Неизменный

Я не могла сказать ни слова. Я и не хотела ничего говорить. Я просто хотела провести остаток ночи, впитывая эти слова, прокручивая их в снова и снова в голове, пока, наконец, не убедила бы свое сердце поверить в них. Как… как он мог ожидать, что я оправлюсь от этого?

— Я люблю тебя, Шестёрка. Я думаю, что полюбил тебя ещё в том переулке. Я думаю, что всегда буду любить тебя. — Я прикусила нижнюю губу и попыталась выровнять дыхание. Я отчаянно пыталась взять себя в руки, не рухнуть в кучу благоговения, эмоций и надежды. Чем я заслужила любовь этого мужчины? Как я смогла полюбить его в ответ? Как это могла происходить в моей реальной жизни? Никогда ещё не было такого задания, которое могло бы сравниться с этим моментом. Ни всплеск адреналина, ни бесценный трофей, ни одного единственного момента во всей истории, который мог бы быть таким особенным, как этот. Он принял мое молчание за отказ. Взглянув на ковер, он спросил:

— Не слишком ли рано говорить все это? Я хотел подождать…

— Нет, не слишком, — прошептала я, едва обретя дар речи. Мои онемевшие пальцы обхватили его лицо, уговаривая его снова на меня взглянуть. — Совсем не рано. — Мне пришлось глубоко вздохнуть и набраться храбрости, но, наконец, я смогла признаться ему. — Думаю, что полюбила тебя с того же самого дня. Я думаю, что всегда любила тебя. Я не могу вспомнить дня, когда бы я этого не делала. До тебя я был несчастливой и злой. А потом появился ты, и мне показалось, что я наконец-то нашла…

— То, ради чего стоит жить, — добавил он, и его слова навсегда поселились в моем сердце, наполняя мою душу удовлетворением, о существовании которого я и не подозревала.

Я понимала, что он только что признался, что любит меня, но неуверенная в себе девушка, которой в глубине души я была, все равно ожидала отказа. Вместо этого я получила самого красивого парня, улыбающегося самой красивой улыбкой. Всё тело Сойера расслабилось, таким его я раньше никогда не видела. Он был теплым, сверкал, как бриллиант и, в тоже время, излучал умиротворение. Было ощущение, что моё ответное признание в любви открыло доступ к совершенно новой его части, части, которую он даже не осознавал.

Его голова склонилась, чтобы встретить мои губы, которые уже были на пути к его губам. Его поцелуй был нежным, медленным, до боли осторожным. Его ладони опустились мне на плечи и скользнули вниз по рукам, осторожно лаская мое тело по пути.

В этом поцелуе было так много сладкого поклонения, что я не знала, смогу ли пережить его. Ко мне никогда раньше так не прикасались. Никогда ещё меня так не целовали.

Его рот был полон теплого соблазна, когда он двигался по моему. Моё сердце трепетало в согласии, когда он повел нас в спальню, снимая по пути части нашей одежды. Наша обувь осталась в прихожей. Его куртка висела на спинке дивана. Его ремень на полу у ванной. Его рубашка и мое платье в ногах кровати.

Он уложил меня спиной на пушистое одеяло и медленно снял с меня чулки. Я лежала в лифчике без бретелек и крошечных трусиках и, затаив дыхание, ждала, когда он накроет меня теплом своего тела.

Он опустился на меня сверху, как мальчик, которому преподнесли лучший подарок в его жизни. Его глаза светились истинной любовью, руки дрожали от сакральности момента. Его рот двигался по моему телу, пробуя на вкус каждый мой дюйм, целуя, облизывая и обожая меня, как будто ранее у него никогда не было чего-то настолько замечательного.

Остальная наша одежда быстро испарилась, и мы остались голыми и отчаянно нуждающимися друг в друге. Я всё ещё дрожала. Я не могла остановиться.

Никогда прежде я не заходила с парнем так далеко. Я никогда не была так близка или открыта с кем-то. И всё же он заботился обо мне, пока мы тщательно исследовали неизведанные территории.

Его пальцы сначала погрузились в меня, унося меня в пропасть, о существовании которой я и не подозревала. И как раз в тот момент, когда я подумала, что не смогу продержаться ни секунды дольше, он изменил тактику. Я смотрела, как он надевает презерватив, не переводя дыхания.

— Ты делала это раньше? — спросил он, его пристальный взгляд держал меня в плену.

Я покачала головой.

— Нет.

