о чем ты мечтала?

Моя улыбка стала шире от его вопроса. — Это…гораздо больше.

Слова едва слетели с моих губ, когда Виктор начал целовать меня. Мы целовались, пока у нас не перехватило дыхание. А потом мы просто обнимались.

Наши глаза закрылись…и меня наполнил покой.

Это гораздо больше.

Я сказала правду.

Потому что на самом деле это гораздо больше.

Это была моя мечта. Мой первый раз.

Мой первый раз был не тогда, когда Валентин украл мою девственность и протолкнул свой член внутрь меня, прорвав мой барьер. Мой первый раз был не тогда, когда я плакала в агонии и умоляла его остановиться.

Мой первый раз был не с мужем.

Это был мой первый раз.