Группа дополнительных занятий

Элин светски улыбнулась и сказала, что понимает. Позади остаются те, кому некуда идти и кого никто не ждет.

Нейл, пятясь задом, выбрался из комнаты внаклонку, домыл у порога, выволок ведро, бросил тряпку. Распрямился, огляделся. Сказал без особенного удивления:

– О. Наши стройные ряды не так стройны.

– Вам наверняка тоже пора, – сказала Элин. – И я вас не виню.

– Напротив, – сказал Нейл, – я бы хотел остаться.

– Вот как? А с вас не требуют отмечаться где-нибудь или что-то подобное?

– С меня требуется не покидать города и не делать зла, – сказал Нейл, – в остальном я свободен.

– Неужто вы решили использовать эту свободу на пользу ближнему?

– Есть ли на свете более благодатное для души времяпрепровождение?

Элин усмехнулась. Нейл попросил подождать, пока подсохнет, и ушел выносить ведро. Элин села на лавку и принялась в красках представлять, как вернется домой госпожа Немет или, еще хуже, минейр Йеспер, вернется к полному дому чужаков. Уже менее полному, но все равно. И, даже если они успеют убежать, к следам, что здесь кто-то был.

Однако странно, что Резель бросили в таком состоянии одну.

А с другой стороны, подумала Элин и подперла щеку рукой, ничего в этом странного и удивительного. Как она успела узнать, людям без состояния нужно крутиться.

Значит, все-таки зараза. Или Ферик не говорит. Элин встала, заглянула в комнатку. Резель перевернулась на бок и сбилась в комок. Элин подавила желание пройтись по мокрому и укрыть ее всем, что найдется в доме, отошла со сквозняка. Вроде бы, нигде нет крови, а ведь должна быть, наверное, кровь от страшных манипуляций.

– Я понимаю ваше беспокойство, – сказал Нейл за спиной, – но, скорее всего, все обернется благополучно.

– Откуда вы знаете, что это инфлюэнца? – спросила Элин, не поворачиваясь.

Нейл загремел чем-то у печи, потом скрипнула скамья.

– Я не знаю наверняка, – ответил Нейл, – но я видал подобные симптомы. И такие же описаны в книгах, которые я имел удовольствие держать в руках.

– Вы присутствовали при смерти дяди?

– Дяди?

Элин повернулась к нему. Нейл выпрямился на скамье. Сказал спокойно:

– Ах, дяди. Нет, не довелось.

– Тогда кто-то еще болел рядом с вами? Или вы сами?

– Можно и так сказать, – ответил Нейл.

Элин прошлась от двери до стола, растерла руки. Сказала:

– Вы, друг мой, весьма скрытны. Есть ли к этому существенный повод?

– А есть ли существенный повод к вашему любопытству? – спросил Нейл. Откинулся к беленой стенке очага, устроил руки между коленей. – По-настоящему скрытная персона не станет рассказывать тайное. Даже если вы попросите.

– Тогда выходит, я напрасно стараюсь.

Нейл усмехнулся и странно тряхнул рукой, словно раскрывал веер.

Сказал:

– Отчасти напрасно, потому что моя жизнь не содержит тайн, которые были бы занимательны моим дорогим приятелям по учебе.

– Но вы не раскрываете даже того, что обычно не держат за тайну, – сказала Элин. – Почему вы выбрали учиться на брата милосердия?

– Потому что мне знакомо это поле.

Отсюда и медицинские книги, подумала Элин. Отсюда и инфлюэнца.

– Каким же образом оно вам знакомо?

Нейл помолчал, откинул к очагу и голову, уперся затылком, и глядел теперь под потолок. Пробормотал:

– Я вижу здесь какие-то травы, но не уверен, что это нужные нам.

Элин быстро оглянулась на пучки трав под потолком, в одном узнала укроп, и сказала с недовольством:

– Если вы думаете меня отвлечь...

– О, нет, – сказал Нейл, – я не посмел бы. Видите ли, мефрау, до... всего этого я был нанят у одного весьма именитого доктора, записывал за ним рецепты, указания для больных, вел журналы, описывал симптомы и течение болезней. У него на это не бывало времени, все бумаги вел я. Зарисовывал раны и пораженные органы для будущих книг, бесценный, поверьте мне, материал. Память у меня хорошая, поэтому я многое запоминал.