Выражение его лица смягчилось, углубилось, все его тело напряглось в предвкушении. Затем он навис надо мной, шепча обещания и признания в любви, а затем медленно вошёл в меня. Он остановился, когда преодолел барьер, и я вздрогнула, когда он поцеловал мою грудь, ключицу и все места, до которых смог дотянуться, успокаивая боль и в тоже время создавая новую.

— Сойер, — прошептала я, нуждаясь в том, чтобы он двигался, сделал что-то ещё, кроме того, чтобы довести меня до грани безумия. — Люби меня, — умоляла я безо всякого стыда.

Он поднял голову, и наши взгляды встретились, нашли друг друга в темной комнате, отказываясь отпускать.

— Я всегда буду, — поклялся он. Но он не начал двигаться сразу. Вместо этого его рот прижался к моему, выжигая это обещание на моих губах, делая его неизменным.

Когда, наконец, он приподнял бедра, только для того, чтобы ещё глубже проникнуть в меня, я ахнула от ощущения. Я и не подозревала, что существует нечто подобное… Я и не подозревала, что может быть так хорошо.

Мы были клубком похоти и чего-то более глубокого, чего-то вечного. Мое дыхание сбивалось и сбивалось, пока я, наконец, не перелетела через край ослепительного света. Мои ноги невероятно туго обхватили его талию, а мои ногти впились ему в спину, хотя я даже не осознавала этого. Он догнал меня, двигаясь быстро, жестко, глубоко.

— О, Боже, — выдохнула я. И та же самая прекрасная симфония света, ощущений и напряжения до каждой единой мышцы произошла со мной во второй раз.

Когда я вернулась на землю, он всё ещё был надо мной и во мне, наблюдая за мной с нескрываемым благоговением на лице. Я рассмеялась дрожащим, застенчивым, нервным смехом…

— Вау, — прошептала я.

Я была клубком ватных конечностей и согретых мышц, но он по-прежнему оставался серьезным, как, впрочем, и всегда, наблюдая за мной с той же проницательностью.

— Я никогда не буду прежним, — сказал он, его голос был грубым, словно гравий. — Ты сделала со мной что-то такое, что невозможно будет исправить.

У меня не было сил быть такой же серьезной, как он. Вместо этого я приподнялась на локтях и поцеловала его в уголок рта.

— Я буду нежной.

Наконец он перевернулся, притягивая меня к изгибу своего тела. Я лежала, слушая тяжелое биение его сердца, и улыбалась своей победе, о желании которой и не подозревала.

— Мне не нужно, чтобы ты была нежной. Мне просто нужно, чтобы ты осталась со мной. Не оставляй меня, Шестёрка. Я этого не переживу.

Я прижала руку к его сердцу, наслаждаясь этим ощущением, таким широко открытым, таким абсолютно знакомым. Но я понимала, что он имел в виду. Я бы тоже этого не пережила. Не после того что произошло.

Только не после этого.

Затем мы привели себя в порядок, а потом снова нашли друг друга в постели. Я прижималась к нему, наслаждаясь ощущением его обнаженного тела рядом со мной — даже когда мы просто обнимались.

— Здесь я чувствую себя в безопасности, — прошептала я ему. Федералы могли искать меня, но в этой комнате я была неприкасаемой. Если бы у них был ордер на арест, я бы разобралась с этим утром. Но здесь, с Сойером, я была в безопасности. Я хотела спрятаться не только от них. От всего этого. От Братвы, от моего отца, от этой работы. Я просто хотела остаться здесь с Сойером навсегда. — Я не хочу уходить отсюда.

Кончики его пальцев гладили мою спину, пробегая вверх и вниз по позвоночнику, убаюкивая меня.

— Мы всегда будем друг у друга, Шестёрка. Для этого нам не нужна комната.

Я закрыла глаза и погрузилась в сон, зная, что он был прав. Теперь мы были связаны на самом глубоком уровне. Мы шли по этой траектории с того самого дня, как встретились. Сегодняшний вечер был огненной кульминацией всего, что было между нами. Фейерверки, взрывы и слияние двух сердец, которые раньше принадлежали двум разным телам. Теперь я держала его внутри себя. И он владел каждым моим дюймом.

Я знала, что мы молоды, и невозможно было предсказать, что ждет нас в будущем. Но я также знала своё сердце. Оно никогда не будет принадлежать кому-то другому.

Я принадлежала Сойеру. Навсегда.