Неизменный

Глава 2

Наши дни

Говорят, старые привычки умирают с трудом. Это объясняло почему в данный момент я грызла ноготь на большом пальце, пытаясь отговорить себя от того, чтобы схватить полулитровую бутылку вишнёвой Колы, которая стояла за стеклом холодильника.

Газировка была для меня вредна.

Я в это верила.

И повторяла себе каждый день.

Но я всё ещё стояла здесь, на заправке, и находилась в конфронтации с самой собой.

— Нет, Кэролайн. Она тебе не нужна.

Разговоры с самой собой были ещё одной дурной привычкой, с которой я не могла расстаться. В конце концов, бормотание себе под нос не приводило к кариесу, целлюлиту или раку.

— Одна бутылка Колы не доведёт тебя до рака, — шепотом я спорила сама с собой.

Я открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь, дотронулась пальцами до гладкого пластика напитка, которого я так сильно хотела. У меня был трудный день. Я устала и находилась в полном истощении. Два отдельных симптома, которые шли рука об руку, но имели совершенно разное происхождение.

Первое — беспокойный ночной сон. Второе — пожизненные часы бодрствования, которые никогда не проходили так, как им положенно.

Задвинув дверцу холодильника, я рывком открыла другую, и достала, наконец, минеральную воду. Может Кола и не способствовала развитию рака, но уж точно помогла бы в образовании целлюлита на моей попе, а он уж точно не нуждался в помощи в этом деле.

Пока я шла к кассе, я рассматривала небольшое пространство, заметив камеры позади головы продавца, которые показывали помещение магазина, заправку и нескольких людей.

Я встала в очередь за женщиной средних лет, со стаканом кофе в одной руке и мобильником в другой, а также с ребёнком, который пытался расплатиться за бензин мелочью и рвал долларовые купюры. Они оба были так поглощены собственными покупками, что и не заметили, как я встала за ними.

Не то чтобы и я этого хотела. Но то, так люди стояли в очереди многое говорило о том, какие они в жизни. К примеру, подростку у прилавка неплохо было бы прекратить тратить все свои деньги на травку и принять душ. Кроме того, если он собирался заплатить за бензин хотя бы двадцатку, то ему не хватало два доллара сорок семь центов.

А у женщины передо мной было двое детей, ну или по крайней мере двое детей, которыми она готова была хвастаться в Инстаграмме, а ещё изменяющий муж и экзема. На плече у неё висела сумочка за шестьсот долларов из осенней коллекции Марка Джейкобса. Она и понятия не имела, как легко было пройти мимо неё на пути к выходу и выхватить бумажник, наполовину свисающий из её сумочки.

Не то чтобы я собиралась делать это.

По крайней мере, теперь.

Но, как я сказала, старые привычки умирают с трудом.

Честно говоря, сейчас я предпочла бы её сумочку, но не её личность.

И уж точно не неверного мужа. Судя по тем сообщением, что она отправляла своей подруге Шерри, которые я читала из-за её плеча, он был тем ещё кадром.

Но не все ли они были такими?

Когда подошла моя очередь, я поставила минералку, маленькую упаковку фисташек, которую я схватила в последний момент, большой пакет мармеладок Swedish Fish и попкорн с белым чеддером на прилавок.

— И ещё тридцать долларов за шестую колонку, — сказала я продавцу.

Он начал пробивать мне чек, пока мои глаза были прикованы к монитору позади него. К счастью они показывали и меня, и людей сзади.

Во мне разгорелся старый инстинкт, и я боролась с желанием пригнуться и спрятать лицо. У безгрешных людей нет причин, чтобы прятаться. Ежедневно обычная американская женщина прогуливается с улыбкой на лице, совершенно не думая о том, сколько камер могли её поймать. Она не рычала на «Большого брата»¹. Она беззаботно разгуливала целый день, не подозревая о том, сколькими способами запечатлевается её жизнь.

Вот такой я была сейчас. В блаженном неведении.

Или, если быть точнее, желала быть в неведении.

— Карта или наличные? — спросил меня парень за кассовым аппаратом.

Я проглотила вечно преследовавшее меня беспокойство.

— Карта.

Вытащив карту из своего, не столь дорогого, как у дамы за мной, зато уж точно гораздо лучше защищённого кошелька, я прочитала выбитые на ней слова — Кэролайн Бэкер, с некой долей обвинительного неверия, впрочем, как и всегда.

Аппарат обработал карту, моргнул о том, что моя покупка была одобрена по сниженной ставке. Из меня вырвался легкий вздох облегчения.

У меня была хорошая работа и стабильная зарплата, но я никак не могла побороть тревогу во время очередной оплаты покупок.

Что если в этот момент моя карта перестанет работать?

Что если в этот момент я пойму, что мой счёт обчистили?

Что если в этот момент они меня найдут? Что если в этот момент они разрушат мою свободную гавань и утащат обратно в ад?

Тогда я столкнусь лицом к лицу с прошлым, от которого с таким трудом убежала?