Совсем не страшная история, подумала Элин. Спросила:

– Выходит, вы наводили туману исключительно чтобы произвести впечатление загадочной особы?

Нейл склонил голову, свесив волосы на лицо. Элин подошла и села рядом. Нейл подвинулся.

– Говорите, инфлюэнца?

– Я не уверен, – сказал Нейл, – но нашему уважаемому целителю, кажется, нет особой разницы, от какой заразы пользовать.

Он задумался и облизнул зубы.

– Неужели ваш приятель не смог вас защитить от страшных казней? – спросила Элин.

– Приятель?

– Допустим, я откуда-то знаю, что вы с господином магистром кое-какого ордена знакомы и даже более.

– Допустим, – сказал Нейл ровно, – вы ошиблись.

– Как жаль, – сказала Элин, – я уж было подумала, что у нас сегодня вечер откровенности.

– Тогда, если откровенно, мефрау, – сказал Нейл, – окажите мне услугу, не думайте об этом и не вспоминайте. Так вы сделаете добро себе, мне и бессчетному количеству людей.

Элин промолчала. Вот, значит, какова ваша тайна, вот, значит, где пролегают запретные территории, на которые разговору лучше не заходить.

Ничего, впрочем, удивительного. Там, где замешан целый магистр, наверняка что-то большое.

Либо это ей кажется сейчас, как кажется огромным скрытый сумерками и туманом дом. При свете дня – обычная халупа. Наверняка они просто состояли в связи за спиной супруги этого самого магистра, от бабули Нейла, сердцеедки, можно этого ожидать.

– А если вы не желаете услужить мне этой безделицей, – сказал Нейл, не дождавшись ответа, и голос у него был не просто взрослый, а какой-то нечеловеческий, – считайте, что таков отдарок за исключительную быстроту, с которой был забыт некрасивый инцидент. Помните? С молниями.

Помню, подумала Элин. Он приходит мне во снах, и часто со мною нет Резели, а есть только темнота, из которой на меня выходят несколько, а бежать от них некуда.

Сказала:

– О.

– Ужели вы думаете, мефрау, – продолжал Нейл, – что он рассосался сам собою? И что благорасположение к вам Ири... магистра – спонтанно? Или вы полагали, что это ваша невиновность сделала дело, и вы никому ничего не задолжали?

– Как прекрасно, – сказала Элин и встала, – что мне предъявляют счета уже после того, как я совершила сделку, о которой и не знала. Вам не стоило себя утруждать. Правосудие как-нибудь различило бы правду и ложь.

– Правосудие, – сказал Нейл, – напрямую зависит от того, что вы считаете верным и какой властью владеете, чтобы сделать это верным и для всех остальных. И есть ли у вас в этом союзники.

– Быть может, поэтому у нас так мало надежды на закон? – рассердилась Элин.

Нейл рассмеялся гулко, хлопнул себя по коленям. Сказал:

– Как это развлекательно, нам следует делать это чаще.

– Что именно?

– Встречаться с народом. Положительно, мы слишком долго были от него оторваны.

Какой я вам народ, подумала Элин зло. Сжала кулаки. Сказала:

– Демагогию в сторону, я не знала, что вы с меня потребуете. Хотя должна была догадаться.

– Не требую, – сказал Нейл, – а смиренно прошу. Молчание по этому маленькому вопросу – не слишком большая для вас ноша? Вы, надеюсь, не успели еще никому?..

Элин помотала головой. Подумала: профессор Моленар тоже настаивал на молчании.

Разжала кулаки и сказала:

– Не могу отказать моему освободителю. Но на этом моя благодарность иссякает. Я, тем не менее, остаюсь вам признательна за вмешательство.

– Кажется, так принято в теплых компаниях? Стоять за своих. Прекрасная традиция.

Теперь я сомневаюсь, что дела ваши вам продиктовали товарищеские чувства, подумала Элин. Улыбнулась холодно и ушла к Резели.

