Корсар

* * *

Он прожил нелюдимым, с глазу на глаз с одной лишь Хуаной, которую он принудил жить так же нелюдимо. И, действительно, ни разу за все это время не видела она человеческого лица, если не считать трех ее невольниц-мулаток. Да и то одну из этих невольниц Тома убил в минуту гнева и, убив ее, решительно отказался купить другую: «Довольно двух сводниц, и эти-то две лишние».

«Горностай» эти восемь недель стоял на якоре у острова Вака, ни разу не снявшись для каперства или крейсерства. И Луи, постоянно моля Бога о спасении их всех, не знал, радоваться ли ему столь долгой передышке от кровавых обычаев предшествовавших недель или еще больше трепетать за будущее, опасаясь всего этого мрачного одиночества, в котором замкнулся Тома: ибо Тома, бесспорно, должен был когда-нибудь выйти из него, ужаснее и смертоноснее прежнего.

Так й случилось на самом деле, как это и предвидел Луи Геноле. В некий сентябрьский вечер, — надо было справиться в календаре, чтобы отличить сентябрь от января или от марта, так как все времена года одинаково жгучи и ясны в Вест-Индии, — в некий, стало быть, вечер матросы, занятые по обыкновению выпивкой и игрой, сильно подивились, заслышав неожиданно голос капитана, которого мало кто решался ослушаться. Тома, повелительный, обуреваемый странной и внезапной торопливостью, распоряжался отходом. По его приказанию якорь был поднят, паруса отданы, выбраны, поставлены, реи обрасоплены — и двинулись в путь. Через три дня на траверсе Кай де лас Досе Легвас остендский трехмачтовик, груженный в Картахене Индийской и направлявшийся в Европу, попался навстречу, был атакован, захвачен. И Тома проткнул своей собственной шпагой всех остендских парней за то, что один из пятнадцати перед тем, как сдаться, выстрелил из пистолета…