— Вам нужен чек? — спросил продавец.

Я кивнула.

— Да, пожалуйста.

Доказательство того, что моя карта работает. Доказательство того, что я всё ещё свободна.

Снаружи холодный вечер закружил вокруг моего тела, кутая меня в осень, запах костра и скрипучего горного воздуха. Я улыбнулась сияющему солнцу, опускающемуся за пики голых горных вершин. Был вечер пятницы. Наконец-то.

Я дождаться не могла, когда доеду до дома, стяну с себя эту рабочую одежду и свернусь калачиком под одеялом до самого утра.

Делало ли это из меня старуху? Можно ли было в двадцать пять быть старой?

Полагаю, что нет. Но для меня вечера пятницы были украшением всей рабочей недели. Мои деньки, когда я ходила в клубы, на вечеринки и жила дикой жизнью подошли к концу. Добро пожаловать в однообразие, надёжность и нормальность. В моей жизни нашлось время, чтобы с ними познакомиться.

Я подошла к своему чёрному Murano, размахивая пластиковым пакетом, полным вкусняшек. Я уже было открыла дверь, нажав большим пальцем на дистанционный ключ, когда мой взгляд упал на клочок белой бумаги на лобовом стекле. Всего маленький листочек, но он был целенаправленно помещён со стороны водителя, так, чтобы я его точно увидела.

Во рту тотчас пересохло, и я боролась с желанием начать оборачиваться по сторонам. Чтобы сделал нормальный американец? Каков был протокол для листовок, прикреплённых к вашему окну?

— Прочти её, — прошептала я в ответ самой себе.

Просунув руку в ручки пакета, я вытащила бумажку и прочла её. Хижина в Блэкберне обещала джакузи на каждой террасе и отдельные домики с впечатляющим видом, типичное для этой части Колорадо жильё. Я и без того знала всё об этом курорте. Моя соседка была в нём управляющей.

У меня ускорилось сердцебиение, быстро колотясь в моей груди, несясь наперегонки с адреналином в моей крови. Скомкав бумагу заледеневшими пальцами, я приказала себе не паниковать. Простое совпадение, возможно. Нет, совершенно точно.

Но моё сердце не слушалось.

Засунув листок в карман, я с невозмутимым видом заправила машину. Затем я спокойно опустилась на водительское сидение и завела внедорожник. Позволив ему с минуту прогреться, я, наконец, разрешила себе осмотреть чёрный Мерседес на другой стороне улицы. Ждал ли человек, находившийся в машине, пока я заведу свою? Следил ли кто-нибудь за мной?

Я уперлась лбом в руль и попыталась дать себе рациональные ответы на свои же вопросы. Я просто хотела отправиться домой, натянуть штаны для йоги и напомнить себе, что никакие чёрные Мерседесы меня больше не преследуют. Только вот прямо домой я не поехала.

Вместо этого я наматывала круги по маленькому туристическому городку Фриско в Колорадо, пока не могла больше ехать, пока не поняла, что обо мне будут переживать, если я не объявлюсь дома. Потребовались все мои силы, чтобы сменить направление, а не проездить всю ночь напролёт. Подальше от этого города, от этого штата и от этого ненавистного клочка бумаги, который неприметно лежал в моём кармане.

Хижина в Блэкберне.

Хижина не имела для меня никакого значения, кроме того, что там работала Франческа. Это был очередной дорогой курорт, полный туристов. Но в уголке была надпись от руки, корявым почерком, которая говорила о чём-то более зловещем. Я не узнала почерк и не знала, что эта надпись означала. Или предназначалась ли она для меня. Я знала только, что мне это не нравится.

«Где он?» — вот что там было написано.

Это могло быть послание для кого угодно и о ком угодно. Вовсе не обязательно, что оно было адресовано мне.

К тому времени я, наконец, заставила себя отправиться домой, я практически поборола инстинкт спастись бегством, пусть даже и не до конца.

Паника была обычной для меня эмоцией. Я никогда не теряла бдительность. Я никогда не могла чувствовать себя комфортно здесь, как бы сильно я ни любила этот город, расположенный в живописной долине, со всех сторон окружённой скалистыми горами. Я никогда не могла почувствовать себя в достаточной безопасности, в достаточном спокойствии или в достаточном уединении.

Было слишком много поводов для беспокойства. Слишком многие были во мне заинтересованы.

Поэтому-то я и не могла бросить всё и бежать. Я была втянута в невозможную игру, балансируя между прежней жизнью и той, что я выкроила для себя сейчас. Я не владела прежними ресурсами. И прежними возможностями.

К тому времени я свернула на свою улицу. Я убедила себя, что то послание было не для меня. Я мысленно вернулась на стоянку у заправки и вспомнила каждую белую листовку на каждой машине. Это была случайность.

Простая ошибка.

Причина, по которой я знала это, была проста: если бы эта записка действительно предназначалась мне, я бы уже была мертва.