Та так и свернулась на боку, подтянув к себе колени. Элин присела на кровать, подышала стылым воздухом, осторожно приподняла рубаху, заглянула Резели сзади. Бедра и прилегающие области были чистые. Элин выдохнула, пощупала Резели лоб, руку, ужаснулась, вскочила закрыть окно. Хорошо, что брат с сестрою оказались неправы. Это всегда хорошо, когда они неправы, потому что придумывают ужасы один страшнее другого. Бывали бы они правы – мир был бы диким местом. Элин стащила со спинки кровати одеяло с мокрым пятном, перевернула им кверху, укутала Резель, тщательно подоткнула края. Погладила по волосам, собрала их, скрутила аккуратно.

Глянула на дверь. Нейл стоял в проходе. Поймал взгляд Элин, развернулся и вышел. Силуэт его мелькал то в одном углу, то в другом, однажды он сходил на улицу и вернулся с котелком. Плеснул у порога, загремел в очаге, а потом возился на полу с тряпкой.

Элин наглаживала волосы Резели и плечи под одеялом, смотрела неподвижно, так, что переставала иногда видеть, и приходилось моргать. Сказала шепотом:

– А Нейл наш не так прост. – Нагнулась, рассматривая знаки под ногами. Барьер и убийство малейших форм в воздухе и вне тела. Пол госпиталя был покрыт похожими, только вырезанными на дереве, а на нижнем этаже – в камне. Элин подвинулась на кровати дальше, привалилась к спинке, положила руку между нею и макушкой Резели и, поглаживая волосы, сказала неслышно: – Не то, чтобы мы когда-либо думали, что он прост.

Резель что-то простонала во сне и повернула голову на подушке. Элин огладила ладонью влажную наволочку, приподняла Резель голову, перевернула подушку сухой стороной.

Глаза стали слипаться, Элин вяло подумала, что сонное заклинание пропитало всю кровать. Скинула туфли, забралась на кровать с ногами, подвинув Резель к стенке. Обняла ее поверх одеяла и устроила щеку рядом с подушкой.

– Мефрау Богнар?..

– Я сейчас встану, – пробормотала Элин, – я на минутку.

– Я только хотел спросить, не хотите ли вы чаю.

– Хочу, – сказала Элин и закрыла глаза.

Разбудила ее возня. Элин повторила: чай было бы прекрасно, зевнула, подняла голову с подушки. В комнате было темно, единственная тусклая лампа куда-то делась. Элин ощупала ком одеяла рядом с собою, обнаружила под ним Резель, ощупью нашла ее щеку, сунула пальцы к носу. Потом, радуясь, что никто не видит, облизнула один, снова сунула. Резель дышала медленно и тихо. Элин скатилась с кровати, больно наступила на туфлю, поджала ногу, сердито дыша. Обулась, ощупала голову, распустила волосы, отделила прядь справа, чтобы прикрывала глаз, скрутила на затылке и заколола заново. Погоняла во рту слюну. Удивилась, что не кисло, как обычно со сна.

Зато точно так же, как утром, тянет уединиться.

Элин прислушалась у двери, узнала голоса, приоткрыла створку. Высунулась в щель.

Спросила:

– Чаевничаете?

Кенан пробубнил что-то с набитым ртом, Конла отхлебнула из кружки, а Нейл сказал:

– Смею напомнить, я вас приглашал.

Терпеть становилось с каждой секундой невыносимее, и Элин не стала перечить. Сдерживаясь, чтобы не припустить бегом, прошла мимо стола, который они разобрали и оттащили от стены, выбралась в темный коридор и следом – на улицу, в ночь. Деревья приглушали голоса, Элин словно оказалась в лесу, и мгновенно потерялась. Поплутав, наткнулась снова на стену дома, пошла вдоль нее. По запаху обнаружила место примирения с собою.

Руки вымыла в бочке, наплескав впотьмах на юбки. Обогнула дом, то и дело влезая с дорожки в траву, взобралась на крыльцо, и тут ее толкнули. Элин вскрикнула, нападавший ругнулся, Элин, перекрикивая стук заспешившего сердца, сказала: